Королевская пешка (СИ) - Буланова Юлия - Страница 33

Вдохновлять их приходилось личным примером. Вот только эти дуры высокородные оказались совершенно непрошибаемыми и дрессировке поддавались плохо.

Мне же интересное положение не прибавляло ни терпения, ни сил. Постоянно мутило и до жути хотелось спать. Наверное, закономерным итогом был бы взрыв и безобразная истерика. Но всякий раз, когда меня накрывала волна раздражения, поблизости всегда оказывался Лель. Его молчаливая поддержка удерживала меня на краю не позволяя сорваться.

Между нами выстроились странные отношения. Наверное, другая влюбилась бы в своего верного рыцаря. Сложно не потерять голову, когда кто-то отдает тебе свою жизнь. Только за его восхищённым взглядом мне чудилась жалость. А чувство это по отношению к себе я не выносила. Да и сам факт моей беременности напрочь убивал романтику. Но мне было тяжело жить в совершенно чужом мире. А он всегда был готов подсказать и протянуть руку помощи. И одно это делало его мне почти другом.

Кстати, именно Лель первым заметил, что со мной что-то не так. Потому что из-за токсикоза я почти перестала есть, и в один далеко не прекрасный день грохнулась в обморок.

— А я говорил, что яблоко вместо обеда — плохая идея, — бурчал парень, тяжело сгружая меня на пустую койку в общем зале. Он почти уже не заикался, но физические нагрузки пока давались ему с трудом.

— Оно хотя бы было вкусным, в отличие от вашего растительного меню.

Это было ещё одной неприятной стороной моего проживания здесь. Талийцы поголовно были веганами. Питались они преимущественно травой, сырыми овощами и фруктами, иногда добавляя в рацион каши с выпечкой, вызывающую неизменные ассоциации с обувной подошвой.

— Я сейчас отдышусь и пойду за врачом.

— Не надо.

— Я пойду за нормальным обедом?

— Со мной все в порядке. Это нормально.

— Это ожидаемо, ваша светлость, но не нормально. И кому лучше будет, если вы себя до истощения доведете? — упрямо поджал губы Лель, а потом вдруг шепотом произнес. – Ивия снова приходила.

Мог бы и не стараться. На нас все равно никто не обращал внимания. В этом месте пациенты плохо реагируют на внешние раздражители. Боль не дает отвлекаться.

— Надеюсь, ты не собираешься простить эту… милую девушку?

— Мне иногда так хочется поверить в то, что она действительно раскаивается и жалеет о нашем разрыве. Понимаю, что не должен ее любить. И гордости у меня набралось все же больше, чем капля, но…

— Она легко предала один раз и сделает это снова, почуяв выгоду. Да, тебе сейчас паршиво, однако лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. А в ее способности превратить твою жизнь в ад кромешный сомневаться не приходится.

— Я все понимаю и не собираюсь восстанавливать эти отношения. — Лель криво улыбнулся. – Так мне за врачом или едой?

— Ничего не надо. Пожалуйста. Меня сейчас тошнит буквально от всего. – И что ему стоило удовлетвориться этим объяснением? Так нет же. Вскочил, готовый прямо сейчас ко мне не одного врача, а целый консилиум притащить. Причем, свято веря, в правильность данного поступка. – Я не больна, а всего-навсего беременна. И тошнота – это нормально.

Признание это оказалось большой ошибкой. Потому что после него парня, как ветром сдуло. А через пять минут возле меня, сидящей на жесткой больничной койке материализовалось целых шесть врачей, оторванные, между прочим, от настоящих пациентов. Хотелось сказать: «Да, я жду ребенка. Всем спасибо, все свободны». Но кто бы меня послушал? У них у всех так горели глаза, что язык не повернулся.

А потом на меня обрушился такой шквал радостных возгласов и поздравлений, что я даже растерялась. Все вокруг так радовались маленькой княжне, которой только предстояло появиться на свет.

Отступление

Лель с самого детства плохо ладил с отцом. Потому что еще совсем мальчишкой понял, что добиться признания Ратмира Эстерази невозможно и с присущей подросткам категоричностью решил делать все ему назло. Он бросал те увлечения, которые оказывались хоть немного интересны его родителю. Отправился в не слишком популярную среди аристократии военную академию, игнорируя возможность учиться вместе со старшим княжичем. Юноша сам выбирал друзей, и недолюбливал наследника престола просто потому, что это знакомство ему упрямо навязывали старшие. Энираду же, в свою очередь, всегда очень тонко чувствовал недоброжелательное отношение и не стремился проявлять снисходительность. Но они вынуждены были встречаться. Потому что круг высшей аристократии не такой уж и широкий.

И к своему стыду, Лель обратил внимание на княжну там в госпитале именно от того, что она была его женой. Хотел было посмеяться над тем, как не повезло его почти врагу. Дурнушка. Бледная. Со слишком пышными формами, которых стыдилась бы любая приличная талийка. Нелепая в своем желании приносить пользу таким странным образом. Не то, что его Ивия – умница и красавица.

Он считал себя победителем в этом необъявленном состязании. Пока его не предала любимая. А княжна, став случайным свидетелем этой безобразной сцены наивно постаралась восстановить справедливость.

И Лель понял: ее сломают. Такую светлую, еще способную искренне сострадать и стоять за правду. Потому что подобным ей не место среди ядовитых цветов княжеского двора.

Сколько девушек сейчас ждут, когда освободится титул и место рядом с княжеским наследником? И плакать никто не станет, если с тиверийской принцессой произойдет какая-нибудь фатальная неприятность.

Если у нее не будет защитника, который щитом станет между ней и теми, кому она стала поперек горла, с княжной можно будет в скорости попрощаться. Ее уничтожат, если не физически, то морально. Такой защитой мог бы стать Энираду, но он слишком любил свою страну, чтобы поставить на первое место защиту своей женщины.

Именно поэтому младший Эстерази преклонил колено перед ней. Если не он, то кто? Все это молодой человек мог бы рассказать своему разъяренному отцу, но не видел в этом смысла.

Он сделал все правильно, а что там считают другие, особого значение не имеет.

— Ты понимаешь, что это навсегда?! – Ярился Ратмир Эстерази. — Вечный лейтенант. Потому что адъютант супруги княжича, или даже княгини не имеет права на более высокое звание. Ты всю жизнь будешь мальчишкой на побегушках. Вот какое будущее ты выбрал для наследника великого рода. Вытирать сопли малолетней княжне. Мне бесконечно стыдно за то, что я не смог достойно воспитать своего единственного ребенка.

— Это моя жизнь, — спокойно парировал Лель. — И я в праве принимать любые решения без оглядки на ваши амбиции.

— У тебя должны быть свои собственные.

— Я поступил так, как посчитал нужным.

— И теперь ты надеешься, что я смирюсь с этим позором? Никогда! Можешь забыть о содержании. Попробуй пожить на лейтенантское звание. А еще ноги твоей не будет в моем доме.

— Матушка расстроится. – Сказал молодой человек с некоторой грустью. – Но она меня поймет. Она всегда понимала гораздо больше вашего. Жаль не умела объяснить. Или вы, просто, не способны слушать. Прощайте, отец.

И он легкой походкой вышел из кабинета главы рода Эстерази. На губах юноши играла едва заметная улыбка, как у человека, который наконец сжег все мосты вместе со страхами и сомнениями.

За порогом родового гнезда его ждала не самая простая жизнь, отданная заложнице политического союза. Но это было достойной ценой за свободу. И о сделанном выборе Лель не жалел.

Наверное, недостойно говорить, что моя жизнь ужасна.

Ведь она у меня есть. Я могу ходить, видеть и слышать. Не мучаюсь от боли. Не думаю о том, что мне нечего есть и негде спать.

Я даже не потеряла никого в этой войне.

Пока не потеряла…

Почему же мне так хочется заснуть и никогда не просыпаться? Просто чтобы прервать эту бесконечную череду одинаковых дней, в которых страх ходит за мной по пятам.