Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 43

Он больше не намерен вообще ее куда-либо отпускать! Хватит! Слишком долго он ждал ее, слишком много времени потеряно даром… Конечно же, он не тронет ее, как бы сильно ни хотелось ему прямо сейчас избавить ее от этого тонкого платья, наброситься на нее, словно изголодавшийся, выбившийся из сил зверь, прильнуть к молодой, пахнущей свежестью коже, почувствовать под руками тепло и трепет малышки, хоть на миг забыться рядом с ней… Он многое отдал бы за это. Но он не посмеет.

Им надо расстаться. Навсегда. Немедленно! Пока еще не поздно, пока еще не сошли с ума окончательно. Сломать, разбить, окончательно разрушить жизнь любимой девочки, обрекая ее на позор и одиночество… Жалкая участь любовницы — вот и все, что он может ей предложить, но вовсе не то, чего он ей желает. Какую же участь он выбрал для нее? Он сам не знал. Ревностно, жадно обнимал ее, не желая отпускать, и тут же понимал: он не имеет права удерживать ее. Прижал к себе еще крепче, уткнулся носом в ее волосы, гася желание взвыть от отчаяния.

Тереза и не думала вырываться. Зажмурилась, глотая слезы, и осторожно коснулась его рук. Она не может больше без него, без его объятий, голоса, тяжелого дыхания над ухом и осторожных, ласковых губ. И пусть вся жизнь летит в тартарары — она на все согласна, только бы не было больше разлуки…

— Я люблю тебя, — тихо проговорила Тереза, и тут же его рука взметнулась выше, зажимая ей рот.

— Нет, Тереза! Нет, маленькая моя! Не смей, слышишь!

— Поздно, пастушок, — остервенело убирая его руку, выдохнула она. — Слишком поздно!

— Малышка, я прошу тебя, не надо! Забудь меня, девочка! Прокляни, сбеги, но не смей меня любить.

Напрасны его мольбы, теперь уже действительно поздно, и остатки здравого смысла давно развеял ветер. Тереза вырвалась из его рук, обернулась, привстала на цыпочки и прильнула к его губам, обвивая ручонками крепкую шею… Чуть отстранилась на секунду:

— Я люблю тебя. Послушай, пастушок, мне от тебя ничего не надо, я прекрасно помню, кто я и кто ты, я знаю свое место…

— Глупая!

— Знаю, что никогда ты не станешь моим, что никогда крестьянке не стоять рядом с королем, знаю, Ренард! Но мне ничего не нужно от тебя. И красть тебя у жены и сына я не буду, но сегодня… я прошу тебя, только сегодня, — заливалась она слезами, — не отталкивай меня, не гони…

— Да кто же тебя гонит, глупенькая? Была б моя воля, я б тебя никогда не отпустил бы.

— Вот и не отпускай!

— Тереза, надо остановиться — мы сходим с ума. Нам придется расстаться, малышка.

— Нет!

— Я же погублю тебя — ну как ты не понимаешь? Я не счастье твое, я — погибель.

— Губи! Уж лучше ты, чем кто-либо другой. Ренард, меня ведь замуж выдают.

Тысячей падающих осколков зазвенели ее слова. «Замуж?! А это как?»

Он никогда не представлял рядом с ней другого человека, мужчину. Это казалось диким, нереальным… «Это что же получается, кто-то другой получит ее? Кто-то другой будет вот так прикасаться к ней? Кого-то другого она будет целовать и обнимать? Кто-то другой по ночам будет… Ну а как ты хотел? Она взрослая девочка — рано или поздно так и должно было случиться. Или ты предпочел бы мучить ее до старости?»

— Он хороший человек? — выпалил Ренард.

— Я не знаю. Говорят, неплохой. Да мне все равно, Ренард, я не хочу замуж! Теперь я точно знаю: я не вынесу этого!

— Тереза, не говори глупости. Так будет даже лучше. Может, ты сумеешь его полюбить и станешь счастливой…

— Замолчи!

— Не замолчу. Если он хороший человек, у тебя есть все шансы стать счастливой. Если же он обидит тебя, я… я прикажу его казнить!

— Ну что ты говоришь такое?! Или тебе все равно? Так ты скажи! Я же сказала уже, мне ничего от тебя не нужно!

— Все равно?! Да нет, малышка, мне не все равно! Но мне не плевать на то, что я делаю с твоей жизнью! И именно поэтому да, я хочу, чтобы ты вышла замуж! Может, это единственный верный выход…

— То есть ты хочешь, чтобы какой-то непонятный, чужой человек прикасался ко мне? Насиловал? Ты этого мне желаешь, да? — закричала Тереза.

— Ну почему сразу «насиловал»? Тереза, девочки вырастают, и их выдают замуж — так было всегда, так должно быть и у тебя! Муж, дети, дом, хозяйство!

— Муж? Дети? Да Вы жестоки, Ваше Величество!

— Тереза, послушай меня…

— Нет, это ты меня послушай! Ренард, тебе ли не знать, каково это, быть рядом с нелюбимым человеком? Ты же сам говорил, что не любишь жену! Что вы чужие с ней! Или уже успел полюбить?

— Ну что ты мелешь?

— Только ты можешь решать, подпускать к себе нелюбимую женщину или нет, а я не могу. Я женщина, Ренард. А женщин не спрашивают! Ее удел — подчиняться своему мужу! Никто не спросит, хочет она этого или нет, она — собственность, вещь. И не всегда нужная и любимая. А я не хочу жить под одной крышей с чужим, посторонним мужчиной! Я не хочу ложиться с ним в постель только лишь потому, что он, видите ли, мой муж! Я не хочу рожать ему детей и потом всю жизнь разглядывать в их лицах его черты. Не насилие, говоришь? А что это, по-твоему? Что?

— Да что ж ты все плохим-то видишь? Ну а если ты его полюбишь? Если ты счастливой с ним станешь? Ну посмотри вокруг, ведь все так живут и далеко не все несчастны!

— Но я не полюблю, Ренард. Я, может, и кажусь тебе легкомысленной, но я ведь живая. И я уже полюбила. Что мне делать с этим? Увы, но даже Ваш приказ здесь не властен, Ваше Величество.

И что он мог ответить? Ренард прижимал Терезу к груди и тихонько гладил, тайком наслаждаясь этой минутой, когда доверчивым ребенком она прижимается к нему, ища защиты и помощи.

— Мне придется выйти за него замуж, — всхлипнула она после долгой паузы. — Отец уже все решил за меня… Он слишком выгодная партия для безродной девочки — баронский сын, я ему приглянулась, видите ли. Меня никто не спрашивал, хочу ли я… Я его даже не видела никогда. Мне придется выйти за него, но…

Тереза замолчала, а он все стоял, слушал ее, поглаживая по спинке, и как никто другой прекрасно ее понимал.

— Что «но»? — задумчиво произнес Ренард.

Она молчала.

— Тереза?

— Я не хочу, чтобы он стал первым моим мужчиной, — тихо шмыгнула носом Тереза, пряча лицо в складках его рубашки.

— Это как? — Ренард отстранил от себя девушку и попытался заглянуть в заплаканные глаза, но Тереза лишь отвернулась.

Наступила тишина. Напрасно Ренард искал ее взгляда — Тереза отворачивалась, а когда же он ладонями обхватил ее голову и силой заставил посмотреть на него, она просто опустила глаза. Слезы ручьем катились по щекам, натыкаясь на его пальцы… Да он и сам, глядя на нее, готов был расплакаться.

— Маленькая, глупая ты моя девочка! — рывком прижал к себе. — Да если б ты только знала, как я хочу, чтобы ты принадлежала только мне и никому больше. Думаешь, мне легко от мысли, что рядом с тобой будет кто-то, и он будет прикасаться к тебе? Думаешь, легко сдерживать себя и казаться порядочным?

— Так не сдерживай!

— Глупая!

— Не сдерживай, Ренард!

— Ну что ты говоришь такое?

— Не сдерживай!

— Ты не понимаешь, о чем просишь, малышка. Что потом с тобою будет? Он же откажется от тебя.

— Я буду только рада!

— Глупая! Да тебя заклеймят в твоей же деревне! Ты же вообще не сможешь замуж выйти! Неужели ты не понимаешь, какой позор ляжет на тебя?

— Ну и пусть! Я лучше в монастырь уйду! Ренард, пожалуйста… Я хочу быть только твоей.

И она отпрянула от него, повернулась спиной, подставляя ему шнуровку платья. А он так и стоял, не решаясь протянуть руку и сделать то, чем мысленно спасался столько раз, ложась в постель с Эмелин.

Сколько раз он представлял себе, что обнимает и целует Терезу, когда женушке все же удавалось заполучить его тело на свое ложе! Сколько раз, глядя на засыпающую рядом Эмелин, он вставал и уходил лишь потому, что желал видеть на ее месте свою малышку! Сколько раз просыпался среди ночи лишь потому, что ему вдруг мерещился ее смех! Сколько раз клял собственную жену лишь за то, что рядом была она, но не было его девочки… И вот теперь она стоит перед ним, едва ли не умоляя согрешить с нею, перейти последнюю грань, за которой уже ни он, ни она не смогут справиться со своими чувствами, с их общей бедой. Не смогут и не захотят.