Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/50
- Следующая
Став за моей спиной, скользит руками по грудям.
— Признайся, Забава, ты сделала это ради меня?
— Ещё чего! Размечтался. Просто назад уже дороги не было. Пусть лучше их посадят, чем Елизавета выколет мне глаза.
Дикарь ухмыляется и разворачивает меня к себе, впивается в губы. Неудобно из-за штанов, которые будто связали меня по ногам. Слегка пошатнувшись, словно тонкая берёзка на ветру, я мычу ему в рот. Пытаюсь облагородить ситуацию, нагнуться и поднять джинсы, но он наклоняется вместе со мной, силой заставляя выйти ногами из тряпок. Дальше резко подхватывает за талию и сажает на стол. Уже ставший нам родным за это время. Сидеть неудобно. Задница горит. История повторяется. Кухонный стол и внимательно наблюдающий за нами Василий.
Бедная Степановна. Ей придется делать ремонт и вызывать санэпидемстанцию.
Тяжело дыша и сверкая чёрными глазами, Михайлов вклинивает свою широченную ладонь между моих ног и тут же вводит внутрь палец. Охаю, обалдев от неожиданности. Уверенно задвигавшись, он пускает искры вожделения по телу. Разговор не клеится.
— Не дам, пока не скажешь, что произошло между тобой и Елизаветой! Никакого секса! Участковый сказал, что ей светит срок. О чём речь? — последнее выходит совсем хрипло.
Сказав всё это, откидываюсь назад, опершись на стол руками позади спины. Так дикарю даже удобнее.
— Не дашь?! — смеётся. — Я же уже говорил, что ты принадлежишь мне.
Это ещё что за новости? Перестаю контролировать ситуацию, перед глазами мелькают чёрные мошки, чувствуется, как через всё тело к самому центру моей женственности подкатывает удовольствие. Дикарь задирает свитер, дёргает лифчик вверх, так что одежда сбивается под подбородком, и кусает соски, тиская груди.
— Не даст, она! Насмешила. Сам возьму!
— Расскажи! — требую, простонав.
Вместо ответа он вытягивает из меня палец, тут же хочется закричать. Мол, стой, куда? Зачем? А он дёргает меня на себя и заполняет моё пылающее лоно тем, что куда крупнее и твёрже.
— Тебе прям симпатичен этот стол, Михайлов. Ты к нему неравнодушен, как я посмотрю. Так и тянет на него завалиться. Он же на ладан дышит. Но прям сильно тебе нравится, да?
И действительно. Стол скрипит. Складывается ощущение, что ещё чуть-чуть — и он под нами развалится.
— Мне нравишься ты. Мне плевать, где и как.
Ох, это льстит. Аж пальчики ног сводит. И вот на этой пафосной ноте я подрываюсь к небесам, заливаясь горячими волнами оргазма. А дикарь долбится резче и грубее, и когда он уже бесперебойно лупит в одну и ту же точку, ножки стола действительно разъезжаются…
И мы с грохотом и треском валимся на пол. Я ору от страха, Васька, взвизгнув, отбегает.
Но после крика меня разбирает смех.
А Михайлов?! Он продолжает меня трахать. Невозмутимо, чётко, как будто всю жизнь к этому готовился. И это самое нелепое и невероятное, что со мной случалось. Потому что эта его дикая, горячая увлечённость мной толкает на новый круг возбуждения.
Я забрасываю ноги на его каменную спину и, приподнявшись, начинаю подмахивать его движениям. Михайлов, оценив моё рвение, находит рот и целует в губы как одурманенный. Вцепившись в него руками и ногами, я вижу, как вспыхивают звёзды перед глазами. Всё вокруг взлетает на воздух. Я лечу в бездну экстаза. И, что самое интересное, Михайлов летит туда же, он целует меня в губы уже беспрерывно.
Где-то на задворках сознания сверкает мысль, что он должен вовремя остановиться! Потому что опять не подумал о предохранении. Но мне так невыносимо хорошо, что я растекаюсь под ним будто рыба-луна с полным отсутствием интеллекта.
— Ты что творишь? — шепчу ему в ухо, покусывая мочку и потираясь о его бёдра. — Останавливайся.
Но он не обращает внимания. Он в меня... Это то, что я думаю… Куда мне это?! Что? Зачем? Что он делает? Наверное, тоже отупел от удовольствия и пережитого стресса.
Ужас, ужас, но как же хорошо у него выходит...
Толчок сменяется толчком, и что-то деревянное больно впивается в бок, но Михайлов идёт до конца.
Я всё ещё плыву по волнам радости, успев понять только одно: на этот раз он не просто не предохранялся — он пустил всех своих динозавров прямо внутрь.
Глава 39
Глава 39
— Надо навести порядок! — Как ни в чём не бывало поднимается с пола дикарь.
Лежу враскорячку. Несмотря на то, что мне некомфортно и я чувствую перечницу, попавшую под спину, и соломенную хлебницу, впившуюся в ногу, не могу перестать смотреть на него: как задралась майка на рельефном смуглом животе и как живописно сползли трусы до середины бедра. Великолепно, красиво, горячо… Дикарь настолько хорош, что я просто зависаю. Я как маньяк, который только что сгубил одну жертву, получил дозу, вроде бы разжился удовольствием, но этого мало. Хочу ещё и ещё. Трогать, ласкать, сжимать вот эти вот его бицепсы, трицепсы, кубики-шмубики. И пусть весь мир подождет!
Плохо это. Похоже на влюбленность. Привязанность, несмотря на его тяжёлый характер и неопределённость в наших отношениях. Он очень грубый, но при этом справедливый. И мне понравилось, как он всех связал. И вот в этот момент, когда я его так пристально рассматриваю, вспоминая всё, что было, сердце сжимается от невероятно сильной тоски. Хочется, чтобы он что-то чувствовал ко мне. Но разве это возможно?
В себя прихожу, только услышав, как под ногами Михайлова хрустит мусор. Он обут, но я всё равно переживаю, что этот здоровый спортивный, красивый, дикий, ненасытный и умный мужик порежется.
И снова в груди странно тянет. Может, зря я пью чай из его рук? Бывает же женская виагра? Что, если он опаивает меня каким-нибудь собранным и засушенным Степановной зельем? И я ничего не хочу, кроме как отдаваться ему двадцать четыре на семь и смотреть в чёрные как ночь глаза. Они бездонные.
А ещё Семен говорил, что он по-прежнему любит бывшую…
— Ты так и будешь пол греть? — грубо прерывает мои фантазии Михайлов.
Протягивает руку, ловко помогая подняться. А я отвожу глаза и стыжусь того, что веду себя как одержимая. Мозги словно слиплись. А ведь завтра всё закончится. Мы расстанемся. Я вернусь на работу. Но важно ещё и другое. То, что меня сбивает с толку и, если честно, пугает. Он не остановился! Скорей всего, Михайлов просто не подумал выйти из меня вовремя. Нельзя даже предполагать, что он совершил это действо специально. Уж слишком романтичной тогда становится наша история. А это вряд ли. Не про него.
Дикарь поворачивает меня вокруг своей оси и, осмотрев со всех сторон, стряхивает прилипший мусор. Технично натянув штаны, как и обещал, принимается за уборку. Вот правду говорят, что для некоторых людей заняться этим — как в туалет сходить. Это прям про дикаря. Вообще ничего особенного. Он уже и забыл, чем мы тут занимались.
А я хочу нежности. Ласки. Заботы. Глаза в глаза, и чтобы мне говорили, как со мной было хорошо. Целовали и обнимали, нашептывая, какая я особенная. Но разве от него дождёшься?
— Данила, я хотела бы обсудить то, что только что между нами произошло. — Поправляю лифчик, заведя руки за спину.
Волнуюсь. А что, если я понесу? Что тогда я буду делать?
Михайлов кидает на меня удивлённый взгляд, смотрит как на дуру, мол, не первый раз же перепихнулись, что тут такого? Что тут обсуждать?
И складывает ножки от стола в кучу.
— Михайлов! — Щёлкаю пальцами, привлекая его внимание. — Ты знаешь, откуда берутся дети?
— Аист приносит? — ухмыляется и снова жарит чёрными глазами в самое сердце.
А оно реагирует. Мамочки! Оно правда дёргается. Только не это. Нельзя!
Дальше дикарь присаживается на корточки и собирает в клеёнку всё то, что было на столе, уносит в угол, подметает сор и осколки и идёт за инструментами.
Намёков он явно не понимает. Разговор заходит в тупик.
— Я ни разу не была беременна, Михайлов.
Он снова присаживается возле распластанной на полу столешницы.
- Предыдущая
- 38/50
- Следующая