Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 18

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Остаться? Всю ночь? Разумовский, там же есть дежурный реаниматолог. Вы сговорились все что ли?

— Есть. Но это мой друг. И моя операция. Мне так будет спокойнее, — сказал я, и в моем голосе была та нотка, спорить с которой было бесполезно.

Шаповалов несколько секунд смотрел на меня, потом устало махнул рукой.

— Ладно, твое дело. Только не умотайся тут, понял? Поспи хоть немного. Утром жду на пятиминутке со свежей головой.

Я проводил его взглядом и вернулся в реанимацию.

Время потекло медленно, тягуче. Вечерняя суета постепенно сходила на нет.

Хлопали двери, уходили домой дневные сотрудники, их сменяли немногочисленные, сонные ночные дежурные. Жесткий дневной свет в коридорах сменился мягким, приглушенным светом дежурных ламп, отчего все углы и закоулки погрузились в глубокие, таинственные тени.

Мы с Фырком ждали, а больница словно выдыхала, сбрасывая с себя дневное напряжение.

Вечер медленно, как вязкий сироп, опустился на больницу. Хирургическое отделение постепенно пустело. Дневная суета сменилась тишиной, нарушаемой лишь далеким гулом вентиляции. Дежурные медсестры заняли свои посты, врачи разошлись по домам.

В ординаторской остались только «хомяки».

— Ну что, Борисова, попалась? — ухмыльнулся Фролов, собирая свои вещи. — Допрыгалась со своей инициативой?

«Странно,» — с холодным любопытством отметила она. — «Раньше он меня боялся, как мышь — кошку. А теперь осмелел. Что-то в нем изменилось. Неужели влияние Разумовского?»

— Я просто хотела помочь отделению, — ледяным тоном ответила она, не удостоив его взглядом.

— Ага, помочь, — хмыкнул Фролов,. — Ладно, удачи с уборкой. А я домой, сегодня стейк пожарю на ужин.

Один за другим ординаторы покидали отделение, бросая на нее сочувственные или злорадные взгляды. Наконец Алина осталась совершенно одна.

Она подождала еще полчаса, прислушиваясь к звукам затихающей больницы. Тишина. Только далекое, монотонное попискивание мониторов из реанимации да шаги ночной санитарки в дальнем конце коридора.

Алина подошла к двери ординаторской и тихонько прикрыла её. Щелчок показался ей в этой тишине оглушительно громким, как выстрел.

«Время охоты,» — подумала она, и на ее губах появилась хищная улыбка. Она направилась прямиком к массивному столу и компьютеру Шаповалова.

Компьютер Шаповалова встретил ее стандартным окном входа, требуя пароль. Алина криво усмехнулась, доставая из кармана халата маленький, гладкий, как речная галька, черный кристалл — подарок от ее покровителя.

«Интересно, где он берет такие полезные игрушки?» — подумала она, прикладывая артефакт к системному блоку компьютера.

Кристалл на мгновение тускло моргнул фиолетовым светом. На экране, в строке ввода пароля, сами собой, словно напечатанные невидимым пальцем, появились символы. Добро пожаловать, Мастер-целитель Шаповалов И. С.

«Магия,» — Алина с удовлетворением покачала головой. — «Иногда она действительно сильно упрощает жизнь.»

Она вспомнила другой артефакт, который ей дал покровитель — тонкое серебряное кольцо, которое она теперь не снимала. Именно оно спасло ее во время допроса у следователя Мышкина, позволив врать, глядя ему прямо в глаза, без малейших колебаний ауры.

Старик определенно знал толк в полезных вещах.

Файловая система Шаповалова, вопреки ее ожиданиям, оказалась на удивление хорошо организованной. Папки, подпапки, все рассортировано по годам и категориям. Она быстро нашла нужный раздел — «Личные дела сотрудников».

«Зашифровано магической печатью Гильдии,» — отметила она, увидев светящийся символ замка на папке. Но черный кристалл, лежавший на системном блоке, снова коротко мигнул, и защита пала, как карточный домик.

«Разумовский И. Г._Академический_архив»

Алина дважды кликнула на файл. Документ открылся, и она, затаив дыхание, начала читать.

С каждой новой строчкой ее глаза расширялись, а брови ползли все выше.

«Не может быть,» — прошептала она, прикрывая рот рукой, чтобы не вскрикнуть. — «Это же… это же…»

В деле действительно были документы из Владимирской имперской академии. Но не только. Были и другие бумаги. Старые. Очень старые.

С печатями и гербами, которых она никогда не видела. И фотография…

«Невозможно,» — выдохнула она, чувствуя, как по спине пробегает ледяной холодок. — «Как… как такое вообще возможно?»

Тихий, почти неслышный стук в дверь заставил Алину вздрогнуть так, что она едва не выронила мышку.

«Кто там, черт возьми, в такое время?»

Стук нерешительно повторился.

— Войдите! — крикнула она, стараясь придать своему голосу спокойную, деловую интонацию.

Дверь медленно приоткрылась, и в щели показалась растрепанная голова Яны Смирновой — той самой медсестры из первички. Робкая, уставшая, с красными от бессонной ночи глазами.

— Простите, пожалуйста… — начала она виноватым шепотом. — А Илья Григорьевич случайно не здесь? Я хотела ему кое-что сказать…

«Смирнова,» — мысленно процедила Алина, чувствуя, как волна раздражения поднимается изнутри. — «Эта влюбленная дурочка, что вечно крутится вокруг Разумовского, как пчела над медом.»

— Его здесь нет, — резко, почти грубо, ответила она. — Проваливай. Я занята.

Но Яна не ушла. Ее взгляд, полный тревоги, скользнул через плечо Алины и замер на экране монитора. На том самом месте, где было открыто личное дело.

— А что… что вы делаете за компьютером Игоря Степановича? — в голосе Яны, до этого робком, появились совершенно новые, стальные нотки подозрения. — И почему вы смотрите личное дело Ильи Григорьевича?..

Повисла напряженная, густая тишина. Алина чувствовала, как кровь стучит в висках, а пульс учащается. Ее поймали. На горячем.

Я сидел у палаты Ашота, листая старый медицинский журнал, но мысли были далеко. Я ждал, когда последний звук, последний шаг затихнет в гулких коридорах.

Когда больница окончательно превратится в спящее царство, хранящее в своих стенах сотни чужих снов, болей и надежд.

Глубокая ночь.

Больница, наконец, угомонилась, погрузившись в беспокойную, неглубокую дремоту. Дневная какофония из криков, стонов и суетливых шагов сменилась тихим, почти медитативным гулом — мерным шипением аппаратов ИВЛ, редким писком кардиомониторов и шелестом крахмальных халатов дежурных медсестер, которые бесшумными, призрачными фигурами скользили по полутемным коридорам.

— Пора, — Фырк спрыгнул с подоконника в реанимации, где мы провели последние несколько часов в молчаливом ожидании. — Пойдем. Я покажу тебе место, где все началось.

Он повел меня по пустынным, гулким коридорам, но не к выходу, а вглубь, в старое, давно заброшенное крыло больницы. Здесь почти никто не бывал — помещения использовались как склады для списанной мебели или вовсе стояли запертыми.

Воздух стал холоднее, пахло пылью, старым деревом и едва уловимым, въевшимся в стены запахом формалина.

— Куда мы идем? — спросил я шепотом, и мой голос эхом отразился от высоких, обшарпанных стен.

— На старую кафедру патологической анатомии, — ответил Фырк, и его голос в моей голове звучал иначе — тише, глубже, серьезнее. — Ее закрыли лет двадцать назад, когда построили новый морг в современном корпусе.

Пока мы шли по темному, заваленному всяким хламом коридору, он начал свой рассказ.

— Я давно живу, двуногий. Очень давно. Сотни лет. У меня было много партнеров — так я вас, целителей, называю. Первый был очень сильный маг. Он не нашел меня, он меня пробудил. Дал мне сознание, форму, научил многому из того, что я знаю. Но он был злой человек. Жестокий. И он использовал меня для очень плохих дел, о которых я не хочу вспоминать. Когда он умер, я поклялся себе, что больше никогда не буду чьим-то рабом. Я буду сам выбирать, с кем работать.

Мы спустились по старой, скрипучей лестнице в полуподвальное помещение. Здесь было еще холоднее, а запах формалина стал почти осязаемым.