Он почти изменил мiр (Acting president) (СИ) - Марков-Бабкин Владимир - Страница 14

Я выудил ещё одного гольца, горбатого сига и желтого окуня, когда от яхты ко мне отчалила лодка. На её руле сидел крепкий седой, но ещё пышноволосый мужчина, а за веслами как будто он же, но заметно моложе.

— Пэтри хэйль (1) — поприветствовал меня, когда лодки сблизились, пожилой мужчина.

— Пэтри данк! — обозначил я успех рыбалки.

— Доброго дня, Майкл, — поздоровался со мной молодой.

— Здравствуй, Робби — ответил я.

— Мы с отцом тоже решили порыбачить, Майк. Папа — это тот голландец, о котором я тебе говорил.

— Очень приятно, Майкл. Я тоже Роберт и тоже Марион, но старший, впрочем, ты знаешь.

— Рад нашему знакомству мистер Лафоллет (2).

— Кого вы хотите наловить в этих спокойных водах, Майкл?

— Форель, сенатор.

— О, сразу видно, что вы не местный. Форель два года как крепко поели миноги. — вскинув руки и чуть отведя голову сказал с «удивлённой» улыбкой Лафоллет-старший.

— И как быть? — сделав грузное лицо ответил я.

— Не беспокойтесь, мой мальчик. С другой стороны острова на быстрине есть клёвые места. — успокоил меня «Боевой Боб».

— Майк, мы уже наловили и форель, и лосося до твоего приезда, — добавил Боб— младший (3).

— Оу! Тогда может объединим наш улов для рыбацкого ужина? У меня уже шесть хвостов белой рыбы и бутылка настоящего шотландского виски. Только для ухи. Да и мне же не возбраняется как иностранцу?

— Учись, сын! Вот она — европейская предусмотрительность.

— Африканская, отец, африканская. Майк из Южной Африки.

— То–то он такой загорелый. Но всё одно европейский. Разворачивай, не гоже отклонять такое приглашение.

Оставшуюся часть дня мы пировали на берегу лагуны. Говорили на привычные рыбацкие темы: о рыбе, женщинах, бизнесе и политике. Перед закатом я отослал Брайна на «Литл Брейв» за питьевой водой и пледами, наказав ещё пару-тройку рыб наудить. Старик уже достаточно доверял мне, и младший Роберт дал мне понять, что готов к основному разговору.

Как негр отплыл Лафоллет-старший перешел к делу.

— Майки, сын рассказал мне о твоем предложении. И сейчас я сам убедился, что ты сочувствуешь делу прогресса, но я — опытный политик. Твои намерения похвальны и щедры, но ты не американец, а у нас после войны не отменили актанты о шпионаже (4). Генпрокурор Палмер уже избегался сажать иноагентов. А такие пожертвования без политического или коммерческого расчёта не делаются. Приняв твой взнос, мы попадаем тебе на крючок, не хуже съеденной нами форели. Я бы не хотел, чтобы наша партия или фамилия пострадали, когда пославшие тебя захотят вернуть инвестиции.

Что ж я долго готовился к этому разговору и готовил его.

— Сенатор. Ваши опасения мне понятны. Потому я честно свои резоны и намерения объясню.

Старший собеседник чуть склонил влево голову показывая, что готов внимательно и смотреть, и слушать.

— Как вы уже знаете, мой бизнес пошел в гору после охоты Теодора Рузвельта в нашей саванне. Тедди не только мне хорошо заплатил, но помог иначе взглянуть на вещи. Из этой признательности я бы конечно помог ему или Вам как продолжателям его дела. Но мой вклад был бы, безусловно намного скромнее.

Собеседник смотрел на меня внимательно, и будь я прежним, он не мог бы не почувствовать в моих словах фальши. Впрочем, меня немного оттеняли закатные лучи, светившие из-за спины расчетливо севшего собеседника.

— Но у меня действительно есть бизнес-интерес.

Я сделал пузу закрываясь от слепящего закатного солнца.

— В чём же он, Майкл?

— Радио.

— Радио?

— Да радио и всё что связано с ним.

— В чём же тут могу помочь я?

— За ним сенатор большое будущее. А Вы, можете его раскрыть.

— Раскрыть?

— Для инвестиций. Вы же знаете о законе, запрещающем иностранцам инвестировать в газеты, и поправках, прибавляющих к ним кино.

— Да. Мы будем рассматривать осенью этот закон.

— Газеты и кино мне не интересны. Там уже не пробиться со стороны. Но в радио ещё нет такой толчеи. И оно еще в 1912-м попало в запретный список (5).

— И сколько же вы готовы за сохранение «свободы устного слова» предложить?

Я достал из-за пазухи мешочек и протянул Лафоллету. Он принял его и открыл. Потом удивлённо высыпал на руку несколько камушков заигравших в последних лучах солнца…

— Это же…

— Алмазы.

Сенатор сглотнул и положил камни обратно, завязав мешочек, взвешивая его.

— На это можно весь Висконсин купить. По-моему, Майк, вы платите слишком щедро.

Чувствовалось что отец и сын напряглись.

— Нисколько, Роберт. Я покупаю не штат, а инвестирую в свободу и партию. Я совершенно не против если прогрессисты перед выборами войдут в доли вещательных станций по стране. А на выборах будут заказывать там рекламу, и дорого за неё платить… После выборов вы получите достаточно голосов, чтобы ослабить запрет, а может и отменить. И когда мне разрешат покупать, продадут половину этих долей мне по сходной цене. Партия же нужна, чтобы что бы инвесторы не беспокоились о том, что им помешает хоть одна легислатура.

Роберт старший молчал.

— Сенатор, я реалист. И понимаю, что полностью запрет не снять. Но для бизнеса не нужен полный контроль. Мне достаточно иметь возможность 20-30% доли в каждом вещателе. Это хороший куш. А Америка только выиграет от таких инвестиций.

В глаза Роберта Мариона Лафоллета-старшего сверкнули искорки от костра. Боевой Боб просчитал мой и свой интерес. Наживка схвачена. Поймал-таки я первую большую рыбу.

1. «(св.)Петру слава» — «Спасибо Петру» — рыбацкое приветствие и отзыв в германоязычных странах.

2. Роберт Марион "Боевой Боб" Лафоллет-старший — 20-й губернатор Висконсина, сенатор САСШ, лидер Прогрессивной партии САСШ 1919-1925, в 1920 и 1924 выдвигался ею на пост президент Соединённых Шатов.

3. Роберт Марион "Молодой Боб" Лафоллет-младший — сенатор САСШ, кандидат в вице-президенты САСШ на выборах 1932 года, 1-й президент Ассоциации Великих Озер.

4. Закон САСШ о шпионаже от 15 июня 1917 года.

5. Закон САСШ о радио 1912 года.

Глава 4. В лапах любви

Вашингтон. Округ Колумбия. САСШ.

Из воспоминаний Томаса Маршалла 16 июня 1920 г.

Как влияют наши близкие, особенно женщины, на нас мужчин? Не существует стандарта, по которому можно было бы это измерить. Я хорошо помню случай, который научил меня заботиться о своем собственном поведении и не быть слишком придирчивым к поведению моих ближних.

Меня попросили определить, кто была первой леди определенного города. Вражда между ними возникла из-за того, что они не могли определить, кто же имел право на эту почетную должность — была ли это жена почтмейстера или жена окружного секретаря. Секретарская жена настаивала на том, что ее муж был избран всеми жителями округа и что, следовательно, она была первой леди города; в то время как жена почтмейстера настаивала на том, что ее муж был назначен САМИМ президентом Соединенных Штатов и что она имеет приоритет над женой какого-то окружного клерка. Это был нешуточный вопрос, и я отказался отвечать на него, пока две дамы не приедут в Вашингтон и не позволят мне увидеться с ними.

Моя обычно кроткая Лоис услышав от меня о письме переменила тогда тон: «Томас, как же ты думаешь их рассудить? Ведь закон не делает разделения по красоте или уму, а только по источнику власти. Но оспариваемая «должность» почетная. И она получается по праву брака, и проистекает не от закона, а от их мужей. И выбрав одну из них ты можешь не только оскорбить другую. Ты невольно применишь свою власть в том, в чём избиратели не давали тебе власти». Лоис моя не только умна, половина моей мудрости принадлежит этой женщине. Она не стала в подобном случае бороться за «почетное кресло».

Сенат Соединенных Штатов является самоуправляющимся органом и принял правила для управления своими собственными процедурами. Он не регулируется обычными нормами парламентского права, установленными какой-либо из властей. Это приводило к частым затруднениям с моей стороны, когда я пытался отвечать на вежливые письма, которые мне присылали, потому что, хотя я мало что знал о правилах Сената, я ещё меньше знал о парламентском праве в целом.