Трофей некроманта - "Каин" - Страница 40

— Я помогал вашему батюшке разобраться с фотокарточками, — послышался знакомый голос, и мы обернулись.

Из стены приемной с довольным видом вышел Василий.

— Спасибо, — ответил я, нехотя выпустив пальцы Арины Родионовны.

Затем прошел к столу для посетителей и сел в кресло. Нечаева устроилась рядом, с интересом глядя на папку, которую я держал в руках. Я открыл ее, и вынул несколько листов, к каждому из которых оказалось прикреплено фото.

На бумагах, полученных от отца, была краткая биография по каждому монархисту. Год и место рождения, приводы в жандармерию, аресты, а также даты смерти. К моему удивлению, судимости были не у всех. Многих монархистов отпускали либо сразу после задержания, либо уже из острога. Отец был прав, черносотенцы активно сотрудничали с администрацией, и в благодарность за это их исключали из дела. Сидело по каторгам всего несколько человек. В основном, они были большими людьми в преступном мире и отправлялись в неволю скорее добровольно, чтобы возглавить ячейку монархистов на каторге или в остроге.

Этих людей я вычеркнул из списка сразу. Потому что все идейные черносотенцы умерли на разных каторгах по всей необъятной Империи. Их тела, скорее всего, уже давно кремировал каторжный огневик. А кататься и искать призраков на территории от Петрограда до самой Сибири мне не хотелось. И после того, как я отложил снимки всех таких монархистов в отдельную стопку, у меня осталось восемь человек.

— Какие отвратительные… лица, — пробормотала Нечаева, рассматривая фото из стопки отложенных мною бумаг. — Павел Филиппович, а вы заметили, что все они в чем-то похожи друг на друга?

— Преступный мир меняет человека, — не отрываясь от чтения произнёс я. — Шрамы на лице, чаще всего от поножовщины, одинаковые прически… Тяжелый взгляд, кривая усмешка…

— Поножовщины? — непонимающе переспросила Нечаева.

— В острогах и на каторгах установлены блокираторы силы, — пояснил я. — Так что разборки между бандами, которые часто происходят в тюремных дворах, идут просто при помощи самодельных ножей и других подручных средств.

— Жуткое место… — пробормотала девушка. — И как люди должны перевоспитаться в таких условиях?

— Основная задача заключения на каторге — временная изоляция опасного человека от общества. И с этим система вполне справляется.

— Но почему?

— Потому что общество не терпит каторжников, — спокойно ответил я. — На каторге перед бастардами стоит лишь выбор, к какой из преступных сил придется примкнуть. Все знают, что в одиночку там не выживают. А здесь, на свободе, их ничего не ждет. Люди будут с подозрением на них коситься, работу найти будет трудно. Если что-то случиться в доме, где обитает бывший каторжанин, то его первым обвинят в произошедшем. Даже если все будет указывать на его невиновность.

— Это несправедливо! — нахмурилась девушка, уже иначе глядя на снимки.

— По статистике рано или поздно бывшие каторжники возвращаются к преступному ремеслу. Таков путь.

— Но…

— Избави вас Искупитель пожалеть каторжан, решив, что они несчастные люди, которым просто не повезло в жизни! — предупредил я. — Большинство из них сами выбрали свою судьбу. И они не променяли бы ее на другую. Во многих семьях каторга — что-то вроде наследственного пути. Сыны идут по стопам отцов и делают это с гордостью. Конечно, можно подумать, что у них нет выбора. Однако даже если выбор есть, то довольно часто эти ребята предпочитают привычную дорожку. Даже если дать им работу, то они все равно займутся преступными делами. Они кажутся им привычнее и легче. К тому же честно работать многим не позволяют убеждения.

— Правду говорите, мастер некромант, — подал голос Козырев и забрался на подоконник, чтобы нам было его видно. — Мне приходилось нанимать таких вот бедолаг. Они завсегда просились в охрану. И не потому, что хотели защищать мое имущество. А для того, чтобы стащить что-нибудь темной ночью… Я обещал заплатить пять рублей, чтобы они переместили батареи из одного ангара в другой. Мужики попросились работать вечером, чтобы не светить мордами бандитскими. Ну, платить им наперед я не стал. И деньги оставил в старой тумбочке в ангаре, который им удастся освободить от радиаторов.

— И они отработали эти деньги? — полюбопытствовала Нечаева.

— Еще как! У меня не забалуешь. Все потому, что на других дверях склада были крепкие замки, — фыркнул призрак. — Я ведь не дурак, чтобы таким людям доверять. Это вы — дамочка молодая и наивная. Еще и пожалеть такого надумаете. А ему только того и надо. Начнет вам про жизнь свою тяжелую заливать, про судьбу-злодейку. Будет уверять, что попал в острог без вины. Там каждый душегуб сочиняет, что бабушку через дорогу переводил, а на нее напали душегубы. Наверняка, чтобы отобрать пенсию, которую та получила накануне на почте. Так вот, почти каждый защитил такую вот незнакомую бабушку или девицу, которая потом сбежала, испугавшись последствий. Только никто не скажет, что бабку ту, он сам же и ограбил, а девица бежала не без причины.

— Думаете, что я настолько глупая, чтобы поверить в такие сказки? — насупилась Нечаева.

— Таких сказочников вы еще не встречали, княжна, — покачал головой Козырев. — Да вы не обижайтесь на старика, я же не обидеть вас хочу, а предупредить. Эти каторжане могут так красиво рассказывать о своей нелегкой судьбине, что не каждый писака сможет описать в книжке. Только все, что они говорят, надо умножать на ноль.

— Иногда и невинные попадают в острог, — осторожно вставил я, вспомнив Петра из монастыря.

— Случается и такое, кто ж спорит? — закивал Василий. — Лес рубят — щепки летят. Да только черносотенцев вряд ли можно назвать невиновными. Они совсем не зря рисуют на своей коже знак принадлежности к банде.

— Это все же очень грустно, — вздохнула девушка.

— Преступная среда зреет не на каторгах, — продолжил я, перебирая документы. — А в рабочих районах и приютах. И я уверен, когда-нибудь это все поменяется.

Арина Родионовна отложила бумаги. Я же продолжил перебирать листы с биографиями.

Двое из восьмерых умерли далеко от Петрограда, и поэтому я их убрал в сторону. Осталось шестеро. Трое из них по вполне естественным причинам умерли в городских притонах. Причем, времени с момента их смерти прошло достаточно много. От пары месяцев до полугода. Еще двое погибли в авариях. Последний из списка монархистов трагически скончался несколько дней назад, при разборке на каторжном дворе. И меня терзали смутные сомнения, что это трагическое событие — дело рук Рипера. Я положил нужный лист поверх других и внимательно взглянул на снимок.

Лицо черносотенца показалось мне смутно знакомым. И только несколько минут спустя я вспомнил, кто был на карточке. Тот самый монархист, которого я загнал в долг в больничной палате! Видимо, это событие было сложно скрыть от общественности, и черносотенцам пришлось избавиться от стукача, свалив это на криминальную разборку.

Задача становилась интереснее. Тем более, труп мертвого монархиста до сих пор лежит замороженным в прозекторской острога. А притащить на допрос тело было куда проще, чем искать привязку призрака. Поэтому я решил начать допрос свидетелей в деле против Свиридова именно с него.

Я резонно решил, что души монархистов, умерших от естественных причин и аварий, скорее всего уже давно прибрал ловидух. К тому же соваться в притоны черносотенцев в поисках нужных мне призраков не очень-то хотелось. Даже если самого призрака можно было вызвать для разговора вне здания, то предмет-привязку придется искать в той самой квартире, где умер монархист. А терпение у монархистов не безграничное. А предметы-привязки погибших в авариях скорее всего уже давно пропали.

Убитый же в остроге вполне мог мне подойти. Причем, можно было попытаться забрать на допрос его тело. Даже если мертвяк не дотянет до суда, хотя бы первичные показания жандармам он дать сможет. Тем более, допрос можно будет снять на видео. Думаю, что камеру для этой процедуры несложно будет добыть, так же как и получить от эксперта заключение, что пленка подлинная. А дальше уже можно будет искать предмет, к которому был привязан мертвый черносотенец.