Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 42

За себя я был спокоен. Я весь целиком, с ног до головы, как непрошибаемой броней, был все еще защищен Маликой – ее запахом, моими чувствами, моей тоской.

Но Спенсер держался молодцом, поневоле вызывая во мне все большее и большее к нему уважение. Он охотно общался со всеми, проявлял радующее всех любопытство, спрашивая обо всем подряд. Буквально, как акын: что вижу, то пою!

Я переводил без остановок и пауз и уже порядком стал уставать. Но отмечал про себя некоторые факты, о которых не имел представления. Так, например, когда Спенсер выразил свое восхищение двориком и окружающими его каменными домами с балкончиками, нам сообщили, что построить каменный дом здесь было большой проблемой. Турки не любили этого, считая, что строится не дом, а крепость, брать которую при необходимости – потратить много сил и положить много людей. Другое дело – деревянный! Поджог его – и вся недолга!

На мое счастье, после перерыва вновь заиграли музыканты. Народ бросился плясать. Можно было передохнуть немного. Спенсер тут же обернулся и наблюдал за танцами, уже хлопал в такт со всеми. Моя помощь ему сейчас не требовалась. Подсел Георгий.

— А в Имерети заедете? – разговаривая, мы тоже не переставали хлопать.

— На все воля Божья! – не стал я давать клятвенные заверения. – Но должны.

— Тогда вы обязаны заехать в Вани! Там живет мой старший брат, Вано Саралидзе. Легко запомнить: Вани – Вано.

Я кивнул.

— Скажешь, что от меня! Дальше можешь не беспокоиться!

Я поблагодарил Георгия. Мы вернулись к танцам. Выпитое немалое количество вина уже действовало и на меня. Я уже не только хлопал в такт. Мое тело, уже не слушаясь меня, реагировало на музыку и практически ходило ходуном. Очень хотелось вскочить, войти в общий круг, раскинуть руки, заорать, оскалив зубы, и броситься по кругу, как я делал это много и много раз на свадьбах и праздниках.

Георгий заметил мое нетерпение.

— Что сидишь? Давай, иди, потанцуй! Умеешь по-нашему? – уже на слабо брал.

Я хмыкнул, изобразив вселенского знатока.

— А «Шалахо» вы умеете? – мой рот раскрылся прежде, чем мозг успел его остановить.

Георгий уже выражал крайнее удивление незнакомому названию. Я костерил себя.

«Идиот! Какое «Шалахо»! Оно же еще не появилось. Насколько помню, первые ноты только в конце этого века появятся. Давай, выкручивайся теперь!»

— Шалахо?! – уже переспрашивал Георгий.

— Мы там у себя... Ну, такая смесь... Немного от грузин, немного от армян. И наша музыка. В общем... Вряд ли ваши музыканты...

— Э! – Георгий не дал договорить, был оскорблен в лучших чувствах. – Наши музыканты?! Наши музыканты все сыграют, что ты им покажешь!

Тут же бросился к музыкантам. Попросил прощения у людей за то, что прерывает танец, предложил еще раз выпить за дорогого гостя. Уговаривать никого не пришлось. Сбежались к Спенсеру.

Потом Георгий наклонился к музыкантам. Что-то говорил, все время указывая на меня. Было понятно, что он их изрядно подначивал, поскольку музыканты тут же выразили возмущение моим предположением об их неспособности воспроизвести мелодию. Георгий удовлетворился градусом их возмущения и их готовностью горы свернуть, но выполнить предстоящий заказ. Он выпрямился, ткнул в меня.

— Иди сюда!

«Что ж, прогрессор, — думал я, вставая, — иди теперь, нарушай пространственно-временной континуум! Вот армяне обидятся! Все-таки первородство большинство признает за ними».

...Я подошел, вежливо поздоровался. Музыканты были в таком нетерпении, что походя ответили на мое приветствие.

— Напой! – потребовал один из них.

У меня есть несомненный, но не очень выдающийся талант: я могу идеально свистеть. Пою – могу ошибиться, взять не ту ноту, а вот свищу почти безошибочно!

Я вздохнул. В наличие только барабан, две зурны. Нет привычного кларнета и кавказкой гармошки.

— Начинаем с барабана! – я настучал ритм, потом принялся насвистывать мелодию.

...И музыканты были, действительно, хороши, и задеты они были за живое так, что уже всего минут через пять моего урока, они лихо расправлялись с задачей.

«Неудивительно, – думал я. – В том смысле, что ритм точно такой же, как у лезгинки, да и общий строй мелодии им уже давно знаком!»

Георгий все это время стоял рядом в нетерпеливом ожидании. Наблюдал за мной, но, в основном, за музыкантами. Ждал от них знака готовности. Музыканты переглянулись, покачали друг другу головами, указывая на то, что все поняли и готовы. Потом барабанщик посмотрел на Георгия.

— Можем!

Георгий тут же объявил всем и каждому, что «наш друг Коста сейчас станцует для нас!» Все зааплодировали. Обратили взоры на меня. Смотрели с любопытством. Только взгляд Спенсера сейчас выражал еще и некое непонимание. Он вопросительно смотрел на меня.

— Платок нужен, – попросил я Георгия.

Георгий тут же чуть ли не вырвал из рук близстоящей девушки небольшой шелковый платок, передал мне.

Я встал в центр круга. Обернулся к музыкантам. Глаза их горели. Я кивнул. Барабанщик со всей возможной страстью и силой сделал первые удары по коже барабана, вознося над двориком привычный мне ритм непривычной здесь мелодии. Первые звуки тут же выбили из меня всю робость и зажатость. Я резко вскинул руки, заорал, оскалив зубы и дождавшись вступления зурны, очертя голову бросился по кругу.

...Люблю Шалахо. И неплохо его танцую. И сейчас меня совсем не волновало качество исполняемого мною танца. Меня вообще ничего не волновало. Я просто был невообразимо счастлив из-за того, что в эти минуты все тревоги и страхи куда-то исчезли и не мучили меня китайской пыткой. Я знал, что они вернутся. Конечно, вернутся! Но не сейчас. Сейчас я носился с платком по кругу, ловил восхищенные взгляды, орал беспрерывно, заводя публику и заставляя её хлопать мне громче и восхищаться мной уже в голос! Даже чопорный Спенсер в эти минуты не мог скрыть ни своего удивления, ни своего восторга. «То-то же, туманный Альбион! – все ликовало у меня внутри. – Это тебе не овсянка с пудингом! Танцует абсолютно счастливый человек!»

...Триумф был невообразимый! Музыканты, закончив, тут же вскочили, бросились ко мне, чтобы первыми меня обнять и расцеловать. Потом Георгий перехватил меня и, не выпуская из своих объятий, повел к столу через толпу, в которой каждый считал своим долгом похлопать меня по плечу или по спине и выразить свое восхищение и благодарность.

Возле стола меня уже ждал наполненный стакан. Георгий уже провозглашал в честь меня здравицу! Все выпили в едином порыве. Я после этого скромно и коротко всех поблагодарил, опрокинул стакан и сел, утирая уже изрядно выступивший пот на моем лице.

Заметил внимательный взгляд Спенсера.

— Не ожидали? – позволил я себе небольшой плагиат.

— Совсем не ожидал! – признался Спенсер, улыбнувшись. – Вы поразили меня!

Кивком головы, я поблагодарил его за такую оценку...

...И все-таки я упустил тот момент, когда у Спенсера произошел тот самый щелчок, который переводит человека из пьяного состояния в невменяемое. Но с учетом количества выпитого и с учетом времени – уже было начало шестого утра, – это было немудрено. Дворик уже практически опустел. Поэтому «позор» Спенсера наблюдало только несколько мужчин, включая четверку первых знакомых. И, хвала небесам, уже не было ни одной женщины. Сам я, к слову, тоже изрядно покачивался. И от того, что выпил много, и от того, что теперь, поддерживая Спенсера, был озабочен лишь одним: как бы не дать ему упасть и самому вслед не завалиться.

Попрощались с парнями. Георгий напоследок не преминул еще раз напомнить мне про своего брата Вано из Вани. Я подтвердил, что все помню. Потом как можно крепче обхватил Спенсера. Побрели.

«Слава Богу, что идти совсем ничего! – думал я, еле-еле переставляя заплетающиеся ноги, и уже горевал, глядя на Спенсера. – Надо же было ему так напиться! Лыка не вяжет! О разговоре про сестру, пока он не очухается, можно забыть!»

Когда ввалились в холл к Джузепино, тут же, на мое счастье, к нам бросился мальчик-служка. Вдвоем нам уже было легче доставить Спенсера в номер.