Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 31

В этот момент милицейский капитан, очевидно, хозяин кабинета, поставил перед советником юстиции гранёный стакан с чаем. В купейном подстаканнике. А потом и казённую тарелку с несколькими кусками сахара.

— Здравствуй, Корнеев! — продолжая являть суровость, неохотно поздоровался со мной представитель надзирающего органа, — Как ты тут? Обживаешься?

Он не счел нужным даже ухмыльнуться и по-прежнему смотрел на меня, как на прижитого на стороне его любимой женой пащенка.

Ответно проявив вежливость коротким приветствием, отвечать на недружественный вопрос я не стал. Просто с удовольствием смотрел мимо прокурорского товарища. Изучая через открытое настежь окно ветки деревьев.

— Вы нам позволите пообщаться наедине? — без каких-либо вопросительных интонаций обратился он к капитану.

Тот, молча, но быстро собрал со стола какие-то бумажки и, закрыв их в обшарпанном сейфе, так же безмолвно вышел из кабинета. Плотно закрыв при этом дверь.

— Садись! — указал мне на стул лучший друг милиции, — Или тебе уже надо говорить «присаживайся»? — без мимики, одними льдистыми глазами выдал дозу пошлого юмора советник юстиции.

Я снова проигнорировал колкость коллеги по правоохранению, однако его предложением воспользовался.

— Чаю не предлагаю, — обломал меня прокурорский товарищ, — Говорят, что спец-контингент тебя здесь, как своего угощает. И, что ты даже вместе с ними чифир пьёшь? Это правда или врут? — с искренним интересом смотрел на меня строгий собеседник.

— Кто говорит? — по-нашему, по-кошерному отреагировал я на издевательский вопрос, — Зачем же вы так сходу секретную агентуру сдаёте, гражданин советник юстиции? Теперь зарежут парня, а вам за его расшифровку отвечать придётся! Да, да! Не сомневайтесь! По всей строгости советского законодательства придётся нести ответственность! Вам! Лично!

Сочувствия от этого хлыща я не ждал, потому и поймал его за язык ежовыми руковицами, как только он подставился. И сразу же начал кроить из блохи голенище. Не то, чтобы со зла, а исключительно из голого математического расчета.

— Минуточку, минуточку! — поднял руку ладонью ко мне, зарумянившийся, как вынутый из духовки пирожок с ливером, товарищ, — Никого я не расшифровывал! Чего вы тут басни на пустом месте сочиняете?

— Да чего уж теперь! — тоже немного решил я расстроиться и махнул рукой, — Жалко Витьку, хоть и вздорный он парень, а всё равно жалко! Зарежут теперь его! И спрятать его не получится. Не будете же вы ему косоглазие исправлять? — с сочувствием оглядел я встревоженного советника юстиции. — С такой приметой, точно зарежут!

— Вы вот, что, Корнеев! — прокурорский постепенно взял себя в руки и снова сделался строгим, — Вы эти свои штучки бросьте! Вы еще под стол пешком ходили, а я уже в университете на юрфаке учился! Не выйдет у вас ничего!

Сосредоточенную уверенность, с которой он меня встретил, удалось расшатать, а это уже мне в плюс. Товарищ теперь смотрел на меня непонятным взглядом и явно пытался определиться, относительно тона нашего дальнейшего общения. Любая заминка в этой беседе мне была на руку. Чем дольше я буду находиться вне камеры, тем мне же и лучше. Особенно, хорошо, что решение о рычагах давления на меня пока еще не принято. Иначе, этого хмыря здесь бы не было.

— Вы, Корнеев, слишком много на себя берёте! — решился продолжить разговор советник юстиции, — Вам это может выйти боком, уверяю вас! — снова став строгим, предостерёг меня товарищ, — Хотите чаю? — осторожно двинул он в мою сторону стакан. — Я не пил еще, — на всякий случай деликатно сообщил он, видимо, не зная, как в камере пускают по кругу гнилозубых жуликов посуду с чифирём.

— Не откажусь! Спасибо! — с благодарностью ухмыльнулся я и кинул в предложенный стакан три куска рафинада. Потом чуток задумался и после недолгих сомнений добавил четвёртый.

— Так-то я сладкое не сильно люблю, — заметив непонятную гримасу угощающей стороны, охотно пустился я в пояснения, — Но в камере мне эта глюкоза пригодится! И вам я тоже рекомендую, когда до вас правосудие доберётся, берите с собой в СИЗО как можно больше сахара! — я с величайшим удовольствием втянул в себя сладкого купчика.

По лицу прокурорского гражданина пронеслись всполохи самых разных чувств. Среди коих я заметил не только злость и досаду. Там была еще и некоторая обеспокоенность.

— Нет, Корнеев, это вам придётся отправиться в места, не столь отдалённые, а мне там делать нечего! — с излишней самоуверенностью заявил товарищ, — Уж больно многих и влиятельных людей вы против себя сумели настроить! Честно говоря, Корнеев, я даже удивлён, насколько влиятельных! Талант у вас, молодой человек, врагов себе наживать!

— Это так! — соглашаясь с надзирающим товарищем, отхлебнул я сладкого чая, — Тут вы правы, человек я, действительно, способный! Но у меня к вам две просьбы, если вас не затруднит, — я просительно наклонил голову вбок.

— Что такое? — насторожился прокурорский.

— Представьтесь, пожалуйста! — попросил я, — И пусть еще чаю принесут! — поставил я на стол подстаканник с пустым стаканом.

Глаза моего собеседника удивились еще шире. Он на непродолжительное время завис. Надо полагать, что шел он сюда с несколько иными представлениями о милицейском лейтенанте. Который не только уступал ему в мудрости прожитых лет, но и перед этой беседой провел сутки на тюремных нарах. А, значит, неминуемо должен быть покладистым и не склонным к возражениям.

— Асташкин Геннадий Иванович! — после недолгой паузы произнёс товарищ. — Работаю в областной прокуратуре.

— А ваши документы я могу посмотреть? — вежливо продолжал я гнуть своё.

— Пожалуйста! — с явной неохотой достал удостоверение Геннадий Иванович и развернул его передо мной.

Из указанных в ксиве данных следовало, что и в самом деле, передо мной находится Асташкин Геннадий Иванович. Состоящий в должности старшего следователя следственного Управления областной прокуратуры.

— Теперь бы еще чая! — продолжил я настаивать на программе максимум, хорошо зная, насколько невкусный чай подают в этом заведении на завтрак, обед и ужин.

— Скажите, Корнеев, кто руководит вашими действиями? — неожиданно задал мне свой главный вопрос Асташкин. Тот внезапный вопрос, который я ожидал с той самой минуты, как только вошел в этот кабинет.

С ответом я спешить не стал. Я его сосредоточенно обдумывал. Отвечать сходу и чистую правду, было бы сейчас нецелесообразно.

Советник Асташкин нетерпеливо позвякивал ложкой в своём стакане. На этот раз милицейский капитан по его просьбе сотворил чая на две персоны. И опять сразу же удалился.

— Только не врите, Корнеев, что указания вам даёт прокурор города Красавин! — досадливо поморщившись, продолжил сдавать подсадного Витька прокурорский товарищ.

— И не подумаю даже! — не нашел нужным перечить Геннадию Ивановичу я. — Вообще не понимаю, с какой такой радости вы упомянули Валерия Ефимовича! Человека, в высшей степени благородного и кристалльно честного!

Я бы еще долго пел дифирамбы мерзавцу Красавину, исходя из желания потянуть время. Но советник юстиции мне этого не позволил.

— Вы зря пытаетесь изображать из себя идиота, Корнеев! — незамедлительно разоблачил меня он, — Поймите меня правильно, не все решения принимаю я. И потому хочу вас предостеречь! Если в течение получаса вы не дадите мне всю информацию, то я уйду! А вас отведут в камеру. Но не в ту, где вы сидели, а совсем в другую! Там вас не будут угощать чаем, Корнеев! Даже, если вы и выживете, то остаток своей жизни вы после неë проживёте инвалидом!

Мне даже показалось, что советник юстиции Асташкин смотрит на меня с сочувствием. Но через секунду я понял, что это мне только показалось. Прокурорские глаза уже смотрели на меня бесстрастно и без участия.

— Скажу вам со всей комсомольской прямотой, Геннадий Иванович! — приложил я руку к груди, — Но ведь вы мне всё равно не поверите. Никто мной не руководит. Всё сам! Вот этими руками! — протянул я к нему свои не очень чистые ладони.