Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 13

— Молодцы, хомячки! — одобрительно прокомментировал у меня в голове Фырк. — Учатся! Скоро сами диагнозы ставить будут, а ты, двуногий, на пенсию пойдешь!

— И что же это, по-вашему? — Шаповалов с явным, нескрываемым удовольствием наблюдал за ходом этой неожиданной дискуссии.

— Учитывая возраст пациента и характер болей, которые носят скорее тянущий, а не острый характер… — Славик на секунду задумался, собираясь с мыслями. — Я бы предположил начальную стадию неалкогольного стеатогепатита, возможно, переходящего в цирроз. Нужны дополнительные, более углубленные анализы — полный спектр печеночных проб, маркеры вирусных гепатитов и, возможно, фиброскан.

— Браво! — Шаповалов повернулся к притихшей аудитории. — Вот что, коллеги, значит внимательный клинический анализ, а не бездумное хватание первой попавшейся, самой очевидной версии!

Крылов сидел бледный как полотно, глядя в одну точку. Его снова публично опустили. И на этот раз — даже не я. А мои «ученики».

Ординаторы-недоучки, которых все еще вчера презрительно называл хомяками. Это поражение было для него гораздо больнее и унизительнее.

— На этом все. Можете быть свободны, — закончил Шаповалов.

Крылов выскочил из ординаторской как ошпаренный.

Его буквально трясло от унижения и бессильной злости. Унизили! Перед всеми!

Эти… эти провинциальные недоучки! Этот мальчишка Разумовский их натравил! А Шаповалов… он подыграл ему!

Они все против меня!

Он метался по больничному коридору, ища укромное, безопасное место, где можно было бы выплеснуть ярость. Наконец он нырнул в пустую процедурную, захлопнул за собой дверь и, прислонившись к холодной стене, достал телефон.

Все его сочувствие и вдохновение от подвига Разумовского испарилось.

— Соедините меня с магистром Журавлевым! — рявкнул он в трубку дежурному секретарю. — Срочно! Это Крылов из Мурома!

Ждать пришлось недолго.

— Виктор? — голос Журавлева на том конце провода был холоден как лед. — Надеюсь, у тебя действительно важные новости.

— Магистр! — выпалил он, едва на том конце ответили. — У них тут полный бардак! Разумовский вчера провел совершенно незаконную операцию! Шаповалов его покрывает! Я собрал всю информацию, это железобетонный компромат, чтобы…

— Заткнись, — раздался на том конце ледяной, спокойный голос Журавлева.

Крылов осекся на полуслове.

— Ты мне звонишь, чтобы доложить новость, о которой я уже целый час читаю в официальном отчете из Мурома? — в голосе Журавлева не было злости, только презрительная усталость. — Чтобы рассказать мне что?

— Н-но… какой отчет? — пролепетал Крылов, ничего не понимая.

— А такой, идиот, — голос Журавлева начал наливаться сталью, — в котором черным по белому написано, что ты, Целитель Виктор Крылов, проявил выдающееся мужество и профессионализм. Что ты, оказавшись в критической ситуации, лично руководил сложнейшей операцией, которую технически выполнял великолепный подмастерье Разумовский под твоим чутким контролем. Мне продолжать цитировать этот панегирик в твою честь?

До Крылова медленно, как в страшном сне, начал доходить весь ужас ситуации. Они не просто его обошли. Они сделали его героем. Героем истории, которая была ложью от первого до последнего слова.

— Но я… я не руководил! Я просто стоял!.. — его голос предательски дрогнул.

— А в протоколе, который ты, безмозглый болван, уже наверняка подписал как старший хирург, написано другое! — взревел Журавлев, и от этого крика, казалось, вибрировали стекла. — Они тебя не просто подставили, идиот! Они тебя использовали! Они превратили тебя в свое юридическое прикрытие! Они вписали твое имя в отчет, и теперь любая проверка из столицы упрется в твой «героический поступок»! К ним юридически не подкопаться! А ты звонишь мне и хочешь донести на самого себя⁈

Крылов медленно осел на холодный стул. Он понял, что его разыграли, как последнего адепта. Вот только он не подписывал никаких журналов. Но Журавлев говорит, что стоит его подпись… Но как?

— Слушай меня внимательно, недоумок, — голос Журавлева снова стал ледяным. — Ты провалил первое задание… Если провалишь второе, я тебя лично в порошок сотру. Работай лучше. Ищи РЕАЛЬНЫЕ проколы. Что-то, что можно доказать документально. Что-то, что нельзя будет вывернуть наизнанку. Иначе я тебя заменю. И поверь — ты очень пожалеешь, что не остался во Владимире чужие гланды ковырять. Ты меня понял?

— Да, магистр… — прошептал Крылов.

— И, Крылов? В следующий раз думай своей пустой головой, прежде чем звонить мне с такой чушью!

Короткие, резкие гудки.

Крылов остался сидеть в оглушительной тишине, раздавленный, униженный, осознавая, что проиграл не только Разумовскому, но и своему собственному начальнику. Он был в ловушке.

Он сидел посреди пустой процедурной, все еще сжимая в руке замолчавший телефон. Лицо было мертвенно-бледным. Полный, сокрушительный крах. Его не просто отчитали. Его использовали, подставили, а теперь еще и унизили, как последнего мальчишку.

— Эх, Виктор Альбертович, — раздался за его спиной насмешливый, полный издевательского сочувствия голос. — Ай-яй-яй. Нехорошо доносы делать. Особенно с таким громким динамиком на телефоне.

Крылов резко, как от удара, обернулся.

В дверях стояли Шаповалов и Разумовский. Игорь Степанович лениво прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди.

Разумовский стоял рядом, чуть позади, и на его лице играла легкая, почти незаметная, но от этого еще более унизительная улыбка.

— Вы… вы все слышали? — прошептал Крылов, и его губы едва шевелились.

— Каждое слово, — с наслаждением кивнул Шаповалов. — Знаете, Виктор Альбертович, мы тут с коллегой Разумовским подумали… Дать вам еще один шанс.

— Смотри-ка, наш шпион получил по шапке от начальства! — радостно прокомментировал у меня в голове Фырк, который материализовался на плече, предвкушая зрелище. — Прямо музыка для моих ушей!

— Это ваших рук дело! — взорвался Крылов, тыча в нас дрожащим пальцем. — Вы меня подставили! Я никогда не подписывал этот протокол! Как вы это сделали⁈

В его голосе звучала ярость, но это была ярость бессилия.

Шаповалов неспешно отлепился от дверного косяка, скрестил руки на груди и с легким, почти отеческим сочувствием посмотрел на мечущегося перед ним хирурга.

— О чем ты, Виктор Альбертович? — его голос был обманчиво спокоен, но в нем звенела сталь. — Ты был старшим по рангу в той операционной. Ты, как ответственный руководитель, принял решение. Ты поставил свою подпись под протоколом. Мы все это видели.

Я молча наблюдал за этим спектаклем.

Классический газлайтинг. Учебный пример. Я наблюдал за этим с холодным интересом, видя перед собой редкое, но идеально протекающее «заболевание».

Шаповалов не просто врал.

Он словно конструировал альтернативную реальность, опираясь на один-единственный, но неопровержимый факт — подпись Крылова в протоколе.

И теперь мозг Крылова бился в агонии, пытаясь совместить две взаимоисключающие картины мира: его собственную память о страхе и бездействии и официальную версию, подтвержденную документом и авторитетом Мастера-целителя.

Именно в этом и заключалась вся суть — заставить человека усомниться не в словах оппонента, а в собственном рассудочном аппарате. Посеять в его голове разрушительную мысль: «А может, я все неправильно помню? Может, я был в шоке и не так все понял?».

Жестоко? Безусловно. Это была вивисекция личности, проводимая без анестезии. Но, черт возьми, невероятно эффективно.

— Но я не… я не мог… — Крылов запнулся, его уверенность начала таять. Он посмотрел на меня, ища поддержки. Я молча смотрел на него — спокойно, нейтрально, с легкой тенью профессионального сочувствия, как смотрят на пациента в состоянии острого психоза.

— Виктор, — Шаповалов сделал шаг вперед, и его голос стал еще мягче, еще убийственнее. — Ты себя хорошо чувствуешь? Может, переутомился? Столько стресса за последние дни… Отдохнул бы. Взял бы отпуск за свой счет.