Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 14

Крылов переводил взгляд с Шаповалова на меня и обратно.

В лице Шаповалова он искал лжеца, но видел лишь отеческую уверенность. Во мне он искал союзника или хотя бы победителя, но видел лишь спокойное, почти безучастное лицо лекаря, наблюдающего за интересным клиническим случаем.

И я прекрасно понимал, что происходит в его сознании. Момент, когда мозг, не в силах больше бороться с навязанной реальностью, просто сдается.

Последний огонек борьбы в его глазах не просто угас — он лопнул, как перегоревшая лампочка, оставляя после себя лишь отчаяние. Он был раздавлен. Не эмоционально сломлен, а именно раздавлен — как механизм, в котором сломалась главная пружина, отвечающая за сопротивление.

Шаповалов нанес удар молотом. Настал мой черед взять скальпель.

— А какой смысл нам вас подставлять, Виктор Альбертович? — я говорил мягко, почти сочувственно, как говорят с пациентом в остром бреду. — Вы ведь не опасный конкурент, которого нужно убирать с дороги. Вы просто… наблюдатель. Приехали посмотреть на нашу «провинциальную медицину». Вот мы вам ее и показали.

Я сделал короткую паузу, давая тишине в процедурной стать плотной, почти осязаемой. Глядел ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

Он сломлен. Структура рухнула. Теперь — финальное давление на нужную точку.

— Вы ведь за этим сюда приехали, верно? — мой голос прозвучал мягко, почти сочувственно. — Наблюдать и докладывать?

— Ба-бах! — прокомментировал у меня в голове Фырк. — Прямо в яблочко! Контрольный в голову! Смотри, как у него челюсть отвисла!

Крылов побледнел еще сильнее, если это вообще было возможно. В его глазах мелькнул настоящий, животный ужас — ужас шпиона, чье прикрытие только что сорвали на глазах у всех.

Хищника разоблачили. Игра окончена, и он это понял.

— Да! — вдруг выкрикнул он, и его голос сорвался, превратившись в жалкий фальцет. Он безнадежно махнул рукой, словно сбрасывая с себя остатки достоинства. — Да, наблюдать! А что мне было делать⁈ Мне обещали внеочередной ранг Целителя второго класса! Деньги! У меня семья, кредиты на квартиру, дочь в платный имперский лицей ходит, вы знаете, сколько это стоит⁈

Вот и вся цена. Не великие идеалы, не борьба за чистоту Гильдии. Просто квартира, лицей и лишняя звездочка на погоны. Мелкая, предсказуемая жадность. На этом ломаются девять из десяти.

Он говорил все быстрее, сбивчивее, словно прорвало плотину долго сдерживаемой истерики, выплескивая свое жалкое самооправдание.

— А тут появляетесь вы со своими фокусами! Подмастерье проводит нейрохирургическую операцию! Это же абсурд! Это нарушение всех мыслимых и немыслимых правил!

Правила важнее жизни. Классика. Типичный бюрократ от медицины, для которого безупречно заполненная история болезни важнее живого, дышащего пациента.

— Но я не понимаю! — его голос сорвался окончательно, перейдя в отчаянный шепот. — Как я мог подписать этот чертов протокол? Я читаю абсолютно все, что подписываю! Всегда!

И тут в его глазах, полных ужаса, мелькнуло что-то еще. Не воспоминание. Скорее, тень от него. Ощущение чего-то неправильного, пропущенного. А за ним — новая, еще более страшная волна осознания. Осознания того, что его враг не просто умнее. Он играет в совершенно другую игру, по правилам, которых Крылов даже не знает.

УТРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

Виктор Крылов сидел за пустым столом в утренней, гулкой ординаторской хирургического отделения и обхватывал голову руками. Похмелье после вчерашней попойки в грязном баре было чудовищным.

В висках с равными, мучительными интервалами стучали невидимые молотки, а во рту стоял такой мерзкий вкус, словно там всю ночь ночевала стая бродячих кошек.

«Никогда больше не буду пить этот дешевый, вонючий виски,» — в сотый раз пообещал он себе, хотя прекрасно знал, что это ложь.

Дверь тихо скрипнула, и в ординаторскую, неся с собой облако приторно-сладких духов, впорхнула Ниночка — вечно улыбающаяся секретарша главврача.

— Виктор Альбертович! Доброе утро! — защебетала она так громко, что у Крылова в голове будто взорвалась граната. — Вас Анна Витальевна к себе просит зайти. Буквально на минуточку, нужно подписать кое-какие документы по вашему временному переводу. Чистая формальность!

Крылов поморщился так, словно съел лимон.

— Сейчас?

— Да-да, не откладывая! Она вас ждет!

Крылов с тихим стоном поднялся на ноги.

Каждый шаг по пустынным утренним коридорам отдавался в голове ударами колокола. Он старался идти ровно, дышать глубоко, чтобы разогнать тошноту и хоть немного прийти в себя перед встречей с начальством.

С Кобрук он еще не сталкивался тет-а-тет, но слухи о ее жестком, почти мужском стиле руководства дошли даже до Владимира.

Он остановился перед массивной дубовой дверью с идеально начищенной латунной табличкой, на секунду привел в порядок свой халат, провел рукой по волосам, пытаясь придать себе хоть сколько-нибудь презентабельный вид. Потом коротко, неуверенно постучал.

— Войдите! — донесся изнутри властный женский голос.

В кабинете главврача его встретили с подчеркнутым, почти театральным радушием. Кобрук лучезарно улыбалась. Рядом с ней, в кресле для посетителей, сидел Игнат Семенович Киселев.

Крылов внутренне напрягся. Киселев?

Заведующий всей хирургической службой? Что он здесь делает?

Подписание формальных бумаг о переводе — это уровень отдела кадров, в крайнем случае — самой Кобрук. Присутствие Мастера-целителя такого ранга было явно избыточным и не сулило ничего хорошего.

— Виктор Альбертович, проходите, присаживайтесь! — Кобрук указала на кресло напротив. — Как вам спалось? Осваиваетесь потихоньку в нашем скромном Муроме?

Киселев тем временем участливо поднялся из своего кресла.

— Да-да, Виктор Альбертович, как ваше здоровье? — его голос сочился фальшивой заботой. — Слышал, у вас вчера был непростой день. Переживаем за вас.

— Благодарю за заботу, господин Мастер-целитель, — Крылов заставил себя выдавить вежливую улыбку, хотя от этого усилия свело скулы. — Все в порядке. Просто немного… акклиматизируюсь. Вчера был насыщенный день.

«Что им от меня нужно?» — лихорадочно думал он, садясь в предложенное кресло. — «Неужели будут прессовать из-за вчерашней операции Разумовского? Не сдамся. Буду держаться как кремень»

— Кофе? — предложила Кобрук, видя его зеленоватый цвет лица. — Крепкий, горячий? Вы неважно выглядите, Виктор Альбертович.

— Спасибо… не откажусь, — пробормотал он, принимая из рук Ниночки дымящуюся чашку.

Кофе был обжигающе-крепким и сладким. Немного отпустило. Молоточки в висках стали стучать чуть тише, и мир перестал так агрессивно вращаться.

— Виктор Альбертович, тут такая кипа бумаг на вас пришла, — Кобрук с легким вздохом указала на внушительную стопку документов, аккуратно лежавшую на краю ее стола. — Бюрократия нашей Гильдии, сами понимаете. Вот ваш официальный приказ о временном переводе, вот журнал инструктажа по технике безопасности, здесь акт приема-передачи временного рабочего места…

Она начала быстро, почти не глядя, перелистывать страницы, показывая ему места для подписи. Киселев тем временем, участливо улыбаясь, начал рассказывать какую-то длинную, невыносимо скучную историю о том, как они в студенческие годы сдавали экзамен по эфиродинамике.

Голоса сливались в один монотонный, давящий, сверлящий мозг гул. Кофе немного притупил боль, но голова все равно раскалывалась. Скорее бы это все закончилось.

Крылов, измученный похмельем и их нескончаемой болтовней, взял ручку и начал механически, как робот, ставить свою подпись там, где ему показывали. Приказ о переводе — подпись. Инструктаж — подпись. Еще какая-то бессмысленная бумага — подпись.

— И вот здесь, будьте добры, — Кобрук небрежно ткнула изящным пальцем в графу.

Но Крылов, даже не обратил внимания на мелкий, убористый почерк, которым был заполнен протокол, размашисто чиркнул свою подпись.