Юсупов. Серое Братство (СИ) - "Каин" - Страница 16

— Надеюсь, на мне вы эту способность не применяли? — грозно нахмурив брови, уточнила она.

Я вздохнул и ответил, постаравшись добавить в голос сожаления:

— Пока нет, Виктория Ильинична. Но когда-нибудь, я попрошу вас станцевать на столе. И вы не сможете мне отказать.

Девушка зло засопела и не проронила ни слова, пока мы не вышли на парковку. Уже там она произнесла:

— Я не одета для ресторана. Не хочу вас смущать. Быть может вы…

— Прекратите, — отмахнулся я. — Вы пытаетесь навязать мне образ сноба, но сами ведете себя некрасиво. Вы прекрасно выглядите. А если перестанете кривить лицо от каждой моей фразы, то окажетесь вполне симпатичной девушкой, с которой не стыдно зайти в приличное место.

— Вы пытаетесь меня обидеть? — начала было секретарь, но я ее перебил:

— Вовсе нет. Просто говорю как есть.

Виктория замолчала, обдумывая. Затем обошла авто и села за руль. Я же разместился на заднем диванчике.

— Куда едем? — обернувшись ко мне, уточнила девушка. — Здесь неподалеку есть неплохое заведение.

— Доверюсь вашему вкусу, — откинувшись на спинку, произнес я. — Едем.

Девушка завела двигатель, и машина выехала с парковки. Я же задумался о произошедшем убийстве.

— Выходит, этот Холодов и правда хороший человек, — протянул я. — Раз уж даже жандармы хорошо отзываются о журналисте. Такое, признаться, я вижу впервые. Вы слышали о Холодове, Виктория Ильинична?

Девушка взглянула на меня в зеркало заднего вида и ответила:

— Нет.

Я кивнул:

— Слишком уж много времени прошло со времени Восстания. Хотя, вы должны были с ним пересекаться, если журналист делал документальные фильмы про отступников.

Муромцева покачала головой:

— Я точно нет. Возможно, кто-нибудь из Братства…

Я задумчиво взглянул в окно. И Виктория, которая то и дело косилась на меня в зеркало заднего вида, не выдержав, уточнила:

— О чем задумались, Василий Михайлович?

— О том, почему ветеран гвардии убил такого хорошего и уважаемого журналиста, — пробормотал я и взглянул на Муромцеву. — Согласитесь, с новыми данными дело начинает принимать интересный и загадочный оборот.

И к моему большому удивлению, Виктория ответила:

— Наверное, вы правы, мастер Юсупов. Наверное, вы правы.

Машина остановилась на парковке. А Виктория обернулась ко мне и произнесла:

— Прибыли, мастер Юсупов.

Девушка вышла из салона. Открывать дверь для меня она не стала. Но совершенно забыла, что заблокировала их, когда мы отъезжали от лекарни. Я не отказал себе в удовольствии остаться на сиденье до тех пор, пока девушка не скрестила на груди руки и выразительно уставилась на меня.

Но положение спас швейцар. Он подбежал к машине и угодливо попытался распахнуть дверь. Та не поддалась и теперь уже я скрестил руки на груди, глядя на Муромцеву. Та спохватилась и нажала на кнопку, открыв замок.

— Благодарю, — сказал я и вложил в руку мужчины купюру.

Потом покосился на Викторию и добавил:

— Признайтесь, вы просто хотели оставить меня без обеда?

— Чтобы заморить вас голодом, — проворчала Виктория Ильинична.

— Я беспокоился, что вы в отместку отвезете меня в какую-нибудь закусочную, где подают жареных голубей.

— Вы ведь угощаете, — напомнила мне девушка. — И потому я откажусь от обычных голубей и закажу для себя чего-нибудь более приятного на вкус.

— То есть вы знаете, какие на вкус городские птицы? — удивился я.

— Пусть для вас это останется секретом, — усмехнулась Муромцева.

Внутри заведение оказалось просторным и светлым. Интерьер напоминал палубу корабля, а официанты ходили в форме юнг. Я предположил, что Виктория решила мне угодить. Наверняка она знала, что я частенько захаживал в рыбный ресторан рядом со старой работой. Но удивился, когда распорядитель тепло с ней поздоровался.

— Здравы будьте, Виктория Ильинична, — парень в тельняшке ей поклонился.

— И тебе не хворать, — отозвалась девушка. — Найдется для меня и моего… сопровождающего столик.

— Как официально, — едва слышно хмыкнул я.

Распорядитель проводил нас к столу у окна, который как раз насухо вытер салфеткой официант. Он почти тотчас принялся нахваливать блюдо дня.

— У нас сегодня знатная жареная корюшка и травами.

— А подай к ней серый хлеб с отрубями и нарезанный дольками лимон, — попросил я прежде, чем ответила моя спутница.

— И мне того же, — сказала она и потом удивленно взглянула на меня. — Вы правда будете это есть?

— Вы надеялись, что я буду пить чай и морщить нос? — развеселился я.

— Или потребуете семгу на сливках, — честно призналась Муромцева.

— Мне интересно, откуда у вас столько стереотипов обо мне? Или вы всех представителей княжеской крови считаете заносчивыми и никчемными?

— Не всех, — хмыкнула девушка.

— Значит, дело в профессии, — сам себе сказал я и продолжил уже громче, — Ну, теперь вы узнали, что я предпочитаю вкусные простые блюда. Может я и в других вещах не такой уж безнадежный.

— Я была удивлена, что вчера вы сами убрали со стола. И даже заварили чай, — внезапно призналась Виктория.

— Но справился со всем этим я с большим трудом, — вздохнул я.

— Мне начинает казаться, что вы играете со мной, Василий Михайлович, — прищурившись, предположила девушка, и я притворно округлил глаза:

— Высший меня сохрани. Никогда бы не стал шутить с такой опасной дамой.

Нам подали рыбу на белоснежных тарелках. Рядом официант положил салфетки. Я полил золотистую корюшку соком лимона и отложил в сторону вилку с ножом. Виктория следила за мной, наверняка надеясь, что я покажу свое настоящее лицо. Лицо, которое она нарисовала в своем воображении. Но аромат от блюда исходил чудесный и мне хотелось есть. Потому я принялся есть руками. Моя спутница хмыкнула и также отложила приборы. Она ела с удовольствием, отламывая кусочки от ломтя хлеба и посыпая их крупной горьковатой перечной солью.

Прерываться на разговоры не хотелось. Как и думать о чем-то плохом. Впрочем, Виктория решила не продолжать выяснять отношения. Я подумал, что причиной ее плохого настроения был голод. Быть может, она как и многие люди, недовольничала до обеда. А после трапезы станет вести себя вежливо.

— Вы часто здесь бываете? — спросил я, когда опустевшие тарелки убрали со стола.

— Иногда захожу, — уклончиво отозвалась девушка. — Мне нравится простая кухня. Тут кормят сытно и вкусно. Не думала, что вы оцените.

Я пожал плечами.

— В семье Юсуповых уважают простые блюда. Наша кухарка готовит для меня и дядюшки именно такие яства. Лишь изредка балуя нас чем-то изысканным. Но самое удивительное происходит, когда Петр Феликсович решает сам заняться готовкой. Если однажды вам доведется испытать на себе его кулинарные таланты, то приготовьтесь.

— Все настолько плохо? — девушка улыбнулась.

— Пусть для вас это будет сюрпризом, Виктория Ильинична.

— Вы коварный, княжич. Не ожидала от вас такого.

Девушка поставила локти на стол и устроила подбородок на своих ладонях. Я смотрел как солнечные косые лучи скользят по ее лицу, как обрисовывают тонкий бледный шрам на ее лбу, которых походил на штрих. Как свет тонет в ее темных волосах. И подумал, что хотел бы знать, чем можно развеселить Викторию, чтобы удостовериться, что на ее щеках и впрямь появляются ямочки, когда девушка улыбается.

— Вы странно на меня смотрите, — сказала она и прищурилась.

— Это последствия стресса после того, что произошло в лекарне, — отмахнулся я.

Секретарь обеспокоенно нахмурилась.

— Может вам нужен душеправ? Вы помогли Лидии и тому парню… как его…

— Коля. — кивнул я и продолжил, — Он хороший парень. Но мне душеправ без надобности.

— Вы в этом так уверены, Василий Михайлович? — уточнила Муромцева, и кивнул:

— Конечно. Ведь я не испытываю вины. Я сделал все, что мог, чтобы попытаться спасти раненого В этом я уверен. Как и в том, что никак не мог спасти от пули стрелка.