Лекарь Империи 5 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 15

Его уже начинало подташнивать от круговорота этих бумаг и он больше переживал за то, что сейчас эти двое накинуться на него и начнут уговаривать вступиться за Разумовского.

— Отлично! — Кобрук с молниеносной скоростью закрыла журнал и убрала его в нижний ящик стола. — Ну вот, это формальности и мы с ними справились. Можете быть свободны.

Крылов выдохнул и вышел из кабинета. Не хотят говорить об этой ситуации и это хорошо. А сейчас было бы неплохо выпить минералочки… Холодненькой…

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Лицо Крылова исказила гримаса такого ужаса и бессилия, словно он только что заглянул в собственную могилу. Он все вспомнил. Кофе. Болтовня Киселева. Стопка рутинных бумаг. Операционный журнал. Его собственная, добровольная подпись.

— Ого, кажется, до него наконец-то дошло! — веселился у меня в голове Фырк. — Посмотри на его физиономию! Выглядит так, будто только что понял, что съел просроченную шаурму!

Я видел по его лицу — он все вспомнил. Каждую унизительную деталь этой идеально разыгранной пьесы. Он понял, с какой хирургической точностью его обвели вокруг пальца.

Он сломлен.

Структура его сопротивления рухнула. Сейчас — финальный, точечный разрез. Не для того, чтобы причинить боль, а чтобы удалить остатки воли к сопротивлению. Превратить сломленного врага в функциональный инструмент.

Самое время было добить.

— Теперь вы понимаете, Виктор Альбертович, — заговорил я тихо, подходя к нему ближе.

Физическая близость усиливает психологическое давление. Он в углу. Теперь нужно спокойно и рационально объяснить ему точные размеры его клетки.

— Вы у нас на крючке. Любая ваша жалоба в Гильдию, любой ваш доклад о «беззаконии» в нашей больнице вернется к вам же бумерангом. Первый же вопрос, который вам задаст следователь, будет звучать так: «Как это вы, Целитель третьего класса, позволили какому-то Подмастерью проводить сложнейшую операцию на мозге под вашим руководством?».

Я остановился в шаге от него, давая словам впитаться.

— Но нам не нужна ваша подпись для трибунала. Нам нужно кое-что другое. Нам нужно, чтобы Владимирская Гильдия, чтобы магистр Журавлев, видели ситуацию так, как выгодно нам. Мы будем давать вам информацию. Правильную, дозированную информацию. А вы будете ее правильно докладывать.

Ключевой поворот. Не просто нейтрализовать угрозу — конвертировать ее. Шпион, который не докладывает, бесполезен. Шпион, который докладывает то, что тебе нужно — это оружие.

Мы не просто затыкаем пробоину в обороне. Мы устанавливаем пушку, нацеленную прямо на штаб Журавлева.

— И тогда, возможно, — я понизил голос еще больше, — вы вернетесь домой не просто с честью, а даже с новым рангом за «блестяще проведенную операцию в экстремальных условиях». А не в тюрьму Гильдии за преступную халатность, повлекшую… ну, вы понимаете. Выбор за вами.

Иллюзия выбора. Важнейший элемент успешной манипуляции. Дать субъекту два пути: один ведет в терпимое будущее, другой — к полному краху. Рациональный разум, даже сломленный, всегда выберет выживание.

Шаповалов молча наблюдал за этой сценой с мрачным, почти хищным удовлетворением. Он понимал всю красоту этой простой, но убийственной комбинации.

Крылову ничего не оставалось. Он был в ловушке, которую сам же помог построить. Он обреченно, как приговоренный к казни, кивнул.

— Я… я понял, — прошептал он, и в его голосе не было ничего, кроме пустоты.

— Отлично, — кивнул я. — Первый отчет для магистра Журавлева напишете завтра утром. Мы подскажем, на каких именно деталях стоит сделать акцент. А сейчас идите. Вам действительно нужно отдохнуть.

Крылов, не говоря ни слова, поплелся прочь по коридору — ссутулившийся, раздавленный, словно из него выпустили не только воздух, но и кости.

Процедура завершена. Враждебный элемент изолирован, нейтрализован и перепрофилирован в симбиотическую функцию внутри нашей системы.

Успешная трансплантация воли.

Прогноз для дальнейшей операционной безопасности — благоприятный.

— Бедняга, — с неожиданным, почти философским сочувствием прокомментировал у меня в голове Фырк. — Хотел играть в шпионские игры со взрослыми дядями, а сам стал разменной пешкой. Классика жанра!

Мы вернулись в кабинет Шаповалова. Он молча закрыл за нами дверь на ключ, повернулся ко мне.

— Илья, — начал он медленно, глядя мне прямо в глаза. — Твоя голова сегодня работала не как у лекаря. А как у опытного стратега из Следственного отдела Инквизиции. Откуда это в тебе?

Из прошлой жизни, где интриги в ординатуре и борьба за место у операционного стола были похлеще гильдейских разборок. Где приходилось просчитывать каждый шаг, чтобы не быть съеденным заживо.

— Приходится адаптироваться к обстоятельствам, Игорь Степанович, — сказал я вслух.

Шаповалов устало покачал головой, не принимая моего уклончивого ответа.

— Я тебе вот что скажу. И это не от хорошей жизни говорю. Гильдия не просто так за тобой этого шпиона прислала. Они почему-то очень серьезно копают под тебя. И я знаю это не только из твоих и моих догадок.

Он сделал паузу, давая своим словам впитаться. Но этого и не требовалось. Я и так прекрасно об этом знал.

— У меня есть свои источники во Владимире. Старые друзья, с которыми мы еще в академии учились. Так вот, там тобой интересуются. Очень серьезно интересуются, на самом высоком уровне. Так что мой тебе совет — будь осторожнее. Не лезь на рожон без крайней нужды.

— Ух ты! — присвистнул у меня в голове Фырк. — А у нашего Шаповалова, оказывается, есть своя маленькая шпионская сеть! Кто бы мог подумать!

— Я и не собираюсь, только когда дело касается жизни и смерти.

— Вот об этом я и говорю. Если уж так приспичит, — продолжил Игорь Степанович, и его голос стал тише. — Если снова будет ситуация, как вчера, где ты решишь, что жизнь одного пациента важнее твоего будущего, моей карьеры и всего устава Гильдии вместе взятого… не действуй в одиночку. Сначала позвони мне.

Я молча смотрел на него.

— Я найду способ, — твердо сказал он. — Я найду нужную лазейку в уставе. Я подтасую документы. Я лично встану рядом и скажу, что это был мой приказ. Я прикрою. Юридически. Ты меня понял?

— Даже не знаю что и сказать, — улыбнулся я. Было чертовски приятно.

— Ничего не говори! — возмутился Шаповалов. — Я не твою шкуру спасаю, а свою. Лучше уж изначально все сделать по правилам, чем потом выкручиваться приплетая Киселева и Кобрук.

Он, конечно, возмущался, но понимал и принимал мои способности.

Это было высшей формой признания и доверия. Он не просто доверял моему скальпелю. Он доверял моему суждению настолько, что был готов поставить на кон свою собственную карьеру и репутацию, чтобы прикрыть меня от удара Гильдии. Это меняло все.

— Понял, Игорь Степанович. Спасибо.

— Иди, — он устало махнул рукой. — Работай. И подумай, как мы будем дальше работать с нашим новым «героем» Крыловым.

Я вышел из ординаторской.

Предложение Шаповалова меняло все. До этого момента я действовал в серой зоне, на свой страх и риск, готовый в любой момент защищаться в одиночку.

Теперь у меня появилось мощное прикрытие на самом высоком уровне в этой больнице. Это не просто развязывало мне руки. Это давало юридический щит, которого мне так не хватало.

Теперь можно было действовать еще смелее, зная, что тыл прикрыт не просто сочувствующим начальником, а активным соучастником, готовым идти до конца.

Реанимация встретила меня своей привычной, гнетущей симфонией — мерным шипением аппаратов ИВЛ, монотонным, гипнотизирующим писком кардиомониторов и резким, стерильным запахом дезинфектантов.

Ашот лежал в третьей палате, за прозрачной стеклянной стеной, опутанный проводами, подключенный к системам жизнеобеспечения. Состояние все еще было стабильно тяжелым, но на мониторах я с удовлетворением отметил положительную динамику — внутричерепное давление медленно, но верно снижалось.