Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 25

— Значит, ты ни в чем не виноват, — властно отрезал Шаповалов, ставя чашку на стол. — Прекрати панику. Ты стал жертвой ее манипуляции, не более того.

— Но я должен рассказать полиции… Я соучастник!

— Рассказывай, если хочешь, — я пожал плечами. — Но это лишнее. Ты ни в чем не виноват. Борисова использовала тебя втемную. Твое признание ничего не изменит, кроме того, что ты выставишь себя идиотом.

Фролов немного успокоился, хотя все еще выглядел убитым. Его трясло, но уже не так сильно.

— Так, — Шаповалов властно хлопнул в ладоши, прерывая гнетущую тишину. — Всем за работу! Хватит обсуждать. В больнице эпидемия, а вы тут сплетни собираете. А тебя, Илья, — он снова обратился ко мне по-деловому, — положен выходной. Ты пережил достаточно для одного дня.

Я не стал спорить.

Честно говоря, я чувствовал себя выжатым как лимон. Ритуал связывания с Фырком отнял больше сил, чем я ожидал, а схватка с Борисовой, хоть и была короткой, истощила нервную систему до предела.

Выходя из больницы, я глубоко вдохнул прохладный утренний воздух, пахнущий озоном после недавней грозы и легким запахом сырой земли. Чувствовалось облегчение, но оно было горьким.

— Слетай проверь Ашота, — мысленно позвал я Фырка, который до этого момента молча парил рядом со мной. — Как он там?

— Да, капитан! — фамильяр исчез с молниеносной скоростью. Он вернулся через минуту, материализовавшись прямо у меня на плече. Его маленькие глазки-бусинки светились энергией. — Стабилен. Изменений нет. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. Крепкий мужик.

— Хоть что-то, — вздохнул я, продолжая брести по освещенной фонарями улице.

Мы шли в тишине, я — физически, Фырк порхал рядом, невидимый для всех остальных, кроме меня.

— Нужно найти того, кто избил Ашота, — сказал я, озвучивая мысли, которые не давали покоя.

— Вот этим я и займусь! — Фырк буквально подпрыгивал от восторга. — Я теперь могу летать по всему городу! Давно так не делал! Соскучился! И вообще, теперь я не привязан к больнице, а привязан к тебе. Это куда интереснее!

— Хорошо, — я усмехнулся. Его энтузиазм был заразителен. — Начни с того района где он торговал шаурмой, а дальше проследи за местными диаспорами.

— Понял! — Фырк сделал в воздухе мертвую петлю от восторга. — Наконец-то настоящее дело! А не эти ваши скучные диагнозы! Лечу!

Бурундук исчез, превратившись в невидимое пятнышко на фоне неба, а я побрел домой. Усталость накатывала тяжелыми, свинцовыми волнами, угрожая сбить меня с ног. Каждый шаг требовал усилий.

Дома меня встретила Вероника. Она уже не спала, ожидая моего возвращения. Едва я успел войти, как она бросилась ко мне с порога, обнимая крепко, почти до боли.

— Илья! Я уже все знаю! Девочки-медсестры написали! — ее голос дрожал от волнения. Она обняла меня крепче, потом отстранилась, осматривая с ног до головы, словно проверяя целостность. — Ты точно в порядке? Не ранен?

— Все хорошо, — заверил я, чувствуя, как ее тепло разливается по телу, снимая часть напряжения. — Просто устал.

Вероника решительно взяла меня за руку и, не дав возразить, потащила в спальню.

— Спать. Немедленно. Ты еле на ногах стоишь.

Она была права.

В обычной ситуации после такого дежурства я бы терпел до ночи, чтобы не сбить режим сна. Но сейчас… Ритуал с Фырком высосал из меня слишком много энергии.

Да и нервное напряжение от схватки с Борисовой, от пережитого стресса давало о себе знать. Сопротивляться не было ни сил, ни желания.

Я лег на кровать и не заметил, как провалился в глубокий, целительный сон. Последнее, что помню — нежные руки Вероники, укрывающие меня теплым одеялом, и ее тихий вздох у моего виска. Мой личный, абсолютно надежный тыл.

Алина Борисова сидела на жесткой, холодной койке в камере предварительного заключения. Серые бетонные стены, казалось, медленно сжимались, выталкивая затхлый воздух.

Маленькое зарешеченное окно под самым потолком пропускало лишь узкую, пыльную полоску дневного света, которая бессильно растекалась по грязному полу. К казенной еды — серой, безвкусной каши в алюминиевой миске, — которую ей принесли час назад, она так и не притронулась.

Конец. Это конец. Он меня не вытащит. Он избавится от меня как от сломанного, скомпрометированного инструмента.

Внезапно в коридоре загремели шаги, и тюремный замок лязгнул с противным, режущим слух скрежетом. В дверном проеме появился молодой полицейский — младший сержант, судя по погонам.

Парень лет двадцати пяти, с наглой, самодовольной ухмылкой на небритом лице. Это был не тюремщик. Это был один из них.

— Ну что, красавица, — он прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. — Готова поговорить?

Борисова медленно подняла на него холодный, ничего не выражающий взгляд.

— О чем?

— Не прикидывайся дурочкой, — сержант лениво оттолкнулся от косяка и шагнул в камеру, прикрыв за собой тяжелую дверь. Атмосфера мгновенно стала еще более гнетущей. — Ты сама знаешь, какую информацию от тебя ждут. Старик хочет знать, что именно ты успела раздобыть.

— Ничего я не раздобыла, — Борисова отвернулась к стене, демонстрируя полное безразличие, хотя сердце у нее колотилось, как пойманная в клетку птица.

— Да ладно? — полицейский присел на корточки прямо перед ней, заглядывая в лицо. От него пахло дешевым табаком и властью. — И про Разумовского ничего не нашла? Про все наши дела в больнице?

— Я не дура, чтобы топить себя еще глубже, — процедила она.

— Значит, нашла. Успела, — удовлетворенно кивнул сержант. — Это хорошо. Но старику нужны информация. А она есть теперь только у тебя.

— Передам только лично ему! — отрезала Борисова, пытаясь перехватить инициативу.

Полицейский громко рассмеялся.

— Ты че, совсем охренела? — его голос стал жестким, ухмылка сползла с лица. — Не ты тут устанавливаешь правила игры! А он!

— Пусть вытаскивает меня отсюда! — Борисова вскочила с койки, в глазах ее сверкнула ярость отчаяния. — Я выполняла все его поручения! Он обязан!

— Вряд ли, дорогуша, — сержант медленно поднялся, покачав головой. — Ты облажалась. Попалась. А старик не любит неудачников. Так что тебя ждет только смерть. Несчастный случай в камере. Или самоубийство от глубокого раскаяния. Варианты есть.

Борисова побледнела. Волосы на ее голове буквально встали дыбом от ледяного ужаса. Она знала — это не пустые угрозы. Архивариус действительно мог организовать ее смерть прямо здесь, в следственном изоляторе, и никто бы даже не стал разбираться.

Сержант, выполнив свою миссию, уже направился к выходу, когда она, собрав последние остатки воли, окликнула его.

— Подожди!

Он обернулся, лениво приподняв бровь.

— Что, передумала?

Думай, Алина, думай! У тебя есть только один козырь. Один-единственный. Разумовский.

— А что если… — Борисова облизнула пересохшие губы, и ее голос стал низким, заговорщицким. — Что если есть девочка, которая знает больше положенного?

Весь вчерашний день я проспал, а вечер… вечер провел с Вероникой. Тихий и уютный.

Но все когда-то заканчивается и вот на следующее утро я сидел на кухне, за столом, а девушка хлопотала у плиты, раскладывая по тарелкам румяные, шипящие драники. Запах жареной картошки смешивался с горьковатым ароматом свежесваренного кофе, создавая ту самую простую, почти осязаемую атмосферу домашнего уюта, которой мне так отчаянно не хватало в этой, вечно спешащей жизни.

— Держи, — Вероника поставила передо мной тарелку с аккуратной горкой драников, рядом — маленькую пиалу с густой, деревенской сметаной. — И сырники на десерт. Нужно восстанавливать силы.

— Ты меня балуешь, — искренне улыбнулся я, подцепляя вилкой первый, обжигающе-горячий драник и щедро окуная его в сметану. Вкус был идеальным. Простым и настоящим.

— Она тебя балует! — раздался возмущенный, почти истеричный писк откуда-то сверху. — А где мое печенье⁈ Где моя законная доля за ночные подвиги⁈