Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 42

— Ренард, нас… нас увидят, — сорвался с губ Терезы последний аргумент, который удалось придумать, чтобы не допустить еще одну роковую ошибку. Но и тот разбился вдребезги одной его улыбкой:

— Никто нас не увидит!

Ей ничего не оставалось, как довериться ему — сопротивляться самой себе она уже не в силах.

— Куда ты ведешь меня? — спросила она, когда Ренард повел ее совсем в другую сторону — не к лестнице, по которой она пришла.

— Увидишь.

Они благополучно пробежали через длинный пустынный коридор, свернули в темный закуток, спустились на пару этажей вниз и уже практически в подвалах вдруг остановились перед огромной, в полный человеческий рост, картиной. Ренард выпустил руку Терезы и подошел к стене; аккуратно провел рукой по краю полотна, словно пытаясь нащупать что-то, а через мгновенье раздался щелчок, картина тяжело заскрипела, задвигалась и превратилась в самую настоящую дверь.

— Это моя маленькая тайна, — подмигнул Ренард изумленной девушке, — потайной ход. Из нынешних обитателей Дворца о нем никто не знает — только Милош, но он мой друг, и эту тайну лучше меня сбережет.

— И куда этот ход ведет? — Тереза с опаской заглянула в непроглядную темень, такую пугающую и такую манящую к себе.

— Увидишь. Давай руку!

Они вошли внутрь, и тут же, чуть скрипнув, картина-дверь тяжело захлопнулась, оставив парочку в кромешной темноте. Ренард выпустил руку своей спутницы, прошел чуть вперед, ощупывая стены в поисках кремния с кресалом, а уже через пару минут теплый свет горящего факела осветил мрачные стены подземелья.

— Ну вот, теперь можем идти.

— Этого не может быть! — ахнула Тереза, когда после долгого петляния по бесконечным коридорам они оказались в уже знакомой пещере.

Тереза прошла вперед, оглядываясь по сторонам, до мелочей вспоминая их последний день перед разлукой. Все так же валялись угли, будто бы только еще вчера здесь горел костер, согревая до нитки промокших влюбленных… А вот валяется деревяшка, на которой сидел будущий король и спасал ее от грозы в своих объятиях. Казалось, она слышит звук звонкой своей пощечины за смелый, бесцеремонный его проступок. Как будто вчера все это было…

— Ренард?

— Да, — развел руками он в ответ, с улыбкой глядя на свою малышку. — Каждый день я именно так сбегал из Дворца к тебе. Я так боялся, что ты заподозришь что-нибудь, когда привел тебя сюда и стал хозяйничать здесь…

— Тогда я и подумать не могла! Я догадывалась, что ты не пастушок и не имеешь к деревне никакого отношения, но о том, что ты настолько цинично обманывал меня…

— Прости, родная. Я так и не решился тебе сознаться — ты бы испугалась и сбежала от меня, а допустить этого я уже не мог. Хотел все тебе рассказать, но… Прости меня.

Ренард ходил следом за Терезой и боялся подойти ближе — не только она, но и он сам сейчас заново переживал тот последний день. Их счастливый день, когда она доверчиво сидела у него на коленях, а он грел в своих объятиях продрогшее обнаженное ее тельце; как же хотелось ему тогда позволить себе больше — и как же тяжело было сдерживать греховные порывы молодого тела. А еще он помнил ту самую дерзкую оплеуху, на которую так и не смог ничего ответить. Тереза, словно прочитав его мысли, обернулась и виновато посмотрела на него.

— Прости за ту пощечину. Мне, правда, очень стыдно.

— Знаешь, я все-таки заслужил ее. Хотя тогда было обидно. Я действительно боялся, что ты заболеешь, — Ренард подошел к Терезе и обнял за талию. — Ладно, пойдем дальше, я тебя не в эту пещеру вел.

— А куда?

— А сама догадаешься? — улыбнулся Ренард. — Пойдем!

По узкой тропинке спустились они к озеру. Тереза остановилась возле самой кромки воды, а он подошел, развернул ее к себе лицом и легонечко приобнял. Просто стоять и слушать плеск воды, касаться и чувствовать, как бешено бьются их сердца, — и больше ничего не нужно на всем белом свете ни ей, ни ему.

— Я сюда часто прихожу, — тихо проговорила Тереза.

— Я до войны тоже частенько приходил, — так же тихо ответил Ренард.

— А потом перестал?

— Потом пытался все забыть и смириться с тем, что никогда тебя больше не увижу.

— И как? Получилось?

— Как видишь, не очень.

— А я нашла твой букет лаванды…

— Правда? Я надеялся, что ты его заметишь.

— Я засушила его… Так что тебя, пастушок, мне уже не забыть.

«Забудь меня, забудь! — протестовал внутренний голос, но сам Ренард молчал. — Неправильно все это, и лучше б ты не появлялась. Не видишь разве, не могу ничего с собой поделать! Я погублю тебя, Тереза… Это наваждение погубит нас обоих!» А руки упорно тянутся обнять да прижать ее покрепче…

— Рассказывай, как ты живешь, малышка?

— Все хорошо, — через силу выдавила Тереза. — А ты?

— Я? — Ренард замолчал, не зная, что и ответить на простой ее вопрос. — Наверно, тоже.

— Ты врешь мне?

— Как и ты, — горько рассмеялся Ренард.

— Да, черт возьми, мне плохо без тебя! — Тереза оттолкнула его и отошла в сторону, боясь расплакаться. — Я каждый день вспоминаю твои объятия, твои поцелуи, и понимаю, что ни один мужчина никогда не сможет спасти меня от тоски по тем временам. Сегодня я пришла к тебе, потому что не смогла удержаться от соблазна еще хоть разочек тебя увидеть. Ренард, я клянусь, я не хотела показываться тебе на глаза… Я хотела просто увидеть тебя и сразу же уйти, но… Я пришла туда, потому что было плохо мне, а увидела, что тебе еще хуже…

— Да, малышка, мне очень плохо. У меня ничего не клеится с тех пор, как ты прогнала меня. Я честно пытался забыть тебя, пытался наладить жизнь с Эмелин, но у меня ничего не получается, Тереза. Мы чужие с ней, я не люблю ее. Всерьез подумываю, что это наказание за твои слезы. Малышка, что нам делать? Нам нельзя быть вместе, но и порознь быть невозможно.

— Я не знаю… Я не знаю, Ренард! Все-таки мне не следовало приходить — нам было плохо, но теперь станет еще хуже.

Тереза едва не плакала. Ренард подошел сзади и крепко ее обнял. Правда, через пару секунд его словно огнем обожгло: рука невзначай коснулась юбки платья и вдруг утонула в ней — под легкой тканью явно прощупывалось дрожащее от волнения тельце. Он даже не поверил сперва, нахмурился, ощупал… Так и есть, она все та же паршивка, что когда-то покорила его на этом же самом месте.

— Когда-нибудь ты сведешь меня с ума, малышка! — возмутился Ренард, продолжая без стеснения проверять свои догадки. — Тереза, неужели тебе никто не говорил, что такие платья не носят на голое тело?

— Простите, Ваше Величество, я простая крестьянка, не привыкшая к таким нарядам, — вышло почти кокетливо — Тереза явно была рада уцепиться за возможность сменить тему и немного разрядить тяжелую, болезненную безысходность.

— Девочка моя, ты сегодня совсем меня извести решила? Уж не собралась ли ты совращать меня?

— Ну если только самую малость! — улыбнулась маленькая бестия, обернувшись, чтобы устремить свои лукавые глазки на его немного растерявшееся, но, кажется, весьма довольное лицо.

Нет, она вовсе не собиралась его совращать, она даже не надеялась на эту встречу. Она не собиралась ни искушать его, ни заигрывать, — она просто очень спешила, до последнего дня не решалась пойти на чужой праздник. За одну ночь, пока родители не видят, сшила несчастное платье, понятия не имея, как и с чем их носят.

— Тебя что-то смущает? Помнится, когда ты раздел меня в той пещере, тебя ничего не смущало.

— Тереза, а если б это заметил не только я? Там было столько людей, и ты не побоялась?

— А ты думаешь, я могла бы позволить кому-то другому вот так прикасаться ко мне?

В тихом голосе ее опять послышалась боль. Ни на секунду не смутившись любопытных рук, продолжающих скользить по ней, Тереза откинулась Ренарду на грудь, прикрыла глаза, стараясь впитать и запомнить, унести с собой, когда он опять ее покинет, каждое прикосновение, каждый отяжелевший вдох любимого мужчины. А он продолжал скользить по гладкому шелку, пока не наткнулся на столь явно ощутимые под тканью затвердевшие, чуть выпирающие сосочки. Ладонь непроизвольно сжала мягкую девичью грудь. Нет, он ни за что на свете не выпустит свою малышку, если она сейчас вздумает дернуться!