Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра - Страница 20

Говорят же, удар ниже пояса — самый подлый, причиняет много боли. И пусть Адем Эмирхан не говорит ровным счётом ничего из того, что не являлось бы неприглядной правдой, — меньше боли от этого не становится. Как будто застревает в районе солнечного сплетения. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть. Новая порция воды тоже не спасает. Даже после того, как я выпиваю всё до дна. А ужин закончен. Не помню даже больше его вкус.

Ничего помнить уже не хочу…

Как и разговаривать с мужчиной тоже больше не собираюсь. И да, немного позже в повторе наручники — на моём запястье плюс изголовье, тоже особо не чувствуются.

— Хочешь переодеться во что-то более удобное? — единственное, на что реагирую ещё.

— Нет!

Устроившись боком на самом краю постели, оставляю голову совсем пустой, вышвыриваю ко всем чертям все свои не дающие покоя мысли, прикрываю глаза. На удивление, в сон проваливаюсь быстро.

Глава 10

Асия

Утро начинается… неоднозначно. Просыпаюсь от невыносимой духоты. Открываю глаза. Источник и первопричина — прямо передо мной. Я каким-то непостижимым образом обнимаю её обеими руками, уткнувшись носом.

Вернее, его…

Опекуна.

Мужчина и сам не лучше. Одна его ладонь лежит на моём бедре, точь-в-точь как накануне вечером, у того дерева в саду, другая покоится под моей шеей, согнута в локте, а ладонь — на моей голове, прижимая меня щекой к широкой груди.

Ещё бы не было так душно!

Он же горячий, как адово пекло.

Не уверена даже, что я именно температуру тела имею ввиду. Мозг вообще позорно сосредотачивается на том, какими твёрдым и здоровенным ощущается чужое тело под моими пальцами, а функционал с необходимостью дыхания окончательно подзабывается.

Да и как тут помнить?

Лучше не дышать вовсе!

Особенно, если выползти с первой попытки не получается. Как и со второй. Возможно, если бы я не опасалась разбудить своего соседа по кровати, то далось бы куда легче. Но быть застуканной в такой компрометирующей позе совершенно не хочется, вот и стараюсь выбираться как можно аккуратнее и незаметнее.

Как я умудряюсь вообще его обнять?

Он-то наверняка спросонья меня за подушку воспринимает…

Нормально я вчера наручниками была пристёгнута, оказывается! От греха подальше, так сказать!

Куда только они подевались?

Почему их на мне нет сейчас?

Этот момент, если и существует в моей памяти, то куда-то предательски стирается. А я трачу немало минут, чтобы всё же обрести свободу, при этом не разбудив опекуна. Сбегаю в ванную. Уже оттуда в свою спальню. Собираюсь к новому дню максимально быстро, лишь бы избежать очередного неудобного столкновения. Даже волосы сегодня не забираю, оставляю, как есть, а то мои пальцы сегодня особенного неловкие, а нервы ни к чёрту. До начала занятий целых полтора часа, и я не уверена даже, просыпается ли к этому времени хозяин дома, но решаю дождаться его в любом случае на свежем воздухе. Не единожды вспыхивает соблазн отправиться в школу самостоятельно, заодно прогулялась бы не по саду особняка, а как нормальный человек, но испытывать терпение опекуна не решаюсь. Придумает ещё какое-нибудь наказание, с него станется. Вот и наслаждаюсь музыкой, проявляя недюжинное терпение, пока меряю шагами территорию перед машиной.

И всё равно кое-что забываю учесть…

— Доброе утро, — разбираю по чужим губам, а перед моим носом возникает стопка распечатанного текста, как только опекун всё же выходит из дома. — Твой доклад.

Последнее я скорее додумываю, чем слышу в самом деле. Если я себя чувствую скорее раздавленной бронепоездом жертвой, то мужчина, как и всегда, выглядит в очередной своей белоснежной рубашке, как вызов всему сущему. Слишком бодр и хорош, чтобы быть реальностью.

Музыку в наушниках если и делаю потише, то совсем немного. Пока сажусь в машину, на опекуна лишний раз не смотрю. Ни к чему будить неловкие воспоминания, они и без того слишком часто возникают в моей голове. Пока автомобиль несётся по городским улочкам, наслаждаюсь видом через боковое окно. И лишь спустя несколько кварталов осознаю, что едем мы вовсе не в сторону моей школы.

А куда?

Не имею ни малейшего понятия.

Эта часть города мне совершенно не знакома.

Приходится вытащить наушники и выключить музыку.

— Куда мы едем? — озадачиваюсь уже вслух.

Водитель, смотрящий перед собой, так и сосредоточен на дороге, в мою сторону даже не поворачивается.

— Увидишь, — бросает равнодушно.

Такая реакция с его стороны будто за живое задевает. Становится обидно. Почему? Если сама предпочитаю делать то же самое. Кажется, логическая составляющая меня окончательно покидает.

— Я опоздаю на первый урок, — предпринимаю ещё одну попытку завести диалог.

До начала занятий остаётся около десяти минут, и я в самом деле рискую не попасть к началу, учитывая, что мы всё больше и больше отдаляемся от нужного направления.

Но это лишь моя проблема.

— Я знаю, — отзывает в том же тоне, что и прежде он.

Поначалу решаю, что я ослышалась.

Не он разве позавчера толковал мне о том, что надо сосредоточиться на учёбе? Вместо работы.

Пока же мне если и удаётся на чём-либо сконцентрировать своё внимание в действительности, так это только существование самого опекуна в моей жизни.

И это совершенно неправильно!

Всё. С самого начала. Как только он появился.

Будто я — уже и не я. Не принадлежу себе больше.

Жуткое чувство!

Отнимающее уверенность. Во всём. Не только в себе.

А всё из-за чего?

Из-за…

— Что такого ценного забрала у тебя моя мать, что ты задался целью найти её и эту вещь, даже спустя столько лет? — разворачиваюсь к нему всем корпусом.

Он, как смотрел сквозь ветровое, так и продолжает. Разве что пальцы на руле сжимаются крепче, выдавая истинную реакцию сидящего поблизости.

— Не думаю, что стоит впутывать тебя ещё и в это, — нейтральным тоном сообщает мужчина. — Сам с неё спрошу, когда найду, — явно увиливает от ответа.

С чего бы?

Слишком личное?

Или конкретно со мной делиться не хочет?

Не видит смысла?

С другой стороны, если в руках Джемре Эмирхан и было когда-либо нечто реально ценное, то давно кануло где-то в недрах тёмных переулков, поменянное на очередную дозу или же в уплату долга за предыдущую, так что и мне самой нет никакого смысла его допытывать. Всё равно ведь помочь ничем не смогу. А жаль. Смогла бы, возможно, сразу бы от него избавилась.

Эх, мечты…

К тому же:

— А если не найдёшь? — озвучиваю. — Ни то, ни другое.

Не знаю, откуда во мне этим утром берётся столько смелости, но рот буквально не закрывается.

— Почему ты так думаешь? — интересуется встречно опекун.

Вот тут я язык себе наконец прикусываю. Не столько из-за самого встречного вопроса, сколько из-за того, что автомобиль тормозит на перекрёстке, а мужчина поворачивается в мою сторону. И если прежде меня его холодное равнодушие напрягало, то обратное — сейчас, начинает напрягать ещё сильнее. Слишком уж тяжёлым чувствует направленный на меня изучающий взгляд.

Будто под кожу пробирается…

— Не знаю, — напоказ беззаботно пожимаю плечом. — Ты её столько лет ищешь. Не нашёл. С чего ты взял, что в этот раз будет иначе? — выгибаю бровь.

Да, я ступаю на скользкую дорожку. Ведущую к весьма опасным последующим вопросам и ответам.

Надеюсь, ни один из нас на неё не ступит.

— Когда ты видела её в последний раз сама? — так и не отводит взор мужчина, продолжая пристально вглядываться в моё лицо, словно у меня на лбу ответ написан.

Не написан. Ни снаружи. Ни внутри. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что может быть правдой.

Придумаю новую. Свою.

Ведь если заставлю поверить себя, то и он поверит.