Королевская пешка (СИ) - Буланова Юлия - Страница 32

Есть на свете добрые, светлые люди, которые в тысячу раз лучше меня. Я же в свою очередь бываю категорично-нетерпимой, могу сказать что-то плохое и не склонна всепрощению. Но есть невидимая грань, отличающая Человека со всеми слабостями и отрицательными чертами характера от законченной сволочи. И аристократочка сейчас эту черту перешла.

Большинство людей предпочитают переживать унижение в одиночестве. А узнав, что у подобной сцены был случайный свидетель редко приходят в восторг. Но сделать вид, будто бы я ничего не слышала, будет неправильно. Мало ли до чего он додумается после таких благопожеланий. Поэтому выхожу и пытаюсь помочь ему подняться. Но куда там здравому смыслу, когда гордость играет. Вскакивает за мгновение до того, как моя рука успевает коснуться его плеча. И выражения лица такое... высокомерно-бесстрастное. Прямо, как у Энираду в день нашего знакомства.

— Хочешь, она к тебе завтра прибежит прощения просить, и уже ты ее бросишь? – Предлагаю скорее от растерянности. И лишь кривая улыбка является мне ответом. Не верит он в то, что такое возможно. – Я могу это организовать. Правда. Ты был первым рубежом обороны. Никто и никогда не смеет называть раненых защитников княжества неудачниками.

— Как?

— Скажу, что разрыв помолвки с раненым… вы же были помолвлены? Так вот, скажу, что ее поступок я считаю аморальным откажусь принимать во фрейлины, пока помолвка не будет возобновлена. А ты предетельницу пошлешь куда-подальше. И все ее честолюбивые планы рухнут в бездну. Зло будет наказано. Справедливость восторжествует. Еще одна гадина при дворе не нужна. От тех, кто уже там обосновался не знаю сколько избавляться буду.

— Ты… имеешь… право… решать?

— Ну, как бы тебе сказать? – Тяжело вздыхаю, оправляя подол платья. Коснулась края белого шифонового шарфа, которым повязала голову на манер косынки, потому что волосы мешали – постоянно лезли в лицо. Наверное, во мне представительницу высшей аристократии сейчас мало кто заподозрил бы. – Если не я, то кто имеет такое право? Таким, как она не место в моем окружении.

И тут глаза парня зажглись таким фанатичным огнем, что мне стало даже как-то не по себе. Захотелось отшатнуться. Потому что, если на тебя смотрят так, это к неприятностям. Это ощущение усилилось, когда молодой человек тяжело опустился на одно колено и поймал ледяными пальцами мою ладонь.

— Я, Лель Эстерази, — заговорил он громко и четко, как будто бы и не запинался минуту назад. — Вручаю вам свою жизнь и честь. С этого дня и до последнего вздоха.

Захотелось выругаться. На клятвы верности принято отвечать, но я понятия не имела, как. Да и общее понимание того, что это отсутствовало. Ритуальная форма благодарности или нечто большее? Не оскорблю ли я его своим молчанием или неправильным выражением?

— В моих действиях не было ничего, за что меня следовало бы благодарить так.

— Это мое решение. Мое слово. Вы в праве принять или нет, если сочтете недостойным.

Если честно, хотелось откреститься от такого выбора. Потому что я не знала, действительно ли я в праве принимать эту клятву и боялась совершить ошибку. Но отказать тоже страшно. Вдруг он на этом фоне глупость какую учинит? Из окошка, там шагнет или еще что?

— Принимаю, — произношу дружащим голосом.

— Приказывайте, княжна.

— Отдыхать. Слушаться врачей. Лечиться и выздоравливать. Все. Иди.

Он осторожно прикоснулся губами кончиков моих пальцем. Молча поднялся и вышел. А я осталась оранжерее гадать, куда же влезла. И самое паршивое – совета спросить не у кого. Хотя, может все и не так плохо, если здесь у меня появится кто-то кроме Энираду, кому я смогу доверять?

Отступление

Княгиня стояла перед зеркалом, рама которого была украшена мозаикой из драгоценных камней. Опал и аметист, лазурит и александрит, рубин и чароит стали удивительными соцветиями. Нефрит и хризотопаз вились лианами на гагатовом фоне. Огранка каждого из них были истинным произведением искусства сами по себе. Гений же ювелира подарил миру шедевр.

Только такими вещами была согласна окружать себя жена правителя Талие – мать его двоих детей.

Ее одинаково раздражало несовершенство предметов и людей. Но выражать свои истинные чувства она могла себе позволить лишь с самыми близкими людьми, в число которых не входили венценосный супруг и старший сын, разочаровавший ее еще до рождения.

Сейчас в ее гостиной за столиком у окна сидел Герард Новак – друг детства Милады, ее первая любовь и первый любовник. Их связывало гораздо больше, чем просто романтические чувства, а сама жизнь. У них были общие интересы – они оба не просто интересовались политикой, эти двое ею жили. Каждый из них пришел к власти своею дорогой, но оба они считали любые средства приемлемыми, если они помогали достичь цели.

— Эта джанатская потаскушка позорит весь княжеский род одним фактом своего существования, — цедит женщина сквозь идеально белые зубы. Впрочем, все в ее облике было доведено до идеала. — Если бы это было фиктивным браком, я, наверное, смогла бы смириться. Но мой супруг всерьез рассматривает возможность рождения у них наследника.

— И что?

— Она своевольна и непочтительна, лишена чувства уместности и такта. Как я могу успокоиться, если это ничтожество однажды займет мое место? Она несет в себе порченную кровь Ас-Шааров. Посадить ее выродка на трон талийских князей – это все равно, что вывесить джаннатский флаг на главном шпиле моего дворца. Если бы несчастные случай с ней не угрожал обострить наши и без того непростые отношения с Тиверией, я бы сама приказала избавиться от девчонки.

— Если кое-кто не станет князем, его жене не быть княгиней. Ты же не станешь утверждать, что твой старший сын будет лучшим правителем, чем Алес. Энираду слишком упрям и своеволен.

— Да, всегда остается возможность, что он отдаст жизнь, защищая родину. В конце концов, правящий род должен кого-то потерять.

— Для этого не обязательно его убивать. Он вполне успешно сам потопит свою репутацию. Этим сомнительным браком, своим легкомысленным поведением и панибратством с солдатней. Дорогая, ты можешь себе представить, он ест за одним столом с простолюдинами. Что его, что девку эту скоро просто перестанут уважать. Потому как княжеское достоинство каждый из них отбросил, словно ребенок надоевшую игрушку. И последствия такого поведения не заставят себя ждать слишком уж долго.

— И что же нам делать?

— Ничего. Энираду уже двигается в верном направлении. Главное, не позволить ему сойти с этого пути. И, конечно, нужно сохранить жизнь и доброе имя Алеса. Но не думаю, что в этом будет какая-то сложность. Он достаточно благоразумен и прислушивается к мудрым советам тех, кто желает ему добра.

Часть 15

Говорят, к своей боли невозможно привыкнуть. Лишь смириться. А чужая через какое-то время перестает тебя трогать. Но, наверное, месяца для этого мало.

С другой стороны, чужие страдания помогали мне отрешиться от собственных страхов и проблем. Усталость не оставляла сил на переживания.

Безделье, как говорила моя бабушка, дурно влияет на характер человека. И с ним я вела активнейшую борьбу в своих рядах. Фрейлины упирались и с энергией достойной лучшего применения, искали повод отделаться от общественно-полезных работ. Даже симулировать пробовали.

— Милые девушки, — сказала я однажды, прохаживаясь вдоль строя выстроенных по стеночке аристократок. — Слушаем и запоминаем. Повторять не буду. Мы не устаем и нам не надоедает помогать ближним. Мы не болеем, не жалуемся и не плачем. Тех, кто не готов к подобным испытаниям, я буду рада освободить от обязанностей. Навсегда. Вы здесь не для красоты, хотя, каждая из вас, безусловно, прекрасна, а для того, чтобы исполнять свой долг перед родиной. Также, как это делает любой государственный служащий. Война ведется не только на границах нашего княжества. Мы также должны внести свой вклад в общую победу. Помогать наладить жизнь эвакуированных с фронта: сирот, раненых, тех, кто лишился работы и дома.