Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 4

Дальше на одном из перекрестков, рядом с мечетью, большая толпа женщин и детей окружила группу европейцев, выкрикивая ругательства и даже бросаясь камнями. Стоявший неподалеку солдатский патруль ровным счетом ничего не предпринимал, чтобы прекратить беспорядки. Кажется, солдаты получали удовольствие от неожиданного развлечения.

Влетел на небольшой базарчик, где торговали съестным. Пробирался мимо гомонящих едоков, громко чавкающих за столиками или попивающих чай из пузатых стаканчиков в тени натянутых над улицей разноцветных полотнищ. Жадно вдыхал запахи запекаемых в жаровнях кебабов и горячих лепёшек, которые метал на прилавок толстый турок в белой чалме из глубины своей лавки. Я понял, что проголодался. Эта мысль меня развеселила: буквально полчаса назад я размышлял о собственной смерти – теперь мечтал о толстом бутерброде балык-экмек, которым славится Стамбул, или, на худой конец, о бараньей «запятой» на косточке.

Тут дорогу мне преградили два араба в длинных белых рубахах до пят. Видимо, требовали, чтобы я развернулся назад. Впереди улица была не столь запружена толпой и выглядела поприличнее грязных переулков, оставшихся за моей спиной. Не понимая, что лопочут арабы, грозно хватаясь за кривые ножи у пояса, я протиснулся между ними и ускорился. Через пару минут до меня дошло, куда я попал. Это был невольничий рынок, причем, женский.

У стен домов на ковриках сидели и лежали малоприятные глазу мегеры, которых могли выставить на продажу лишь от полной безнадёги. Рядом с ними стояли приличного вида купцы, безуспешно зазывавшие прохожих предложениями скидок. В стенах виднелись глубокие темные ниши, забранные нечастой деревянной решеткой, за которой виднелись женские силуэты поинтереснее. В одной из ниш дотошный покупатель, подсвечивая себе фонарем со свечой, разглядывал зубы невольницы, в другой – двое греков в фесках горячо обсуждали цену на красотку, которая спешно укрывала халатом голое тело изящных пропорций. По-видимому, здесь осмотр был проведен с восточной обстоятельностью.

Мелькнула мысль узнать расценки, но тут же пропала: сзади к возмущенным крикам арабов, игравших, судя по всему, роль местной пропускной системы, добавились окрики от догонявших меня бостанджи. Оставил все попытки насладиться бесплатным эротическим театром с экзотическим колоритом. Снова ускорился, и вскоре работорговцев и любителей «сладкого мяса» сменили уличные менялы, разложившие прямо на ковриках весы и широкие чаши с разной монетой.

— Не проходи мимо, добрый человек! – громко голосил одетый в черное еврей в характерной ермолке. – Лучший курс на биллонную монету в двадцать пар, на куруш и на пять курушей! Плачу серебром франков или русской полтиной![1]

Поменять соверен на местное серебро было бы весьма кстати. Не платить же золотом за еду? Пиастры, пиастры! – как выкрикивал знаменитый попугай Флинта. Вот только возможности задержаться в этом крайне нужном месте не было никакой.

Было бы время, пристроился бы рядом, чтобы незаметно прицениться и понять, что почем. Учить меня, как деньги менять – только портить: какой турист из моего мира не знает, как найти выгодный курс в обменниках? Но что это за зверь – билонная монета?

Черт! Опять не свезло! Через один перекресток я уткнулся в похоронную процессию. Закутанные в черное с головы до пят, с лицами, обвязанными платками , четверо мужиков тащили носилки, на которых лежало тело, прикрытой соломенной циновкой. Свисающая рука была покрыта мерзкими на вид язвами. Неужели чума?!

Подался назад, стараясь не дышать. Но и стоять на месте опасно, стражники приближались. А за первой группой носильщиков показалась вторая. Я в отчаянии ринулся в еле возникший просвет, заслужив новую порцию ругани.

Мой греческо-грузинский бог, наконец-то, вспомнил обо мне. Прямо перед носом возник вход на рынок – массивная арка, напоминающая крепостную башню с зубцами поверху. За ней вдаль уходила длинная галерея, забитая людьми и лавками. Византийский орнамент украшал своды, усиленные поперечными балками. Под ногами истертая мозаика или выщербленные мраморные плиты. Людской гул метался между древних стен. А вот в мое время здесь, на Гранд Базаре, было явно потише: звуки гасились множеством тканей, ковров, дубленок, несмотря на то, что народу было на порядок больше. Но и сейчас в толпе было несложно затеряться, особенно, если не двигаться по прямой, а сворачивать все время в разные стороны.

Я стал маневрировать, придерживаясь четкой системы: сворачивал налево на первом же переходе, затем направо в новой галерее. Если в ней было немного покупателей, пропускал поворот. Мой потрепанный вид продавцов не вдохновлял, меня никто в лавки не зазывал. Наверное, считали, что я целенаправленно двигаюсь к какой-то одному мне понятной цели, выполняя чье-то поручение. Заподозрить во мне покупателя было трудно.

— Коста! – в мою руку, как клещами, вдруг кто-то вцепился.

Я попытался оттолкнуть чужую руку.

— Коста, Коста! – как заведенный повторял странный тип в бордовой феске, скаля зубы и подталкивая меня в сторону лавки, завешанной тонкими ковриками и небольшими коврами с незамысловатыми рисунками в этностиле. – Почему не пришел ночевать? Я что только не передумал – и вдруг ты идешь мимо, будто неродной.

Типичный такой базарный торговец. Бегающий взгляд. Одет прилично – накидка без рукавов, шальвары, синие шлепанцы с островерхими носами. Не бледный, но и не смуглый. Небольшой животик выдает любителя неги и кейфа.

Он практически затолкал меня в лавку. А потом за занавес все из тех же ковриков, что разбросаны по всему Востоку – от мечетей до грязных улочек. Подобные ковры назывались килимами. Вроде как разновидность анатолийского или турецкого ковра. Спрятаться в глубине лавки – хорошая идея. Если бостанджи все еще ищут меня, то их поиски – дохлый номер. Гранд Базар – это сотни лавок, целый квартал. Всей стражи султана не хватит разыскать меня здесь.

— Куда ты пропал? Снова встрял в неприятности из-за поисков сестер?

— Мы знакомы? – постарался я спросить спокойно.

— Что с тобой, брат? Что за идиотский вопрос? Ты же ешь мой хлеб и спишь под моей крышей...

— Видишь рану на голове? Меня ударили, ничего не помню, – терпеливо объяснил я.

— И меня не помнишь? Это же я, Никос!

— Неужто Сафронов? – глупая шутка вышла, но чего уж там.

— Причем тут шафран? Я коврами торгую, а не специями, – вылупил на меня глаза торговец. – Никос я, Никос Теримос, твой единственный друг на весь град Константинов. Правда, ничего не помнишь?

— Истинный крест! – перекрестился я.

— Вот дела, святая дева Мария! – почти вскричал Никос.

— Еда есть? – я попытался сбить напор его экспрессии.

— Ты голоден?

— Не ел с Судного дня, – я попытался пошутить. Правда, в моей шутке была лишь доля шутки.

— Я сейчас! – суетливо захлопотал Никос, копаясь в куче ковров.

Вытащил бутылку вина и пару яблок. Но оценив мой скептический взгляд на столь скромный набор, он повторил:

— Я сейчас! – И стремительно убежал из лавки.

Момент истины! Приведет стражу – я пропал. Впрочем, выбора нет, и, пока суд да дело, можно и местное винцо попробовать.

Вытащил зубами полузаткнутую пробку, приложился к горлышку. Фу, мерзкий кисляк! Зажевал яблоком. И оно туда же! Здесь явно на сахаре экономят. Да и есть ли он, сахар? Америку давно открыли, но перегонка и очистка сахара – это разве не из области промышленной революции? Что за бред опять лезет в голову?!

Пристроился на стопке килимов и похлопал рукой по приятному ворсу тканного ковра. Ну, здравствуй, старый знакомый! Хоть что-то в этом мире мне известно. Может, замутить тут бизнес, обшивая кресла и диваны такими коврами? Видел много подобных дизайнерских решений в дорогих отелях и богатых домах. В этом мире, наверняка, до такого еще не додумались: читал в интерьерных журналах про такой модный тренд 21 века. Впрочем, верить маркетологам – себя не уважать. Бред, бред, бред...

Боже, о какой ерунде думаю? Как остановить этот поток сознания?