Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 53

— И каков же счет между нами?

— Я начинаю безнадежно проигрывать, мистер Эдмонд!

— Ну, ну! Выше нос, Коста! – Спенсер кивком поблагодарил Тиграна, передававшего ему в этот момент чашку кофе. – Я, например, очень надеюсь на то, что и вы еще не раз меня удивите! И даже не надеюсь, а верю! Иначе...

Договаривать не стал. И так было понятно, что Спенсер не считает меня паршивой овцой и не собирается поэтому довольствоваться лишь клочком шерсти. «Ему нужно от меня шерсти на десяток шуб, – думал я, принимая свою чашку из рук Тиграна. – Да только и я намерен как следует поживиться за твой счет, «инглез». Еще посмотрим, каков будет окончательный счет!»

Впрочем, следовало признать, что этот самый счет – с точки зрения моего долга чести – уже перевалил черту, за которой нельзя было смотреть на Эдмонда, как на противника. Вообще-то, он сейчас рядом, рискует вместе с нами ради меня. Делает, а не языком треплет. Я же пока лишь обещаю. Мне следовало подумать об этом, когда схлынет накал событий.

...Цикалиоти, выпив свою чашку, вызвался провести рекогносцировку на местности. Посмотреть все ли тихо вокруг караван-сарая. Мы ответили, что в этом сейчас особой нужды нет, но и лишним тоже не будет. Попросили его быть осторожным. Цикалиоти ушел.

Отец Варфоломей и Фалилей в углу тихо беседовали о Боге. Спенсер опять забрался в паланкин, предупредив всех, что поспит немного. Действительно заснул! Не храпел, и на том спасибо!

Тигран сел рядом со мной.

— Друг мой, – заговорил на армянском. – Вы же приведете Мариам и Ясина сюда?

— Да, – я удивился вопросу, поскольку Тигран знал весь наш план.

— Потом сестра и племянник сядут в паланкин, и вы покинете мою лавку?

— Да, – степень моего удивления нарастала.

— А завтра утром вы сядете на пароход, и покинете Константинополь...

— Да.

Тигран грустно усмехнулся.

— Когда вы придете сюда с сестрой и племянником, ни до чего уже времени не будет. Вам нужно будет торопиться...

И тут я понял, наконец, что мудрый старик пытался все это время до меня донести. И, как только я это понял, глаза мои поневоле заблестели от выступающих слез.

— Да, друг мой, – глаза Тиграна тоже блестели. – Скорее всего, в этой жизни мы больше никогда с тобой уже не увидимся. Так что, давай сейчас попрощаемся, как следует. Чтобы потом не жалеть, что не успели этого сделать.

Мы крепко обнялись.

— Тигран... — слова с трудом прорывались через перехваченные спазмом связки...

— Не нужно слов, мальчик мой, – Тигран тихо похлопал меня по спине. – И так все понятно.

— Я хотел сказать, что мне даже нечего тебе подарить на память обо мне.

— Ты сделал мне самый роскошный подарок из тех, которые один человек может дать другому.

— И что же это за подарок?

— Хорошие воспоминания о хорошем друге.

— Ты как всегда прав, мудрый старик – лучше подарка не может быть. Я всегда буду вспоминать тебя с теплотой в сердце.

До возвращения Цикалиоти мы больше не проронили ни слова.

Студент был несколько озадачен, увидев меня с Тиграном в таком состоянии. Но ничего не спросил. Сообщил, что все в порядке. Все тихо.

— Думаю, часа в четыре ночи, как и договаривались, можно будет выдвигаться.

Мы согласились.

— Вы бы все поспали, – предложил Тигран. – Не волнуйтесь, когда нужно будет, я вас разбужу!

Отец Варфоломей охотно согласился.

— И то! Силы нам понадобятся!

— Я не спать! – Фалилей не изменял своей аскезе что в жизни, что в речах.

Цикалиоти не стал храбриться. Тоже принял предложение.

Тигран посмотрел на меня.

— Поспи, – улыбнулся он. – Поспи. Сейчас уже не нужно думать о нас с тобой. Не нужно печалиться. Мы уже попрощались. Сейчас нужно думать о сестре и племяннике.

Я сразу успокоился, услышав такой простой и, в то же время, удивительный довод мудрого старика. И принял тот факт, что больше никогда я Тиграна не увижу. Заснул.

...Тигран и Фалилей подняли всех около четырех ночи – в час, когда самый беспокойный не может не сомкнуть глаз. Минут десять мы потратили на кофе, нас взбодривший и окончательно разбудивший. Еще пять минут ушло на повторение плана. Все точно знали свои действия. Здесь сюрпризов не должно было быть. Тигран пожелал нам удачи. Мы нырнули, как тати в ночи, в лунный свет от яркого полумесяца в черном небе.

Быстрым шагом дошли до той части хана, которая тремя выступами, напоминавшими чуть раздвинутые меха гармошки, выходила на безлюдный пустырь. В торце первого из выступов на среднем этаже было окно Марии. Этот архитектурный изыск нависал над улицей, покоясь на фигурных каменных кронштейнах: здесь наверх не заберешься.

Отошел чуть в сторону, чтобы вспомнить, где был прошлый спуск с крыши. Отец Варфоломей, Фалилей и Цикалиоти остались ждать под окном.

Спенсеру предстояло, как я выразился, ходить вокруг по периметру, предупреждая о любой опасности. В общем, красиво завуалировал весьма обыденную и заурядную роль человека, стоящего на шухере. Но Спенсер, как и все мы, был сейчас под таким воздействием адреналина, что не придавал значения чинам и рангам, и, тем более, не задумывался над своей, граничащей с оскорблением, ролью в этой операции. Одним словом, зауряд-офицер в армии Косты. Даже не знаю, есть ли уже такой чин в русской армии?

Боже, какая ерунда в голову лезет!

Я взял веревку, сложенную во внушительную связку, перекинул через голову на манер шинели-скатки, приготовился лезть на крышу. Сердце стучало ровно, ноги-руки не дрожали. Сперва дело, переживать буду потом. Переживать будем, когда алмаз добудем!

Путь мне был знаком. (Ах! Малика, Малика!) Фалилей встал у стены и уперся руками, студент подсадил – и вот я уже на плечах абиссинца, цепляюсь за подоконник того самого темного окна, что открыло мне вход к моей царице. Не дал мыслям-предателям сбить сосредоточенность, отгоняя воспоминания об ее изумрудных глазах, и стал повторять свой маршрут по стене в обратной последовательности.

Вид плоской крыши с куполами был знаком не меньше. Купола порадовали меня еще раз тем, что закрывали от чужих глаз довольно значительный сектор. Но больше всего меня сейчас вдохновляли торчащие по всей крыше дымоходы – железные трубы, обложенные круглым гладким камнем. Одна из таких труб – рядом с краем того торца, где было окно Марии. Не будь этой трубы, исполнить задуманное было бы в разы сложнее.

Я перекинул веревку через трубу, сбросил оба конца вниз. За один конец схватился Фалилей, за другой – Цикалиоти и отец Варфоломей. Крепко натянули, подергали: труба не шелохнулась. Лунного света хватало, чтобы увидеть, как Дмитрий кивнул мне, подтвердив, что они держат веревку крепко и я могу не бояться начинать спуск.

Я заскользил вниз, тихо шурша подошвами по стене. Затормозил напротив окна Марии. Осторожно постучал.

Тут же в комнате загорелся тусклым светом фонарь. За стеклом появилось лицо Марии. Обрадовалась мне. Кивнула, что все в порядке. После чего открыла окно и внешнюю решетку: к счастью, у последней были предусмотрены петли.

Я тихо спрыгнул в комнату.

С полминуты мы с сестрой стояли, замерев. Я огляделся. И Умут-ага в своей постели, и Янис, уже одетый, спали, никак не отреагировав на те, пусть и негромкие, звуки, с которыми я проник в комнату. Я успокоился. Сестра сделала шаг ко мне. Мы обнялись.

— Не волнуйся. – шепнула она мне. – И муж, и сын всегда спят очень крепко. А с твоим зельем проспят до обеда. И служанки.

— Хоть из пушки стреляй? – улыбнулся я.

— Да, хоть, из десяти и прямо над ухом! – успокоила меня Мария.

— Хорошо. Тогда начнем. Давай Яниса.

Сестра нежно обхватила сына. Подняла на руки.

Я выглянул из окна. Кивнул друзьям. Отец Варфоломей и Цикалиоти отпустили свой конец веревки. Цикалиоти тут же присоединился к Фалилею.

Я поднял свободный конец веревки в комнату. Мария с Янисом на руках уже стояла рядом. Я пару раз обвязал веревкой ребенка. Кивнул Марии. Она поцеловала сына, подошла к окну, с испугом посмотрела сначала вниз, потом на меня.