Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 44

Одна радость — Василий. С ним я забываюсь. Мой пушистый антистресс. Не знаю, что я буду делать, когда Степановна вернётся из больницы. Наверное, сбегу с котом за границу. Никому его не отдам. Он мой, и точка!

В сумке звонит телефон. Нахмуриваюсь, узнав номер хозяйки квартиры, которой я должна деньги, которые не выплатил мой бывший. Я очень боюсь, что она попросит всю сумму сразу, поэтому поднимаю трубку с дрожащим сердцем. Аж подташнивает от страха. Но хозяйка меня поражает.

— Как ничего больше не должна? — в шоке отвечаю, а затем повторяю её же слова, но в вопросительной форме: — Пришёл здоровый чернявый мужик и всё оплатил? Ещё и компенсацию морального ущерба прибавил? О! — широко открываю варежку, искренне удивляясь.

Хозяйка отключается, а я, находясь в состоянии шока, чуть не попадаю под машину.

Водитель гудит клаксоном и матерится, а боль в сердце сменяется горячим теплом. Он сделал это для меня, он постарался, он… Ох. Мой дикарь, ну в смысле не мой, конечно, но всё равно это так приятно, когда о тебе заботятся.

Интересно, он это сделал до того, как выкинул розы, или после? А если до, а я его цветы не приняла? С ума сойти.

Незаметно дохожу до дома, поднимаюсь на свой этаж и снова удивляюсь. На лестничной площадке меня ждёт новое потрясение. Вначале я думаю, что сосед-армянин вместо фруктового ларька решил открыть цветочный. Потому что у моей двери стоит целая куча букетов в белых пластиковых вазах из магазина. Но почему он не отнёс это в дом? Что-то не так. Здесь и розы, и хризантемы, и гвоздики, и ещё какие-то колокольчики с травой. Причём роз вариантов десять. Разных оттенков. А какой стоит аромат! Но это ещё не всё. Возле моей двери стоит пакет с едой. Аккуратно сложенные коробочки с логотипом из доставки.

С этажа выше кто-то спускается. Узнаю тяжёлый шаг и хриплое, злое дыхание. Меня охватывают такие сильные чувства, что ноги слегка подкашиваются.

— Дарю цветы, приглашаю на ужин, соскучился, — вздохнув, скороговоркой выдаёт дикарь и, привалившись к стене, скрещивает руки на груди.

Меня разбирает смех. Вот это он напрягся. Обалдеть!

— Нравится, Барби? Если сейчас снова скажешь про похороны, то я... — Опять тяжелый грудной хрип.

— Ну ничего-ничего, Данила, — сжимаю губы, едва сдерживаясь, — симпатично, — игриво смотрю этому хмурому типу в глаза, а сама хочу прыгать от счастья.

Он пришёл ко мне. Он помог мне с оплатой. Он подарил мне миллион алых роз. Он приглашает меня на ужин!

— Симпатично?! — грозно приподнимает чернявую бровь и смотрит так, будто я у него последний кусок мяса стащила, а он голоден как волк. — То есть этого тоже мало, Забава, чтобы получить твою благосклонность?

— Ага, маловато будет, нужна ещё серенада! И стихи собственного сочинения. И мог бы быть ресторан!

Чёрные глаза прожигают меня насквозь.

— Дверь открывай, помогу цветы занести. Надеюсь, у тебя нет аллергии.

Ясно, петь он не планирует. Ну и ладно. Послушно вставляю ключ в замок. Открываю дверь. Он тут же берётся за работу и методично расставляет вазы в моём коридоре. Теперь моя квартира похожа на гримёрку оперной певицы.

Снимаю пальто, вешаю в шкаф, прохожу чуть вперёд. Планирую тему разговора. Думаю о том, что будет дальше. А затем вскрикиваю, почувствовав, как дикарь своей массивной жёсткой ладонью сгребает мою плотную юбку и жмёт мой зад. Безо всяких там сю-сю, ля-ля этот гад просто нагло массирует ягодицы!

Я даже не разулась!

— Данила! Ты что творишь?

Шлепок по заду. Рывок — и по ногам расползаются порванные им колготки.

— Я скучал по ней, — шипит голосом голодного маньяка Михайлов, признаваясь в любви моей пухлой пятой точке.

А я не знаю: то ли плакать, то ли смеяться. И, пока я размышляю над тем, что мне делать, дикаря уже не остановить. Он подталкивает меня на кухню. В привычно грубой форме заставляя упереться руками в обеденный стол. Какая-то ненормальнаая страсть у него к кухонной мебели.

Тут же находит трусики и гладит меня там. Бормочу что-то о том, что мы ещё не помирились и вообще непонятно, что у нас и как, даже не поговорили, но тело мгновенно отвечает, ибо тоже скучало.

Я пытаюсь вступить в диалог, но Данила, заметивший влажность, уже достаёт член. Я трепыхаюсь, выступаю, спорю, а он уже приспустил трусики и водит головкой по моим нижним губам. Сильные, грубые руки держат меня за талию. Продолжаю сопротивление. Но у Михайлова своя программа и, схватив меня за волосы, Данила врывается в моё, чего уж там, вполне себе жаждущее его тело, по самые яйца.

Кошмар какой, я тряпка! Я слабохарактерная озабоченная давалка, но… О да! Твою мать, да и ещё раз да! Боже, как же мне так этого не хватало!

Мой бешеный, грубый дикарь трахает меня сзади, а я не могу себя остановить, достигаю какого-то молниеносно быстрого оргазма.

Это просто жу-у-ух — и всё! А он понимает, ржёт и не щадит меня ни капельки. Продолжает таранить, дёргая на себя!

Как и стол Степановны, мой ходит ходуном. А ещё меня беспокоят звенящие на подставке чашки. Этот чайный сервиз мне подарила мама, и, если дикарь его грохнет, я его прибью. Ну как прибью? Ещё пару раз кончу и тогда уже точно.

Пьяную и разомлевшую, он сгребает меня со стола и поворачивает к себе лицом. Целует в губы. Смотрит так, будто к чему-то готовится. Я даже волнуюсь за него, потому что скулы ходят ходуном и на лбу дуется венка.

— Я тебя, — глоток воздуха, осмотр комнаты, и снова глаза в глаза, — люблю, Барби!

Открываю рот, чтобы поругаться. Высказать колкое замечание — не каждый день слышишь такое от человека, от которого двух слов не допросишься, но получается нечто другое. Оно само вылетает, я не виновата и стараюсь поймать слова обратно, но, конечно же, ничего у меня не выходит.

— Я и тебя, Данила, тоже люблю!

— Мне без тебя плохо, — перебивает меня дикарь, и мои брови сами собой лезут на лоб.

— И мне! — опять рот, я не планировала.

— Тогда на хрена мы это делаем? Вот это всё?! Мы должны быть вместе!

— Просто ты не хочешь нормально…

Затыкает рот поцелуем. А у меня внутри аж взрывы петард, фейерверки, ламбада и маскарад в Венеции. А ещё мне бы вернуть назад то, что он из меня вытащил, потому что, пока мы разговариваем, он так сладко тычет своим инструментом мне между ног. Но хочется больше, хочется внутрь… Точно озабоченная.

— Переедешь ко мне? — поддаёт ещё сильнее парку Данила, и я практически теряю сознание.

Опять хотела поругаться, рассказать, что вообще-то у меня свои планы и долги, и социальная служба, но, когда он такой болтливый, огромный, сильный и без штанов на моей кухне, я могу только облизывать губы, таять и соглашаться на всё подряд:

— Да!

Деревня — так деревня! Лошади — так лошади! Картошка, сено, колорадские жуки… Опять же насчёт Василия можно будет договориться.

— Тогда запрыгивай, я отнесу тебя в спальню. — Подхватывает под зад и идёт со мной на руках в названную комнату.

— Признайся, ты просто хочешь регулярно трахаться?

— Да, я хочу регулярно трахаться, но только с тобой, Забава. А ещё меня никто, никогда, — зло выдыхает, — не выводил из себя настолько сильно! — Швыряет на кровать. — Я буду жестоко мстить.

— Хоть ботинки дай снять, деспот!

Какой там… Уже навалился сверху и не даёт даже слово сказать.

Глава 47

Глава 47

— Мне кажется, мы сломали кровать, — смеюсь, пытаясь встать с пола.

Она хрустнула, наклонилась на один бок, и мы скатились на пол, не отлипая друг от друга. Мой ненасытный дикарь продолжает меня целовать, а я пытаюсь выкарабкаться из-под его сильного мощного тела.

— У нас в доме хорошая, дубовая кровать, не чета твоей опилочной!

У нас дома! Звучит-то как! Балдею.

— Мне жарко в сапогах! — Болтаю ногами, как подбитый таракан.

И продолжаю ржать! Ну почему так смешно? Никак не пойму! Вроде ничего весёлого не происходит, ну кроме развалившейся под нами койки.