Генрих Шестой глазами Шекспира - Маринина Александра Борисовна - Страница 10

Но у автора пьесы свои резоны, ему нужны персонажи с определенными характеристиками, которые будут своими поступками двигать сюжет в нужном направлении. Поэтому он, как мы уже неоднократно убеждались, берет кое-что подходящее из реальности, а кое-что придумывает. Для удобства. Так что в данной пьесе мы имеем очень старого претендента на корону, без наследников (что правда: Эдмунд Мортимер умер, не оставив детей), озлобленного на власть (поскольку сидит в тюрьме и, судя по всему, уже давно). Этот персонаж может передать свои претензии на престол только одному человеку – своему родному племяннику Ричарду Плантагенету. Вот такая экспозиция.

В своем монологе Мортимер расписывает, как он стар и болен, и что скоро, дескать, в могилу сойдет, и кудри-то у него уже седые, и ноги не ходят.

– А племянник мой придет? – спрашивает он стража.

– Придет, милорд, придет, – отвечает стражник, – за ним послали.

– Хорошо. Моя душа будет спокойна, если я с ним поговорю. Бедный парень! Он обижен, как и я. Я сижу в тюрьме с тех пор, как на трон сел Генрих Пятый. (Наглая ложь! Генрих Пятый его освободил, а посадил Генрих Четвертый.) А ведь до этого «я в битвах был велик». (Еще одна ложь, ибо Генрих Четвертый взошел на престол, когда Эдмунду было всего 8 лет, так что до Тауэра он ни в каких битвах «быть великим» не мог при всем желании.) «С тех самых пор и Ричард опозорен, наследия и почестей лишен». (Это уж совсем ни в какие ворота. Чем, как и когда опозорен Ричард Плантагенет и какова была во всем этом роль Эдмунда Мортимера, мы с вами только что выяснили. Ричард пострадал потому, что виноват был его отец, это так, но Эдмунд-то вышел из ситуации весь в белом.)

– Пришел твой опозоренный племянник, дядюшка, – говорит он.

– О каком позоре ты говоришь? – спрашивает Мортимер.

– Сегодня у меня был разговор с Сомерсетом. Он распустил язык и попрекнул меня тем, что моего отца казнили. Так вот, я хотел бы знать, за что казнили моего отца.

Вот те на! Это как же понимать? Ричард что, не знает? Как такое вообще возможно? Он же не в безвоздушном пространстве живет. Его отца казнили в 1415 году, уж столько лет прошло, а ему так и не рассказали? И он сам никого не спросил? Да быть не может! Нет, дорогие товарищи, я все понимаю: вопрос был задан, чтобы озвучить ответ и поведать зрителям всю ту эпопею с престолонаследием, которую мы с вами уже тщательно разобрали. Иными словами, это банальный авторский прием. Но нужно же меру хоть какую-то знать и минимально блюсти логику человеческого мышления. Взрослый мужик, ввязывающийся в политическую борьбу за место на престоле, просто не может быть таким неосведомленным идиотом. Это нонсенс. Более того, в предыдущей сцене Ричард Плантагенет уверял, что непременно докажет невиновность своего отца, который не был и не мог быть изменником. То есть позиционировал себя как человека, который досконально знает, в чем суть вопроса, и ему нужно только время, чтобы собрать доказательства.

– Причина того, почему я во цвете лет оказался в тюрьме, и есть причина казни твоего отца, – отвечает Мортимер.

Подробней разъясни причину эту;

Не знаю я, и мне не догадаться, – просит Ричард.

Ну вот, еще лучше. Оказывается, почему дядюшка сидит в Тауэре, наш Ричард тоже не в курсе. И тоже почему-то ни у кого никогда не интересовался.

«Старик» Мортимер начинает излагать то, что мы уже знаем: кто кому наследует и почему. Правда, короля Ричарда Второго он почему-то называет сыном Эдуарда Третьего, его первенцем, хотя на самом деле Ричард был не сыном, а внуком, сыном умершего первенца Эдуарда Черного Принца. Но это не суть важно. Все остальное в его рассказе соответствует фактам, поэтому пересказывать монолог незачем.

– Мортимеров, таким образом, отстранили от права на трон, – заканчивает свой рассказ Эдмунд Мортимер.

– И вы, дядя, последний из них, – уточняет Ричард.

– Да. Но у меня нет детей, и мой наследник – ты. Теперь все в твоих руках. Но тебе нужно быть крайне осторожным.

– То, что вы мне сообщили, очень важно. Выходит, казнь моего отца была не заслуженным наказанием, а расправой кровавого тирана.

Да елки-палки! «Выходит». А ты думал иначе, что ли? Тогда о чем ты вообще говорил Сомерсету, когда грозился доказать, что отец не изменник и обвинение ложно? Более того, в данном эпизоде поражает еще одна вещь – просто-таки патологическая неосведомленность Ричарда Плантагенета о вещах, которые должны были быть ему известны с раннего детства. Он дворянин и, повторюсь, королевской крови, так что все нюансы своей родословной он должен был изучить даже раньше, чем выучил буквы. Таковы были законы времени. Он не мог не знать о том, что Мортимеры – претенденты на престол, что Эдмунд – возможный кандидат, и сам он, Ричард, точно такой же кандидат, поскольку его мать – родная сестра Эдмунда. Если бы Ричард Плантагенет этого не знал, то как мог состояться разговор в саду Темпля – непонятно. Он же считает себя претендентом, спорит об этом с Сомерсетом – и вдруг такой разговор с дядей… Логики – ноль.

– Молчи! – предостерегает его Эдмунд. – Будь осмотрителен, племянник: дом Ланкастеров стоит прочно, его не сдвинуть.

Эдмунд Мортимер умирает на руках у племянника, Ричард Плантагенет произносит над его телом скорбную речь, обещает позаботиться о погребении. Когда стражники уносят тело, он озвучивает твердое намерение восстановить честь и доброе имя, а также опровергнуть обиды и оскорбления, которые нанес ему граф Сомерсет:

К этому моменту всем вам, наверное, уже понятно, что соотносить действие пьесы с реальной жизнью – занятие пустое и бессмысленное. Если король Генрих Шестой явился на заседание парламента, то он уж точно не младенец. Значит, прошло много лет. События в Орлеане, как помните, имели место в 1428–1429 годах, когда королю было 6–7 лет. Стало быть, миновало с тех пор еще лет 10, никак не меньше. С другой стороны, Эдмунд Мортимер скончался в 1425 году, а тот парламент, на котором разбирался конфликт герцога Глостера и епископа Винчестерского, созывался в 1426 году. Одним словом, Шекспир с реальностью разошелся окончательно и бесповоротно, и мы больше не будем даже пытаться что-то уточнять и в чем-то разбираться. Короче, король уже достаточно взрослый, чтобы присутствовать в парламенте. На этом все.

Итак, Хамфри Глостер, дядя короля, пытается подать какую-то бумагу, Генри Бофор, епископ Винчестерский, этому препятствует и бумагу рвет.

– Что, донос на меня притащил? – злобно вопрошает епископ. – Долго сочинял, наверное, готовился? Если хочешь меня в чем-то обвинить, делай это вслух и без подготовки, и я тебе сразу отвечу при всех, мне подготовка не нужна.

– Кичливый поп! – восклицает Глостер. – Если бы не уважение к этим стенам, ты бы увидел, каков я в гневе! Если я подаю бумагу, то совсем не потому, что в ней ложь и я боюсь открыто ее огласить. О твоих подлых и гнусных делах даже дети знают. Ты самый злостный ростовщик на свете, ты враг мирной жизни, ты распутник, несмотря на сан священника. Ты, прелат, пытался меня убить! Куда ж больше-то. Уверен, что ты и королю желаешь зла.

– Глостер! Тебя я презираю! – негодует епископ. – Лорды, я готов ответить на обвинения. Если я такой порочный, алчный и спесивый, как здесь сказали, то почему же я так беден? Где мои деньги? Почему я верен духовному призванию и не лезу делать карьеру? Нет, милорды, корень зла не в том, что я порочен, а в том, что герцог хочет убрать меня с дороги и править страной единолично «и никого не подпускать к монарху». Я докажу ему, что равен…