Он почти изменил мiр (Acting president) (СИ) - Марков-Бабкин Владимир - Страница 13

Но наши достижения не могут быть вечны. Того же Тумалти католическому лобби удалось вернуть в секретари, но не в друзья Президента. Эффектная, но малограмотная мисс Гальт, ставшая Вильсон нуждалась в моей опеке и не доверяла ирландцу-моралисту. На какой-то год мне показалось что даже стоящие за мной позволяют мне самому управление ниточками.

Удаление Тумалти не оставило Вудро шансов уклонится от моего радения. Тем более что я никогда не продавливал своей воли. Желая повлиять на президента, как и на всех других, я всегда старался внушить им, что заимствованные у меня мысли были их собственными. Обычно, если говорить правду, они вовсе не принадлежали мне самому … самое трудное в мире, это проследить источники любой идеи. Мы часто считаем собственными идеи, которые мы в действительности подсознательно восприняли от других.

За внутренней борьбой я тогда проглядел облачко, которой вскоре выросло в шторм приближающийся из дали. Прекрасно составленный мной и моими единомышленниками план сначала дал осечку в России, потом дал вторую, а потом за океаном всё стало катится в тартарары. Видно именно тогда доверие ко мне и влияние моё дали трещину.

Прошедшая война не сильно затронула Америку. С нашего берега бойня в Европе казалась верным шансом необременительно получить куш и снять лишние фигуры с доски. Все ужасы, которые описывают о «кровавой бойне» наши писаки кажутся детской игрой человеку, пережившему Реконструкцию Юга.Мне, помнящему с детства, как преступники из спортивного интереса убивали среди белого дня на городских улицах, сорвиголов, которые управляли целыми бандами, Европейская война казалась не такой ужасной. Вудро — янки, но он имел на Европу твердый прагматичный взгляд. Стабилизация в России воодушевила наших изоляционистов и пришлось жертвовать Францией что бы заставить наших мужланов вцепиться в уплывающий кусок. В те дни приходилось решать дела по наитию и быстро, и мой опыт и политическое чувство не всегда подсказывали верный ход.

Мне хватило полугода, чтобы понять, что мои карты путает новый русский император Михаил. Его действия были выверенными и при этом всякий раз для меня неожиданными. Я не мог их понять или просчитать. Создавалось чувство что в порядочном клубе оказался опытный шулер за столом. Письма посла Джерарда (1) приоткрывали и снова запутывали эту тайну. Мы потратили несколько лет чтобы понять кто, вступив в игру, порушил «план Хауса».

Мы не много в том преуспели. Но я укрепился в бытующей среди англичан мысли, что остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделенная европейская часть страны. Но сейчас это ни в моей, и я даже не представляю в чьей власти.

Осенью 1917 моё великолепное положение, в котором очень нетрудно, не неся никакой ответственности, сидеть с сигарой за стаканом вина и решать, что должно быть сделано было поколеблено. Не занимая государственной должности на предварительную конференцию в Ялту, я не попал. Формально виноваты в том были русские, выставившие строгие требование к участникам «в связи с мерами обеспечения безопасности». Но ревновавший к моему реальному статусу госсекретарь Лансинг не был предупредителен в том, чтобы предоставить мне статус формальный. Как частное лицо я не получил визы и остался вне делегации. Я рассчитался потом с гордецом. Но действительную причину своих бед осознал только в Стокгольме.

Моими соратниками по группе «Исследование» была проделана большая работа по подготовке Европейского Мира. Если контакты в России были порушены, а с Парижем и Римом расстроены, то с маркизом Саиондзи, и сэром Морисом Хэнки мы успели подготовить, как казалось тогда, эффективную стратегию. Но, с настояния императоров Михаила, Виктора и Вильгельма, всё решалось «на высшем уровне». И если Хэнки бывшего секретарём британского Кабинета ещё допускали на встречи технической группы, но нас с маркизом, как частных лиц обеспечили фактически гостевым пропуском. Мы сумели иногда действовать неформально, но в целом нашими предложениями манкировали. На светских раутах маркизу случалось быть в компании легатов Великих Домов. Но в присутствии Джона Рокфеллера-младшего мне и здесь пребывание было «не по статусу». Честно сказать я никогда при внешнем спокойствии не был так внутренне зол. Но злость — плохой советчик.

Незадолго до подписания Мира мне выпало встретится с императором Михаилом. Встретится ритуально, на общем приеме. На беседу с частным лицом у него не нашлось времени. Хотя он и пригласил меня позже прибыть в Россию, я до сего дня так им и не воспользовался. Собственно, и того мимолётного знакомства мне хватило чтобы понять, что при упоминании Михаила заставляет судорожно подбирать слова опытного Джерарда и превращает в застывшего бандерлога юного Липпмана (2). Я давно не замечаю большинства копошащихся вокруг, а на политиков смотрю как на жуков смотрят профессиональные энтомологи. Но посмотрев глаза Михаилу я ощутил себя энтомологом, встретившим Каа. На меня смотрели как на редкого жука, давно подколотого в коллекции. Впервые я встретил взгляд, который, как кажется, видит намного дальше чем я. Мне было трудно, но я не впал в ступор и не спрятал взгляд. Но я тогда понял, что не знаю никто это, ни что с этим делать.

Собственно, следующие годы восточная инфлюэнция и мною же подведённая к Вудро Эдит отдалили меня от Президента. Я и сам уделял больше времени поиску отгадки или хотя бы понимания что теперь делать. Но мои и нашей группы прогнозы не были более точны за пределами Америки. Вот и сейчас я просчитался с республиканской номинацией поставив на Хардинга. А это уже Америка. И значит я ещё менее ценен как прогнозист для доверителей и президента.

Впрочем, президент болен, фактически полутруп. Но судя по речам Маршалла и Колби кто-то за этой ширмой пытается править. Понятно, что это не Эдит или спевшийся с ней Тумалти. Они не способны сами принимать решений. Но вот то что моего доверителя не пригласили на Мраморный остров, а он сам теперь не может попасть Белый дом без Барухов наводит на определённые мысли.

Что-же игра становится интереснее. И его по-прежнему настоящие люди ценят. Не удивительно, что Платт (3) нашел для него пол-этажа в открытом в мае особняке на углу Парк-авеню и 68-й улицы. Сейчас придет Мозес (4) и они со свояком обмоют переезд «Исследования», точнее уже «Совета» (5), на новое место. А заодно подумают, как лучше поступить завтра, кого привлечь к расчетам заката Византийской звезды за горизонт. В ноябре демократы проиграют, но это скорее усилить сейчас нас как властную тень. Может действительно «Медведя» хризантемами со скарабеями покормить, и пусть пару лет ещё «старого Льва» потравят? Покладистей станет. И спеси перед «Белоголовым Орланом» убавит. А тогда уже и с «Черным Орлом» мирить их можно. Медведь же, что и удав, после пира неповоротливый и позволяет быть рядом с ним. За это время можно приноровиться к бочку поаппетитнее. Трудные будут годы, но мы играем в долгую. Экспромты и победные блицы готовятся годами, а месть — блюдо, подаваемое холодным.

1. Джеймс Джерард — посол САСШ в Единстве 1917-1921г.г.

2. Уолтер Липпман — известный американский журналист, писатель, социальный философ

3. Гарольд Ирвинг Пратт — американский нефтяной промышленник и филантроп, основной инвестор "Стандард Ойл» Рокфеллера.

4. Сидней Эдвард Мазес — американский философ, первый руководитель группы «Исследование» ставшей основой «Совета по международным отношениям».

5. Совет по международным отношениям — частная американская организация в сфере международных связей (1920-1944)

Озеро Мичиган, территориальный воды штата Висконсин, САСШ, 15.06.1920г.

Вторая ночевка выпала на Стерджен-Бей, пройдя до него каналом. Потому к острову Хорсшу подошли заметно позже расчетного часа. Что заставило торопиться, но отпущенный на берег лагуны Брайн сноровисто разбил бивак, а я успел пару рыбин наудить пока, когда из-за восточного рога подковы в бухту вошла небольшая частная яхта. Если честно я ждал что «Белль» окажется так же паровым катером как наша «Литл Брейв». Только сейчас сообразив, что для местных было бы странным идти на рыбалку в прибрежные воды на вечно ворчащей посудине. Передав, судовому негру оливково-белого судака и гольца, здешней называемой alewife-«трактирщицей» селёдки, я решил отойти на лодке к центру лагуны, надеясь поймать что-то более благородное.