Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 32

— Как хочешь, Корнеев! — окончательно разуверился в моём здравомыслии прокурорский товарищ и снова перешел на «ты», — Видит бог, я хотел решить этот вопрос по-доброму! — он начал собирать бумажки в папку.

— Я бы тоже хотел вас предостеречь, Геннадий Иванович! — попытался я воззвать к разуму советника, — Не стоит вам самого себя вот в эти хоромы заталкивать! — обвёл я взглядом стены кабинета и кивнул на оконную решетку. — Мало того, что вы меня незаконно лишили свободы, так теперь вы совершаете новое тяжкое преступление. Да еще в качестве организатора! Оно вам надо⁈ Радоваться потом сладкому чаю за решетками и замками? Лет семь? Или вы думаете, что когда всё полезет наружу, то ваш областной прокурор встанет грудью на вашу защиту? — насмешливо посмотрел я на старшего следователя, удивляясь его тугости.

Но, какие-то, из высказанных мной резонов, кажется, пробились через его панцирь.

— Дурак ты, Корнеев! — вздохнув и не очень уверенно произнёс Асташкин, — Ты против системы пошел, а она этого не прощает! Тебя как «Петрушку» на пальцы натянули и ты сейчас пляшешь под чужую музыку! Сломают тебя, идиота!

Конвойный доставил меня на второй этаж, где передал продольному. Тот, позвякивая ключами, повёл в самый конец продола и остановился перед дверью с номером сорок восемь.

«Хата» встретила меня тусклым светом. Который с трудом пробирался через донельзя грязное окно, забранное кроме решки еще и сеткой.

За столом сидели двое арестантов и они увлеченно шпилились в карты. На шум открываемой двери и на маячившего в ней конвоира, они не обратили никакого внимания. Равно, как и он на них и на вопиющее нарушение ими режима содержания. И мне стало абсолютно понятно, что шутки на самом деле закончились. И, что на подходе мой тот самый, если и не последний, то очень решительный бой.

Интересно, когда всё начнется? Прямо сейчас или после отбоя? Н-да…

— Ну, чего встал, мусорок? — оторвавшись от великосветской игры в очко, повернулся ко мне один из агентов влияния, как только за мной закрылась дверь, — Ты проходи, не ссы, мы не кусаемся!

Этот черт был прав на все сто процентов. Бояться мне их было никак нельзя. Ссученные твари, даже тщательно скрываемый страх указанной им жертвы чуют получше целой стаи одичавших собак. Да только вот я им, блядям, ни хрена не жертва. Еще чего не хватало! Но по возможности, раньше времени никакой агрессии проявлять не стоит. Пусть вдоволь побакланят и нутро своё покажут. На что они способны и как далеко готовы зайти в неконструктивном общении со мной.

После пайкового чая на завтрак, воняющего мокрой тряпкой и дополнительных двух стаканов, полученных в виде благотворительности от Асташкина, мне очень хотелось пообщаться с мадам Прасковьей. Так как у меня уже достаточно громко поплёскивало в ушах. Поэтому я сразу шагнул к параше. Оторвав от лежащей на каменной полке клок газеты, я через него взялся за проушину крышки и открыл бак с ссаньëм. В тот же миг в нос шибануло до ужаса нетерпимым смрадом. Застоявшаяся моча воняет всяко посильнее, чем сорок бочек дерьма. Стараясь дышать через раз, я приставил крышку к стене и без промедления полез за свистком в ширинку.

Чтобы не оставлять засланных по мою душу сук бесконтрольно за спиной, я стоял к ним в полразворота. Стараясь, как можно быстрее закончить процесс, я напрягался так, словно тушил забайкальскую тайгу при пожаре в ветреную погоду. Но до конца пузырь так и не ослобонил. Сбив оскомину и торопливо спрятав корень жизни назад в джинсы, шустро прикрыл крышкой бак. Опять же, снова сделал это при помощи газетной прокладки. И видимо, не смог при этом как следует завуалировать своей душевной неустроенности по этому поводу.

— Ты посмотри, какой мент нынче брезгливый пошел! — не унимался всё тот же мужик, сидевший по правую от меня сторону, — А мы с тобой руками берёмся и ничего! — с непонятной мне обидой в голосе обратился он к своему старшему корешу.

— Погоди! — недовольно прервал его, до того угрюмо молчавший, сокамерник.

— Назовись, пацан, и скажи нам, это правда, что ты мент? — продолжил он, обращаясь уже непосредственно ко мне.

— Зовут Сергеем, — сев на ближайшую шконку, на которой не было матраца, ответил я, — Что мент, это да, это правда.

— Во, как! — никак не желал успокаиваться первый энтузиаст в области чистоты воровских традиций, — Зашел в «хату» к честным арестантам, да еще и без уважения! Ты, чего борзеешь, мусор? Забыл, куда попал?

Застрельщик конфликта даже не пытался маскировать своего беспредельного наезда. Стало быть, их так и проинструктировали. Расколоть меня побыстрее и, желательно еще до отбоя. А еще лучше, до конца этого рабочего дня. Или, в самом крайнем случае, в течение ночи, но непременно до утра. Могу, конечно, ошибаться в своих расчетах, но такая погрешность крайне маловероятна. Если утром партийно-силовая верхушка области не будет владеть раскладом, то дальше крутить меня будет уже бессмысленно. Ибо ничего уже поправить будет нельзя. Так они наверняка и думают.

Угнетаущая верхушка вполне справедливо ожидает в скорой перспективе высадки московского десанта. И потому очень хочет знать, кто у них тут за спиной крутит свой вероломный шахер-махер. Однажды поверив в наличие коварного конкурента из местных, хозяин области вряд ли сумеет себя переубедить. И другим не позволит этого сделать. Значит, кровь из носу и не только из него, но всю подноготную из меня решили выдавить уже сегодня. Тем более, что в своих шалостях они зашли уже слишком далеко.

— Тебя придавило, что ли, краснопёрый? Чего молчишь, когда уважаемые люди тебя спрашивают? — теперь и молчавший прежде лишенец решил, что пора ему на меня наехать.

— А кто ты есть, чтобы с меня спрашивать⁈ — по понятиям девяностых, которые, наверняка, не намного отличались от нынешних воровских, дерзко осадил я утырка, — Ты, падаль, только поинтересоваться у меня право имеешь! И то, лишь в том случае, если я с тобой, с блядиной ссученной, захочу разговаривать! А я ни хера не захочу, так что пасть свою ты захлопни!

Оба, приватно сотрудничающие с оперчастью уголовных персонажа, на какое-то время впали в ступор. Их растерянность и дала мне время на пройти мимо «сплава» и лавки в правый угол камеры. И с удобством устроиться на нижней шконке двухъярусных нар. Скинув на пол чью-то рубаху.

По недосмотру вертухаев, а вероятнее всего, по их злому умыслу, на всю восьмиместную «хату» было всего два матраца. И находились они на двух, но зато самых козырных нижних шконках. Причем, с бельём, которое выглядело относительно свежим.

Рупь за сто, что это была фишка от постановщиков данной внутрикамерной разработки. Так сказать, комплимент подсобному аппарату от «кума». Пацанский подгон, другими словами.

Из этого печального обстоятельства я сделал всего два вывода. Эти ребята, которых здесь задействовали, скорее всего, не местные. То есть, не из спецконтингента ИВС. Поэтому им и создали условия. Приглашенным маршрутникам всегда полагается некий профит. Это раз.

А еще я убедился, что немного ошибся и раскатать меня до полной расколки они намереваются в ночное время. Мои сокамерники, не ограниченные в плацкартном комфорте, к ночи будут свежи, как оранжерейные розы. Успеют и в картишки перекинуться, и двойную пайку схавать. Выспаться вдоволь они тоже успеют. В то время как я, находясь в тоске и тревоге, да еще на жестких горбылях незастеленной шконки, неминуемо спекусь. И ко второй половине ночи, которая, как известно, валит с ног всех постовых, и дневальных, я изрядно деморализуюсь. Заодно утратив тонус и волю к сопротивлению.

Что ж, в этом присутствует свой логичный и, надо признать, безошибочный расчет. Увы мне, но коллеги, реализующие это оперативное мероприятие, мышей ловят и всё, что могут, делают на совесть. Слава богу, что недостаток времени их ограничивает в выборе дополнительного инструментария для работы с нестандартным лейтенантом Корнеевым.