Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 24

— Господин инквизитор, — вмешался до этого молчавший следователь Громов, и в его голосе прозвучали стальные нотки. — Меня сейчас больше интересует другой вопрос. Откуда у простой ординаторши запрещенные магические артефакты? Эти штуки же под строжайшим контролем Гильдии должны быть!

Мышкин, раздраженный своим промахом и уязвленный тем, что его тычут носом в провал, мгновенно перешел в контратаку.

— А это уже вопрос к вам, господин следователь, — язвительно парировал он, поворачиваясь к Воронову. — Инквизиция контролирует лицензированных магов. А полиция должна следить за нелегальным оборотом запрещенки на черном рынке. Где ваш хваленый контроль?

— Эй, полегче! — следователь покраснел от возмущения. — Не наглей тут! Мы свою работу делаем!

— Да? И как же хорошо вы ее делаете, если артефакты стирания памяти и подавления воли свободно гуляют по городу и попадают в руки к таким, как она?

— ХОРОШО ЖЕ ТЫ ДЕЛАЛ СВОЮ, МЫШКИН! — злорадно фыркнул у меня в голове Фырк. — ПРОХЛОПАЛ БОРИСОВУ ПОД САМЫМ НОСОМ, А ТЕПЕРЬ НА ДРУГИХ СТРЕЛКИ ПЕРЕВОДИШЬ!

Я молча наблюдал, как два представителя конкурирующих ведомств готовы вцепиться друг другу в глотки. Типичная межведомственная грызня. Каждый пытается спихнуть ответственность на другого, чтобы прикрыть собственный провал. Идеальный момент, чтобы вмешаться и взять контроль.

— Господа, — мой спокойный, ровный голос прозвучал в наступившей тишине неожиданно громко. — Может, стоит объединить усилия? Дело лекаря Борисовой все равно придется вести совместно. Здесь и магические преступления, подсудные Инквизиции, и покушение на убийство — это уже ваша, господин следователь, юрисдикция.

Мышкин и Воронов осеклись и нехотя переглянулись. Они оба понимали, что я прав. Никто не хотел отдавать такое «жирное» дело конкурентам, но и в одиночку распутать этот клубок они не смогут.

Инквизитор первым нарушил молчание. Он тяжело вздохнул, признавая мою правоту, и протянул руку следователю.

— Корнелий Мышкин, Следственный отдел Инквизиции.

— Следователь Громов, уголовный розыск, — полицейский с явной неохотой пожал протянутую руку. — Ладно, будем работать вместе.

Перемирие было заключено, но оно было хрупким, как первый лед.

Через пару часов, когда наступило утро, Борисову увезли. Она уже пришла в себя, но молчала как рыба, только провожала каждого, кто входил, взглядом, полным холодной, концентрированной ненависти.

Когда полицейская машина наконец скрылась за поворотом, увозя с собой главную проблему этой ночи, Мышкин подошел ко мне. Напряжение спало, и на его лице проступила глубокая усталость.

— Это моя ошибка, — тихо сказал он, глядя в темное окно, словно говорил сам с собой. — Надо было глубже под нее копать после того случая с Шевченко. Я ее недооценил. Думал, максимум на что она способна — это мелкие подлости ради карьеры.

— Все мы ошибаемся, — я пожал плечами. — Главное, что ее поймали до того, как она успела закончить начатое.

— Да, но… — Мышкин помялся, явно не решаясь озвучить главную тревогу. — Она ведь говорила про каких-то покровителей. На видео это отчетливо слышно. Как бы ее не отмазали.

— Вот это уже серьезнее, — согласился я. — Судя по ее уверенности и артефактам, у нее явно есть крыша. Мощная и непробиваемая.

— Постараюсь не допустить, чтобы ее выпустили, — твердо пообещал инквизитор. — Я лично буду вести ее дело. Но эти покровители… Они меня достали. То у Волкова и Сычева были, теперь вот у Борисовой. Такой маленький, в сущности, город, а в местной медицине столько…

Он резко оборвал себя на полуслове.

Мы посмотрели друг на друга, и я увидел в его глазах то же самое озарение, которое в этот момент посетило и меня. Разрозненные точки на карте внезапно соединились в одну уродливую фигуру.

— Думаешь о том же, о чем и я? — почти шепотом спросил Мышкин.

— Да. Это не разные крыши, — сказал я, озвучивая нашу общую мысль. — Это одна и та же. Архивариус прикрывает и тех, и других.

Мышкин медленно, почти торжественно кивнул.

— Именно. Это он и есть. Похоже, он творит в медицине Мурома полный беспредел, расставляя своих людей на ключевые посты и снабжая их артефактами. И Борисова — это не конечная цель. Это всего лишь ниточка. Теперь надо через нее выйти на Архивариуса.

— А Волков и Сычев? — спросил я. — Они что-нибудь говорят?

— Вот в том-то и дело, что нет, — Мышкин нахмурился, и его лицо снова стало озабоченным. — С тех пор, как их перевели в следственный изолятор Гильдии, у них как-то… плохо с головой стало. Многое забывают, путаются в датах, не помнят ключевых событий. Все думают, что они кривляются, симулируют деменцию, чтобы избежать наказания. Но я начинаю сомневаться.

Проблемы с памятью у двух ключевых свидетелей, появившиеся почти одновременно. Слишком удобно, чтобы быть совпадением. Магия? Или фармакология?

— Интересно… — задумчиво произнес я. — Может, можно с ними встретиться? Осмотреть их?

— А что ты хочешь там увидеть? — Мышкин с любопытством посмотрел на меня.

— Проверить, нет ли на них магического или лекарского воздействия. Стирание памяти — это ведь не только магия. Есть и препараты, которые могут вызвать стойкую ретроградную амнезию. Я бы мог это определить.

Мышкин задумался. Я почти видел, как мысли крутятся в его голове, сталкиваясь и порождая новые идеи. Он был хорошим следователем, но мыслил категориями Инквизиции. Мой, чисто медицинский, подход давал ему совершенно новый, неожиданный угол зрения.

— Постараюсь это устроить, — наконец сказал он. — Но не обещаю, что быстро. Доступ в изолятор строго регламентирован.

В этот момент в коридоре появился Шаповалов. Он выглядел собранным, как всегда, но в его глазах читалась тревога. Он явно уже был в курсе всего произошедшего.

— Илья, — он подошел к нам, проигнорировав Мышкина. — Как ты?

— В полном порядке, Игорь Степанович.

— Мышкин, — Шаповалов повернулся к инквизитору, и его тон стал жестким и официальным. — Отпустите моего сотрудника. Ему нужен отдых после всего этого.

— Да я и так уже все выяснил, что нужно, — кивнул Мышкин, не став пререкаться. — Мне пора ехать, нужно лично заняться Борисовой.

Инквизитор коротко пожал мне руку и быстрым шагом направился к выходу. Мы с Шаповаловым остались одни в гулком коридоре.

— Пойдем, — сказал он тише. — Тебе нужно выпить кофе. И рассказать мне все. Без утайки.

В ординаторской уже собрались все — Фролов, Величко, Муравьев и даже Крылов. Судя по их возбужденным, бледным лицам, новости разлетелись по больнице со скоростью лесного пожара.

— Вся больница гудит! — выпалил Пончик, как только мы вошли. — Говорят, Борисова чуть медсестру не убила! Прямо здесь, в ординаторской!

— Так и есть, — коротко подтвердил Шаповалов, проходя к кофеварке. — Илья вовремя вмешался.

— Более того, — добавил я, глядя прямо на притихших ординаторов. — Борисова призналась, что это она подменила анализы пациента Шевченко. И она же стерла память лаборанту Стасику с помощью запрещенного артефакта.

При этих словах Фролов побледнел как полотно. Он схватился за голову и тихо застонал.

— Боже… Это же я! Я привел к ней Стасика!

— Что? — Шаповалов резко повернулся к нему, держа в руках дымящуюся чашку.

— Она попросила меня… сказала, что хочет просто поговорить со Стасиком, убедить его, — затараторил Фролов, и его голос срывался от паники. — Я думал, она просто хочет, чтобы он подтвердил, что она не меняла анализы! Я не знал! Клянусь, не знал, что она собирается сделать! А она его, видимо, обольстила, а потом стерла память! Я должен пойти в полицию! Признаться во всем!

— Да успокойся ты уже, Суслик! — прокомментировал у меня в голове Фырк. — Тоже мне, преступник века нашелся!

— Стоп, — я поднял руку, останавливая его истеричный поток слов. — Фролов, успокойся. Ты знал, зачем она на самом деле зовет Стасика? Знал про артефакт?

— Нет! Нет, не знал! Думал, просто поговорить…