Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 54

— Не бойся. – успокоил я сестру. – Я крепко держу!

Мария, наконец, решилась, отпустила Яниса и глазами показала мне, чтобы следил за веревкой, не забывая страховать, чтобы ребенка не качнуло и не ударило в стенку. Только убедившись, что Янис висит ровно, она окончательно мне доверилась. Губы ее слегка дрожали.

Начал медленно стравливать. Отец Варфоломей уже поднял обе руки вверх, готовый принять мальчика. Крепко обхватил его, прижал к груди. Студент подскочил к отцу Варфоломею, развязал Яниса.

Отец Варфоломей отошел чуть в сторону, тихо укачивая племянника и наблюдая за нашими дальнейшими действиями. Цикалиоти в это время уже крепил лестницу к концу веревки. Поднял голову, кивнул. Я затащил лестницу в комнату. Крепко привязал её к железной решетке. Обернулся.

Марии не было рядом. Сейчас она стояла возле постели и смотрела на своего мужа. И взгляд её, полный нежности и вины, заставил меня на мгновение забыть про всю опасность ситуации и про необходимость как можно быстрее закончить дело. Я не мог не дать ей времени попрощаться с мужем навсегда.

«А, ведь, судя по рассказам сестры, Умут – отличный мужик и хороший муж, – вдруг осознал я. – Холил Марию, лелеял. Вон, как возился с ней, когда она не могла забеременеть. Как радовался рождению сына... Жалко его. Часы его мужского счастья отбивают последние минуты. Проснется утром, а... А, с другой стороны, сестра, наверняка сейчас принимает окончательное решение. Может все закончится тем, что придется обратно затаскивать Яниса. Но это её решение. Не моё!»

Я ждал. Сестра, наконец, перевела взгляд на меня. И все поняла. Что решать – ей одной. Посмотрела на мужа еще раз. Губы ее дрожали. Достала из-за пазухи маленькую иконку и забормотала слова молитвы. Потом наклонилась, поцеловала руку мужчине, с которым прожила много лет. И прощения попросила, и простилась.

Потом резко обернулась. Схватила пару тюков с вещами, подошла ко мне.

— Не нужно, Мария, – я обнял сестру. – Как пришла к нему, так и уходи. Так будет правильно. Только Янису возьми немного одежды на смену.

Сестра согласилась со мной. Поставила тюки на пол. Быстро вытащила из меньшего несколько вещей, сбросила их тут же на пол. Потом задумалась. Сняла все украшения с себя, положила их на столик. Подхватила значительно похудевший тюк, подошла к окну.

— Это правильно, сестра. Мы не воры! – тихо шепнул ей на ухо.

Я забрал у нее тючок. Выглянул в окно, вытянул руку. Цикалиоти все понял. Кивнул. Я сбросил тючок, студент его поймал. Положил поклажу на землю, выпрямился и крепко ухватился за веревочную лестницу.

Ну, все, пошла жара! Секунды рванули как бешеные. Рубикон пройден, отступать некуда. Теперь только вперед!

— Давай, сестра. Медлить нельзя!

Она твердо кивнула и шагнула к подоконнику.

Помог сестре выбраться через окно. Крепко держал ее, пока обе ее ноги не встали на перекладины лестницы. Она руками ухватилась за край подоконника, ногами спустилась на пару ступенек вниз. Руками ухватилась уже за лестницу. Только после этого я отпустил ее и крепко вцепился в открытую решетку, не давай ей качаться.

— Не торопись! – предупредил, но она была на удивление спокойна и дышала ровно.

Веревочная лестница, в общем-то, и для любого мужчины – серьезное испытание. А уж для женщины, да еще в такой экстремальной ситуации... Но, кажется, у Марии с хладнокровием был полный порядок. С другой стороны – столько пережить. Хочешь не хочешь – закалишься.

Мария не дала никому из нас повода вздрогнуть. Спустилась хоть и медленно, но уверенно, ни разу не запнувшись. Тут же подошла к отцу Варфоломею и, поблагодарив его, перехватила Яниса. Уверен, она улыбалась.

За это время я уже успел отсоединить лестницу от решетки и привязать её к веревке. Спустил лестницу, перехватывая канат. Студент тут же ее отвязал её и скрутил. После чего вместе с отцом Варфоломеем они опять начали меня страховать. Все действовали слаженно, словно неделю предварительно тренировались. Ни лишних движений, ни ненужных возгласов.

Я ухватился за веревку, повис на ней. Прикрыл решетку. Бросил последний взгляд на Умут-агу. Он спал, ни о чем не ведая. «Прости, мужик!» Прикрыл окно, просунув руку сквозь прутья.

Скользнул вниз. Ноги коснулись земли.

Как только я убрал руки от веревки, Фалилей начал медленно вытягивать её с крыши. Цикалиоти бросился предупредить Спенсера. Когда они оба подошли, веревка как раз окончательно освободилась от кольца дымохода и с ясно различимым шумом из-за полнейшей тишины вокруг упала на землю. И звук упавшей веревки был самым громким за все время нашей операции. Мы замерли, прислушиваясь и оглядываясь. А Мария в это время с грустью смотрела вверх, на окно комнаты, где спал брошенный ею муж, отец её ребенка. Тишину уже больше ничего не нарушало.

Мы подхватили веревку и скатку с лестницей, бросились вон.

Суета, которая сопровождала нас те несколько минут, что мы были в лавке Тиграна, лишний раз убедила меня в том, как был прав старик, сделав так, что мы успели сказать друг другу все нужные слова на прощание. Единственное, что я успел, пока Мария и Янис устраивались в паланкине, так это подойти к нему, обнять еще раз и передать несколько монет. Тигран не обиделся, он понимал, что это серебро не для него.

— Что нужно? – спросил он.

— Помнишь, я тебе говорил о Константине...

— Из бань?

— Да. Передай ему, пожалуйста, от меня мою благодарность за все и бочонок лучшего воска и греческих сладостей.

— Конечно, друг!

Расцеловались. Я двинулся к своему шесту. Меня остановил Фалилей.

— Ты и Барталомевос, – только и сказал.

Отец Варфоломей и Цикалиоти, уже стоявшие возле своих шестов, беспрекословно подчинились указанию бывшего раба.

— Тебе удобно, Мария? – спросил я, когда все встали по местам.

— Да, — подтвердила она, прижимая мальчика к груди.

— Янис?

— Не волнуйся. Я же говорила: до корабля не проснется.

— Хорошо.

Мое одобрение послужило всем знаком. Мы приподняли паланкин. Мария ойкнула, но больше не издала ни звука. Двинулись к пристани.

Тигран стоял возле своей лавки. Не двигался. Перед поворотом я оглянулся. Тигран смотрел с улыбкой. Кивнул мне. Я кивнул в ответ, махнул рукой, сделал еще один шаг, заворачивая за угол, и теперь уже окончательно распрощался со своим добрым другом.

...Шли молча. Даже словоохотливый Спенсер сейчас был серьезен и молчал. Я, к своему удивлению, был спокоен. Переживания за спасение сестры меня уже не страшили, хотя говорить о завершении дела было еще ой как рано. И тем не менее. А переживания по поводу расставания с Тиграном хотя были грустными, но и щемяще-светлыми.

— От, надо же! – меня отвлекло радостное восклицание отца Варфоломея.

— Что, батюшка? – отвлекся я от своих мыслей.

— Раб Божий как сообразил!

Я понял, что он имел в виду решение Фалилея о нашей новой расстановке в переноске паланкина. И, действительно, сравняв пары по росту, Фалилей добился от нас большей слаженности.

— Как он, батюшка?

— Ох, нарадоваться не могу! – Отец Варфоломей засиял. – Такой кроткий! Слова лишнего не скажет. Все делает с молитвой. Каждый день Господа благодарю за то, что освободили его из лап басурманских. И тебе благодати у Бога прошу. За то, что не отступил, не испугался, нас убедил.

— Спасибо, батюшка!

— Тебе спасибо, Коста! – тут батюшка опять возрадовался. – И знаешь, что еще?

—Что?

— Он как появился в церкви у меня, так прихожан стало больше на службы ходить. Да и так просто, чтобы свечку поставить.

— Так это же здорово!

— Конечно! – тут батюшка задумался. – Вот только...

— Что? – забеспокоился я.

— К бабке не ходи, прихожан прибавилось за счет женского полу. Вот, пойми теперь: они на службу приходят или на арапа поглазеть?!

— А даже, если и поглазеть, батюшка...