Все лгут - Гребе Камилла - Страница 58

Может быть, мы стали уставать друг от друга.

Во всяком случае, я устала от Тома. Меня достали его нытье и внезапные вспышки гнева. Достали эти параноидальные идеи о том, что я обязательно его брошу. Достал его крайний нарциссизм, выражавшийся в презрении ко всем окружающим.

Я взглянула на часы.

– Пора, – сказала я. – Завтра мне рано вставать.

Том засунул сигарету в щель в камне и смерил меня долгим взглядом. Вечернее солнце окрасило его тело в желто-золотые тона. Отросшие темные волосы, тяжелыми мокрыми прядями лежавшие на каменной плите, напоминали мне водоросли.

– Конечно, – бросил он.

– Ты обиделся, что ли?

– С чего бы мне обижаться?

В самом деле, с чего бы ему обижаться? На то не было никаких причин.

– Ты идешь? – спросила я, собирая вещи и засовывая ноги в шлепки.

– Нет, я еще немного побуду.

Я зашагала к лесной опушке.

Самый короткий путь домой лежал через лес за усадьбой Кунгсудд. Там была тропинка, которая вела прямо к нашему дому.

Как только я вступила под сень высоких сосен, сразу стало прохладнее. В тени больших деревьев стоял дух живицы и сырой земли. Ветви черничника и папоротник щекотали мои голые щиколотки, незаметные пташки щебетали в густых зарослях. Издалека я слышала шум лодочного мотора.

Я не сразу его заметила – он стоял с краю тропы, прислонившись спиной к стволу дерева и держа в руках мобильник.

Казимир.

– Здорово! – сказал он, когда я подошла ближе. Выглядел он как предел мечтаний какой-нибудь тещи: на Казимире был надет пикейный пуловер и белые теннисные шорты. И да, он был красив – глубокий загар на коже, светлые волосы, мускулистые руки. Только в этом смысле меня он не интересовал.

Тогда не интересовал.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я Казимира, поравнявшись с ним. Он повел широкими плечами и улыбнулся.

– Ничего особенного. А сама?

Я отмахнулась от мошки.

– Ходила купаться с Томом.

– Ясно.

Он издал короткий смешок.

– Ну как, сегодня пришлось поработать психологом? – спросил Казимир и фыркнул.

Я удивилась – мне ведь искренне казалось, что таким нытиком и занудой Том был только со мной.

– С чего бы вдруг?

Он вновь рассмеялся.

То был типичный самоуверенный смех Казимира с оттенком превосходства, словно он понимал, что ни перед кем не должен объясняться, а в особенности – передо мной.

Казимир шагнул вперед, поднял руку и провел ладонью по моей щеке.

– Ты красивая, – произнес он.

Я оказалась настолько не готова к такому повороту, что отреагировала лишь пару секунд спустя. Я попятилась, пребывая в легком шоке. Прежде чем мне пришло в голову что-то достойное в качестве ответа, Казимир уже развернулся и зашагал прочь.

На прощание он взмахнул рукой:

– До встречи!

Я не ответила. Вместо этого так и осталась стоять посреди лесной тропы, провожая взглядом мелькавшую среди деревьев спину Казимира. В следующий миг кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулась.

Том стоял прямо у меня за спиной – наверное, шел следом. Его лицо было перекошено от гнева, зрачки расширились так, что глаза казались черными, как угли.

– Шлюха, – тихо проговорил он. – Чертова потаскуха.

Удар, последовавший за этим, пришелся мне в живот – поначалу Том бил только по тем местам, на которых не видно было синяков. Сильной боли не было – у меня перехватило дыхание, но в основном в тот момент я испытывала удивление.

Пытаясь удержаться на ногах, я на несколько шагов отступила, путаясь в черничнике.

– Какого черта? – шепотом выдавила я.

Том, неотрывно глядя на меня, потирал ладони.

– Ты прекрасно знаешь.

– О чем ты?

– Вы договорились встретиться в лесу, да?

– Ты больной? Ни о чем мы не договаривались.

Я принялась искать глазами Казимира, но тот уже скрылся среди деревьев.

– Сознайся, – прошипел Том, делая шаг в мою сторону.

Я попятилась. Острая ветка впилась мне прямо в щиколотку.

– Мне не в чем признаваться! – закричала я. – Это ты долбаный шизофреник!

Я бросила взгляд на ступни. Из раны, стекая на сухую, покрытую хвоей землю, сочилась кровь. Блестящие красные капли на серо-желтом фоне.

– Ты что, следил за мной, чертов псих?! – продолжала я. – Так ведь? Потому что если да, в таком случае…

– Что?

– В таком случае можешь катиться ко всем чертям! Никто не смеет так со мной обращаться, понял, ты?

Мой гнев, очевидно, его удивил. Руки Тома безвольно повисли, выражение лица смягчилось. Взгляд снова стал умоляющим.

Том протянул ко мне руку, она дрожала.

– Послушай, – зачастил он. – Послушай, Ясмин, прошу тебя. Прости.

Да, он просил и умолял.

Так бывало всякий раз, когда Том слетал с катушек и у него сносило крышу. Он не хотел меня бить, не хотел обвинять, но должна же я была поставить себя на его место? Я не выказывала ему должного почтения. Я ведь очень много общалась с Казимиром, когда мы катались на катере с ним и с Софией, а мое бикини было чересчур откровенным и едва прикрывало соски. Да еще и над шутками Казимира я смеялась гораздо чаще, чем над шутками Тома.

Последнее было правдой. У Тома было много талантов, но комиком он не был.

Я прекрасно сознавала, что в Томе говорит его собственная неуверенность, однако, несмотря на это, занимала оборонительную позицию. Даже пытаясь дать ему отпор, я все равно оправдывалась, словно и в самом деле сделала что-то предосудительное.

Потом, однако, меня захлестывал гнев. Так происходило всегда.

– Ты больной! – кричала я. – Прекрати обвинять меня во всем этом дерьме или можешь на самом деле обо мне забыть!

Чаще всего это заканчивалось слезами Тома – он шумно рыдал, и зрелище это было довольно отталкивающее.

– Я знаю, ты бросишь меня, – всхлипывал он. – Ты не из тех, кто хранит верность, я знаю. Вижу это по тебе. А у Казимира есть все – деньги, дом за границей.

Когда сеанс жалости к себе завершался, Том снова становился самим собой.

Во всяком случае, по большей части.

В течение нескольких дней после подобной эмоциональной разрядки он бывал особенно нежен. Приносил небольшие подарочки – цветы, шоколад, шампанское. Серебряное ожерелье с подвеской в виде сердца.

– Я тебя люблю, – повторял он. – Я хочу с тобой жить.

Однажды, когда папа с Марией сидели в кухне и пили чай, я вернулась домой с букетом роз.

– Она дарить тебе цветы, эта Том? – наморщив лоб, спросил папа, явно потрясенный.

Я достала вазу, налила в нее воды и засунула туда букет, нимало не озаботившись тем, чтобы снять с него пластиковую обертку.

– Как видишь, – отозвалась я, задвигая вазу подальше на разделочном столе, за стойку со специями.

Мария долго на меня смотрела, теребя свое уродское серебряное кольцо.

– Если он дарит тебе красивые цветы, неужто сложно снять обертку и поставить вазу на стол?

– Нет сил, – отрезала я и вышла из кухни.

Поднявшись наверх, я услышала, как они разговаривают. Я даже не стала напрягать слух, чтобы разобрать, о чем идет речь, все было ясно и так. Папа считал, что я должна учиться, вместо того чтобы веселиться и проводить время с Томом, а Мария считала меня мерзкой сучкой, которая не хочет позаботиться о цветочках Тома.

Я утешала себя тем, что скоро все должно наладиться. Все, что было для этого нужно – порвать с Томом.

Так ли уж сложно это могло быть?

Едва ли я призналась бы в этом Тому, но его поведение подталкивало меня ровно к тому, в чем он меня обвинял. Весь этот параноидальный бред о моей влюбленности в Казимира фактически заставил меня в самом деле обратить на него внимание.

Я всегда нравилась Казимиру, это было мне известно.

Тогда я принялась размышлять: какой могла бы быть моя жизнь, свяжись я с ним, а не с Томом. Казимир никогда не ныл, не страдал над своей судьбой и всеми ее несправедливостями. У него было полно приятелей, дом, огромный, как замок, и он все время путешествовал. В общем, если не принимать в расчет придурковатый прикид, Казимир был желанной добычей.