Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра - Страница 37

— Ты обещал рассказать, где был этой ночью, — вспоминаю вслух о данном им слове.

Надеюсь, он его сдержит. А то уж больно подозрительно прищуривается, рассматривает меня в ответ до того дотошно, будто впервые видит и слышит, пока на его губах растягивается неопределённая ухмылка, а сам опекун банально молчит, задумавшись о чём-то.

Мне что, ещё раз повторить?

Сбиваюсь со счёта, который…

И это, кстати, тоже напрягает.

Не слишком ли я преувеличиваю?

Можно подумать, меня в самом деле волнует до такой степени, что аж в мозгах предательски свербит, вот и мучаюсь одним и тем же, будто я его мамочка.

И пусть в самом деле свербит…

Аж нестерпимо!

Нельзя же быть настолько настойчивой, а то подумает ещё… что?

Что-то — определённо, да думает.

Вот прямо сейчас!

А я чуть собственным глотком воды не давлюсь, когда всё же слышу ответ:

— Вечером звонил Айзек. У Кая случились некоторые проблемы. С законом, — упоминает своих братьев. — Его девушка подала на него заявление в полицию. Всё слишком надолго затянулось, — вздыхает устало и едва уловимо морщится. — Пришлось вмешаться. Получилось куда дольше, нежели я рассчитывал. Поэтому я задержался, хотя не собирался тебя так надолго оставлять.

В моей голове еле укладывается. Не только то, о чём он говорит. Вдобавок и то, сколько получается, всего успевает сделать бывший муж моей матери, пока я этой ночью страдала всего лишь взломом наручников и неудержимым желанием посетить туалет.

Усваиваю почти всё возможное, включая совсем не близкий путь туда и обратно.

Всё, да не всё.

Кроме…

— Она ненормальная? — поднимаю взгляд к нему в попытке понять, насколько всё серьёзно.

На его губах растягивается очередная привычная насмешка, хотя тёмный взор — тяжёлый, сосредоточенный, наполненный мрачностью.

— Не так уж она и не права, — вопреки всему тому, что я различаю, отзывается мягко опекун. — С учётом, что он собирался прикончить её отца. После того, как забрал всё их имущество.

Хорошо, что я второй глоток только-только собралась сделать. А то в этот раз наверняка бы точно подавилась.

— Он тоже не особо уравновешенный, да? — вздыхаю, глядя на стакан с водой в своей руке.

Так и не решаюсь отпить.

А то мало ли что ещё услышу!

И не напрасно, к слову.

— Между ними есть давние счёты, — равнодушно пожимает плечом опекун. — Так сказать, кровная вражда.

Просто киваю. Никак не комментирую.

Задумываюсь о другом!

О том, что…

— Обычно с такой лёгкостью рассказывают нечто подобное в двух случаях: если очень доверяешь человеку, или же собираешься в скором времени от него избавиться.

Язык мой — враг мой!

Тем более, что вместо вербального ответа от сидящего напротив я получаю ещё одну неопределённую ухмылку. И всё такое же безэмоциональное:

— И то верно, — соглашается со мной опекун.

Взгляд его… Долгий. Пристальный. Сопровождающийся всё тем же последующим молчанием. Пробирающийся под кожу. Заново переворачивающий во мне всё. Внутренности будто узлом затягивает, наизнанку выворачивает, пока я стараюсь выдержать и не отвернуться.

Да что там отвернуться!

Никак не отпускает желание, как минимум забраться под стол, как максимум — провалиться сквозь землю.

И больше никогда и ни за что не попадаться на глаза Адему Эмирхану.

Ещё бы это было осуществимо!

Хотя…

— Мне нужно в уборную, — выпрямляюсь и разворачиваюсь в предполагаемом направлении.

Не дожидаясь встречной реакции, просто иду, куда сказала. Благо, по пути к отведённому нам столику, как раз заметила местоположение нужной двери, и нужное помещение оказывается свободно. Там, заполучив нужное уединение, банально прижимаюсь спиной к деревянному полотну, приложив ладонь к груди, в которой так бешено колотится за последние минуты моё сердце.

Просто дышу.

Минуту.

А может, гораздо дольше.

Включаю воду в кране. Холодную. Подставив ладони, снова дышу. Старательно размеренно. Долго. Упорно. Разглядывая себя в зеркале. Снова и снова задаваясь одним и тем же вопросом. Да, опять вопросы. Они в моей голове вообще в последнее время никак не заканчиваются.

На этот раз…

Что со мной не так?

Никак не проходит. Ничего. И только из-за него одного — мужчины, о котором в моих мыслях столько всего, что и не собрать воедино, не упорядочить.

Когда в моей жизни случалось нечто подобное?

Ни разу.

Не помню.

И…

Очевидно, я слишком надолго на этом зацикливаюсь, потому что в реальность возвращает раздавшийся стук в дверь.

Ладно, пора закругляться…

— Асия? — доносится из коридора.

Или не обязательно. Ведь я ещё воду в кране не успеваю выключить, а моё одиночество перестаёт быть таковым. Опекун в принципе нормами морали и приличий себя обычно не ограничивает, тут и подавно.

— Что? — отзываюсь, пусть и запоздало, развернувшись к вошедшему.

Зарабатываю осуждающий взгляд.

— Наш заказ принесли. Тебя долго не было. И я стучал. А ты не ответила, — поясняет он причину своего вторжения, придирчиво осматривает меня с ног до головы. — Всё в порядке? — интересуется в довершение.

Воду в кране я всё-таки перекрываю. И очень стараюсь не морщиться, когда шагаю ему навстречу. Туфли по-прежнему неудобные и тесные, так что не только в моей бедовой голове образовывается проблема. За неё-то я и цепляюсь в поисках оправдания.

— Просто обувь неудобную выбрала, — развожу руками. — Всё в порядке, — почти не вру.

Да только кто б мне ещё поверил. Ведь стоит ступить ещё пару шагов, как слышится встречный тяжёлый выдох, после чего я сперва перехвачена за талию, затем приподнята над полом, затем и вовсе усажена. Прямо на тумбу с раковиной. Не очень удобно. Но то очень быстро неважным становится. Сразу, как только бывший муж моей матери склоняется ниже, а его ладони аккуратно обхватывают мои лодыжки, оставляя на коже невидимые ожоги. На этом совсем не останавливается. А я замираю, не дышу вовсе, пока он неспешно снимает с меня туфли, отставляет их в сторону, осматривает мои ступни.

— Ты не спросила, какой из вариантов — твой, — проговаривает негромко.

Касается всё также аккуратно, бережно, вот только едва осязаемые прикосновения лично для меня — как тот же взорвавшийся вулкан. Слишком горячими чувствуются. Наверное, именно поэтому до меня не сразу доходит, о чём он говорит.

— Каких вариантов? — переспрашиваю.

— Тех, среди которого про доверие.

Теряю равновесие. Чуть не сваливаюсь с тумбы. Приходится уцепиться за мужские плечи, чтобы удержаться. Правда, сразу после содеянного, я уже не уверена, что то действительно поможет. Ко всему прочему, ещё и кружится голова. От переизбытка ощущений.

— А с чего ты взял, что я вообще должна тебя об этом спросить? — не спешу с выводами.

— Разве тебе не интересно, какой из них верный? — вопросительно приподнимает бровь собеседник.

И то верно…

Ровно, как он тогда и сказал.

А ещё…

— Я это и так знаю, — улыбаюсь.

Всё-таки вполне логично, что никто не будет заботиться о том, от кого собирается избавиться.

Разве нет?

Да.

Вот и мужчина улыбается мне в ответ.

— Тебе нужна другая обувь, — выносит вердиктом, переключаясь обратно на насущное.

Не спорю. Хотя не имею ни малейшего представления, как в ближайшее время исполнить обозначенное, с учётом того, где мы находимся. Но то я. Адема Эмирхана подобное вообще ни капельки не волнует. Туфли остаются валяться на полу и забыты, а я вновь подхвачена. Им. На руки.

— Ты что делаешь? — округляются мои глаза сами собой.

То ли от возмущения. От ли от новой порции взметнувшегося пламени в моей душе. Ведь мужчина не только не отпускает, но вместе со мной таким образом направляется на выход из уборной — в зал. И пусть, если вспомнить хотя бы то, как я заснула на набережной, это происходит не в первый раз.