Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 19

— Я не всегда угадывал с выбором, — продолжил Фырк, и в его голосе прозвучали нотки горечи. — Были разные люди. Хорошие и плохие, талантливые и бездарные, умные и очень глупыe. А потом, почти сто пятьдесят лет назад, построили эту больницу. И я решил здесь остаться. Стать ее духом.

— Почему? — спросил я с нетерпением, ожидая что тайна Фырка вот-вот раскроется.

— Потому что здесь спасают жизни. Это самое благородное дело, какое только может быть. И самое интересное. За все это время в больнице у меня было трое настоящих партнеров. Последний был очень хорош. Настоящий гений. Профессор Снегирев. Этот кабинет, куда мы идем, был его святилищем.

Мы остановились перед массивной дубовой дверью с потускневшей от времени медной табличкой: «Кафедра патологической анатомии.».

— Он умер двадцать лет назад. Но моя привязка к нему, самая сильная из всех, что была, осталась. Я до сих пор частично связан с его… наследием. С этим местом. Поэтому я не могу уйти далеко. Чтобы наша с тобой связь стала абсолютной, нужно официально отвязать меня от него и полностью, без остатка, привязать к тебе.

Дверь поддалась неохотно, с долгим, протяжным скрипом, словно жалуясь на то, что ее покой потревожили впервые за долгие годы.

Внутри было пыльно и тихо.

Воздух был спертым, но сквозь запах пыли и тлена пробивалось ощущение былого, строгого величия — массивный дубовый письменный стол, высокие, уходящие под самый потолок книжные шкафы, полные толстых, фолиантов, выцветшие анатомические плакаты на стенах.

— Вон там, — Фырк, спрыгнув с моего плеча, подлетел к одному из книжных шкафов и указал своей крошечной лапкой на один из рядов. — Третья полка снизу. Отодвинь самый толстый том, тот, что в красном переплете. Судебная медицина.

Я последовал его указаниям. Книга была тяжелой, как камень. За ней, в стене, обнаружилась небольшая, аккуратно вырезанная ниша. А в ней, на выцветшем от времени бархате, лежала старая, почерневшая от времени шкатулка.

— Что это? — спросил я, осторожно доставая находку.

— Открой.

Внутри, на истлевшем шелке, лежал небольшой, размером с голубиное яйцо, обсидиановый камень — идеально гладкий, отполированный до зеркального блеска, черный, как сама ночь. К нему была прикреплена тонкая серебряная цепочка.

— Это мой предыдущий якорь, — пояснил Фырк, и его голос стал почти благоговейным. — Артефакт привязки. Через него я был связан с профессором Снегиревым. Он — концентратор жизненной силы и фокус нашей связи. Теперь ты должен… перезаписать его. Под себя.

— И как это сделать? — спросил я, вертя холодный, идеально гладкий камень в руках.

— Твоей кровью и твоей Искрой. Древняя магия крови — самая сильная и самая честная.

— А теперь, скажи мне, что значит частичка души?

— Это… — Фырк сделал многозначительную паузу и потом продолжил, — ты будешь делиться со мной своей жизненной энергией.

— То есть? — уточнил я. Мне вдруг стало не по себе.

— Ничего страшного, — заявил Фырк. — Это не так много, да и я уже достаточно опытный дух, чтобы контролировать все это. Но я тебя понимаю. Трудно поверить… но здесь уж извини, — он совсем по человечески пожал плечами, — доверие должно быть обоюдным. Ты доверяешь мне, я доверяю тебе. И ты сам просил, я за язык тебя не тянул.

Я некоторое время смотрел в глаза бурундука, после чего молча достал из бокового кармана халата маленький автоматический ланцет — всегда носил с собой на всякий случай.

Короткий, почти безболезненный прокол, и на подушечке указательного пальца выступила тугая, темная капля крови. Она медленно упала на черную, как беззвездная ночь, поверхность камня и, вместо того чтобы растечься, впиталась в него, не оставив ни следа.

— Теперь положи ладонь на камень и направь в него свою Искру. Всю, какую сможешь.

Я сделал глубокий вдох, положил ладонь на камень, который неожиданно оказался теплым, и начал направлять в него свою внутреннюю энергию. Искра послушно потекла по руке, тонким, едва видимым голубоватым потоком, и вдруг…

Фырк, сидевший на столе, взмыл в воздух.

Его маленькое тело начало стремительно вращаться, окутываясь серебристым, мерцающим вихрем света. Одновременно с этим камень под моей ладонью вспыхнул ослепительно-ярким синим пламенем, которое, однако, не обжигало.

Вся старая, пыльная комната наполнилась густым, потрескивающим озоновым запахом, как после сильной грозы.

— Ого! — мелькнула мысль. — Это серьезнее, чем я думал!

Серебристый вихрь становился все плотнее и ярче, Фырка в этом сиянии уже не было видно. Я чувствовал, как что-то уходит из меня — не Искра, нет. Что-то гораздо более глубокое, фундаментальное. Теплая, живая волна, исходящая откуда-то из самого центра моего существа.

Жизненная сила.

Я понял это с ледяным спокойствием.

Он не шутил. Он говорил правду.

Постепенно серебристый вихрь начал утихать.

Ослепительное синее свечение камня померкло, сменившись ровным, глубоким внутренним пульсированием. Фырк плавно опустился мне на плечо. Но это был уже другой Фырк.

Его серебристая шерстка словно светилась изнутри мягким лунным светом, она казалась более плотной, более… реальной. Он больше не был похож на полупрозрачного призрака.

— Ух ты! — выдохнул он, и в его голосе звучало неподдельное, детское восхищение. — Давно я такого не чувствовал! Ты очень сильный, двуногий! Очень!

— Что именно изменилось? — спросил я, ощущая странную, но не неприятную пустоту внутри, словно из меня откачали немного воздуха.

— Многое! Теперь я могу свободно покидать территорию больницы, но должен оставаться в определенном радиусе от этого амулета. Чем ты сильнее, тем дальше я могу уйти. Я могу взламывать простые магические защиты и сканировать артефакты. И еще кое-что… — он хитро прищурился. — Теперь я могу на время делать тебя пустым. Невидимым для магического зрения и сканирования. Очень полезная штука, если за тобой, например, следят всякие подозрительные типы из Гильдии. Ты не будешь оставлять магический след. Ни один сканер-артефакт не найдет.

Да, это было крайне полезно.

Я взял в руки амулет.

Камень был теплым, почти горячим, и я чувствовал, как он едва заметно пульсирует в такт моему сердцебиению. Я повесил его на шею, спрятав под рубашку.

Мы еще некоторое время сидели в пыльном, тихом кабинете, приходя в себя после пережитого. Я — от странного ощущения пустоты и новой связи. Фырк — от переполнявшей его энергии.

— Фырк, почему ты не рассказал мне об этом раньше? — спросил я, нарушив тишину.

— Это его кабинет. Его святилище, — тихо сказал Фырк. — Мы с ним были очень, очень близки. Тридцать лет работали вместе. Он был гениальным патологоанатомом. Спас тысячи жизней своими исследованиями, находя истинные причины болезней, о которых другие даже не догадывались.

Он тяжело, совсем по-человечески, вздохнул.

— Но вы, двуногие… вы хрупкие. Вы не вечны. Вы все время меня бросаете. Умираете. А я остаюсь. И каждый раз это очень больно. Я сильно привязываюсь, понимаешь? Я боялся снова так сильно привязаться к кому-то. Боялся, что ты тоже… однажды меня бросишь.

В его обычно ехидном голосе звучала такая глубокая, вековая грусть, что у меня сжалось сердце. Я молча протянул руку, и он, помедлив секунду, перебрался на мою ладонь.

— Фырк, я не могу обещать тебе вечность. Никто не может. Но пока я жив, мы будем вместе. Это я тебе обещаю.

— Я знаю, двуногий. Потому и решился. Ты хороший. Как Снегирев. Может быть, даже лучше.

Мы покинули старый, пыльный кабинет и направились обратно в жилую часть больницы. Напряжение спало, и мы уже весело, почти шепотом, болтали о том, как будем использовать мои новые способности.

Проходя мимо ординаторской терапии, где на потертом дерматиновом диване, свернувшись калачиком, спал дежурный врач, я вдруг остановился как вкопанный, не веря своим глазам.

— Ох… Ничего себе!