Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 67

— Не сомневаюсь, Ренард.

Ренард не удержался, крепко обнял друга, а потом спешно затараторил над его ухом, боясь опоздать, боясь, что Эмелин что-нибудь заподозрит:

— Милош, у меня ведь сын есть! — он едва не плакал, руки задрожали, глаза заблестели; он до сих пор никак не мог поверить, что негаданное, нежданное счастье в лице испуганного мальчишки свалилось на него на закате жизни. Ну а с кем еще поделиться радостью, как не с преданным другом, единственным свидетелем сердечной тайны? — Мой! Родной! Единственный! Ты понимаешь меня? Моя малышка… Она же не просто сбежала — она сына моего спасала! Маленькая, глупая девочка… Испугалась, что я не смогу защитить их… Я так хотел привезти в Абервик ее, но никогда не думал, что жить там придется моему сыну…

— Не волнуйтесь, Ренард, глаз с него не спущу. Как служил Вам, так послужу ему! Но если свяжется с крестьянкой, — Милош надрывно рассмеялся, уже не пытаясь спрятать слезы на покрывшемся первыми морщинками лице, — тут уж не обессудьте. У Вас вся жизнь из-за этой девушки наперекосяк пошла…

— Не говори так.

— Это так, Ренард. И повторить Вашу судьбу я этому мальчику не дам.

— Я хочу только одного — чтобы мой сын был счастлив.

— Вот именно поэтому я ни одну крестьянку на пушечный выстрел к нему не подпущу!

— Упрямый, ты ничуть не изменился, — улыбнулся Ренард. — Спасибо тебе за все. Прощай, Милош, и прости, если обидел чем…

— Да что Вы говорите-то такое!

— Мне пора. Прощай…

Последнее пожатие плеча, последний взгляд, наполненный слезами. Ренард резко, насколько хватило сил, развернулся и пошел прочь, придерживаясь за стену, ощущая каждой клеткой умирающего тела теплоту камня — все вокруг прощалось со своим королем, напоследок даря особенно отчетливые ощущения.

Увидев мужа, Эмелин бросилась к нему навстречу и вовсе не напрасно — с каждой минутой сил становилось все меньше и меньше. Он перевел дух, прежде чем сделать шаг, и уже даже засомневался, что сможет живым добраться до постели…

Добрался. С невероятным облегчением плюхнулся на кровать.

— Вы самоубийца! — запричитала Эмелин, переведя дух. — Неужели так спешите на тот свет?

— А Вы будто бы расстроены, — улыбнулся Ренард.

— Да прекратите же! Я никогда не желала избавиться от Вас!

— Надеюсь на это.

— Вы невыносимы, Ренард, — Эмелин, вздохнув, поспешила к выходу.

— Эмелин… — хриплый голос и внимательный, выжидающий взгляд заставили ее обернуться. — Вы не вправе обижаться на меня.

Несмотря на слабость, он умудрялся и сейчас источать невидимую, неоспоримую власть.

— Вы про мальчика? Я подчинюсь любому Вашему решению, Ренард, — тихо проговорила Эмелин, стараясь скрыть от мужа свое недовольство.

— И все-таки Вы злитесь… Эмелин, вернитесь, нам стоит это обсудить, — приказал Ренард, одним лишь взглядом указывая на кровать. — Он мой сын. И Вы прекрасно знаете, что прав на наследование у него гораздо больше, чем у Филиппа.

Он говорил спокойно, без злости, без жажды мщения за многолетний обман, но Эмелин вдруг побледнела, растерялась.

— Что с Вами? — спокойно спросил Ренард, едва сдерживаясь от соблазна подольше насладиться ее испугом.

— Со мной? Со мной все в порядке, — пролепетала она.

— Оставьте, Эмелин. Ваша ложь больше неуместна. Ваш сын совсем не похож на меня. И у меня никогда не было светловолосого деда. В нашем роду мальчики всегда рождались смуглыми брюнетами.

Эмелин бледнела на глазах — сейчас к этому разговору она не была готова, но все же собралась, пересилила себя, заглянула в задумчивые, все такие же молодецкие карие глаза мужа и, наконец, выдавила:

— Значит, Вы все знали с самого начала?

Ренард задумчиво разглядывал мертвецки бледную, перепуганную женщину и понимал только одно: за долгие годы супружества они ничуть не стали ближе друг другу; перед ним стояла все та же чужая, незнакомая женщина, что и в день их знакомства.

— И Вы молчали все эти годы… Почему, Ренард? Почему не дали мне объясниться, напрочь отказывались говорить со мной о Филиппе?

— Что бы это изменило? — Ренард взял жену за руку и усадил рядом с собой. — Согласен, нужно было прилюдно выпороть Вас, а потом изгнать вместе с Вашим отпрыском. Но я не за этим начал этот разговор, не мне Вас судить — я и сам не безгрешен. Эмелин, я хочу одного: чтобы ни Вы, ни Ваш сын не мешали Этьену. Для всех Филипп мой сын и законный наследник, я не собираюсь ни оспаривать это, ни отказываться от него — что сделано, то сделано, и его вины в случившемся меньше всего. Но у меня есть МОЙ родной сын, в котором течет МОЯ кровь, и будет справедливо, если власть в итоге перейдет к нему. И клянусь Вам, моя дорогая, я с того света прокляну Вас, если Вы посмеете ослушаться моего приказа.

Эмелин молчала, слезы непрерывным ручьем катились по щекам… Он знал. Все знал с самого начала. С того самого дня, когда впервые увидел орущий комочек в кроватке… Когда застыл на мгновенье перед ребенком, когда бросил взгляд на нее — побледневшую, опустившую глаза в попытке спрятать грех под черными пушистыми ресницами. Что двигало им, когда без слова упрека он стал нести эту чушь про несуществующего деда? Признание собственной вины? Нежелание скандала? Или возможность навсегда оттолкнуть от себя ненужную, нелюбимую женщину? А может быть, желание оправдать собственную неверность?

— Ренард, я не собираюсь мешать этому мальчику, будьте спокойны. Вы ведь к Милошу из-за него ходили?

— Нет, — отрезал Ренард, а у самого холодок по спине пробежал от мысли, что Эмелин так быстро раскусила его планы.

— Да когда же Вы перестанете видеть во мне врага? — вздохнула Эмелин. — Им поторопиться надо, пока Филипп не начал выслеживать мальчика — я не могу ручаться, что он спокойно ко всему этому отнесся. К тому же сегодня мне пришлось сознаться, что Вы не отец ему. Им лучше уехать сегодня, Филиппу я придумаю, что сказать — он не заподозрит. По крайней мере, сразу.

Ренард протянул руку и легонько сжал дрожащую ладонь жены.

— Они уедут через несколько дней, — тихо проговорил он, сплетая свои пальцы с ее. — Куда — Вам знать не нужно.

— Я не хочу знать, куда. Вы простите меня, Ренард, — тихо проговорила Эмелин, поднося пальцы умирающего мужа к своим губам; она даже не пыталась сдержать слезы, раскаленными каплями падающими ему на руку. — Ренард, я ведь хотела… Я хотела Вам сама все рассказать еще тогда, перед войной… Но я не смогла. Я не смогла, Ренард. А потом Вы сами заговорили о наследнике… Я хотела рассказать Вам все, когда Вы вернулись с войны, но так и не решилась — Вы были добры ко мне… В какой-то момент я даже подумала, что Вы могли бы полюбить меня… Если бы не Филипп. Я ждала, что Вы прогоните меня, я цеплялась за каждую минуту, проведенную с Вами… Я хотела Вам сознаться, но я не смогла. Простите меня… Я бы никогда Вам не изменила, но тогда я не сдержалась — я так зла была на Вас… Вы избегали меня, а он… Он стал мне почти другом.

— Другом, — усмехнулся Ренард. — Все, что нужно было Вашему «другу» — это доказать себе самому, что он способен пробраться в постель к самой королеве.

— Я не знаю этого — может, и так… Ренард, это был один-единственный раз, я клянусь Вам… У меня никогда не было любовников. Никогда больше за все эти годы ни один не приблизился ко мне. Вы всегда были единственным, кого я любила. Но в тот день я была в отчаянии, я пыталась стать Вам настоящей женой, а Вы предпочли эту девушку-крестьянку… Вы представить себе не можете, что чувствует женщина, которой приходится делить собственного мужа с другой! Я ненавидела Вас, я ненавидела ее… А Вам не было никакого дела ни до меня, ни до моих терзаний. Вы всегда находили время на нее, я же была только ненужной помехой.

— Тереза-то здесь при чем?

— Ну Вы-то не врите мне, — нотки укора послышались сквозь всхлипы Эмелин — она и сейчас, как и в тот проклятый день, вновь и вновь переживала беспощадные муки ревности. — Для меня тоже нашлись желающие во всех подробностях рассказать о Ваших похождениях.