Все лгут - Гребе Камилла - Страница 57

Этим «кем-то» был, разумеется, Казимир.

Мы встречались довольно часто. Иногда втроем – я, Том и Казимир. Иногда Казимир брал с собой бимбо[23] по имени София.

У Софии все было большим – сиськи, жопа, зубы. И ржала она громко, реально как лошадь. Все, что вылетало из ее рта, было донельзя инфантильно. По сравнению с ней Винсент представлялся титаном мысли.

Несчастная телка.

Казимир целиком и полностью игнорировал ее. И да, он на меня запал. Честно говоря, он все время на меня пялился. Том, само собой, не мог этого не заметить. Но это же не означало, что Казимир интересовал меня!

Однажды вечером, когда мы с Томом лежали голыми на камнях, все еще мокрые после купания, он вдруг повернулся ко мне.

– Я знаю, что ты его хочешь, – заявил он.

– О чем ты?

– Казимир, ты хочешь его. Я вижу.

– Ты совсем на голову больной?

Том схватил мое лицо рукой и сжал изо всех сил, так что мне показалось, что он вывихнет мне челюсть.

– Ай! Что ты, черт возьми, творишь?

– Если ты бросишь меня… – прошипел Том.

– Отпусти! – воскликнула я, приподнимаясь на локтях.

– Я тебя убью, просто чтоб ты знала, – закончил он.

Том ослабил хватку, хищное выражение пропало с его лица, гнев в глазах погас, уступив место коровьему взгляду.

Том засмеялся.

– Какого черта ты творишь?! – закричала я, вскакивая на ноги и пятясь от него по скользким камням.

Том молчал.

Я внезапно поняла, что замерзла. Озноб возник из ниоткуда, заставив меня дрожать и стучать зубами. Я схватила полотенце и завернулась в него.

– Я хочу домой, – отрезала я.

– Успокойся.

– Нет, я сказала, я хочу домой.

Короткий смешок.

– Это шутка, Ясмин. Ты разве не поняла?

Я не сразу рассказала папе и Марии о том, что мы с Томом стали парой. Я вообще ничего не собиралась им рассказывать, они и так чересчур перенервничали из-за той истории с Пито, но однажды папа заметил нас с Томом на лугу, который отделял усадьбу от наших дома и сада.

Когда я вошла в дом, папа сидел за кухонным столом, а Мария собиралась разбирать посудомойку. На ней тогда было надето что-то типа льняного мешка.

– Тот парень, – произнес папа. – Он твой новый приятель, да?

– Том? Ну, вроде да.

Мария замерла. Стакан, который она держала в руке, упал на пол и разлетелся на миллион осколков. Она бросила на меня беглый взгляд, опустилась на корточки и принялась собирать осколки.

– Ты встречаешься с Томом? – спросила она.

– Типа того.

– Черт побери, – выругалась она, выпустила осколки и сунула большой палец в рот.

На полу краснели маленькие капли крови.

И мне стало любопытно. Честно говоря, с тех пор я так и не смогла ответить для себя на этот вопрос – она разозлилась из-за пореза или из-за того, что мы с Томом стали парой?

Тем же вечером я слышала, как они нас обсуждали. Я стояла в прихожей, а они не знали, что я там. Папа и Мария сидели в кухне – не помню уже, чем они там занимались, зато помню, о чем шла речь.

Папа на своем дебильном чурекском наречии:

– Она хороший парень, этот Том, да?

– Он замечательный молодой человек.

– Так проблема нет, да?

Прежде чем Мария ответила, возникла пауза.

– Не знаю. Просто они такие разные.

Звон бокалов, бульканье льющегося из бутылки вина.

Я на цыпочках поднялась наверх, не в силах дальше это слушать.

Ясно, что она считала меня недостойной Тома. Он всегда был ее любимчиком, с тех самых пор, как ходил в подгузниках. Мария в нем просто души не чаяла.

Он был тем идеальным ребенком, которого она так и не получила.

Тем не менее мне стало больно, больно до отчаяния. Грудь сдавило, так что я едва могла дышать. Меня затошнило. Хотелось закричать, что-нибудь разбить, что угодно, лишь бы оно принадлежало Марии. Но я знала, что глубоко внутри меня гложет другое – это чувство было много сильнее всех прочих.

Я тосковала по маме.

Мне так сильно ее не хватало, что боль буквально разрывала на куски.

Постепенно Том становился частью моей жизни, нашей жизни.

Он приходил почти каждый день – мы никогда не оставались у него дома, он этого не хотел.

– Не могу видеть мать с отцом, – говорил он, запустив руку в свои темные волосы. – Они просто долбанутые.

Однажды сентябрьским вечером мы гуляли и случайно столкнулись с его мамой. Она оказалась высокой блондинкой – того оттенка, который крайне редко встречается у взрослых, если они специально не осветляют волосы. Одежда ее выглядела дорого, на плече покачивалась дизайнерская сумочка, которую я срисовала по фото в модном журнале.

– Том, – пропела она, на лету чмокнув его в щеку.

Затем она обернулась ко мне. Ее широкая улыбка выглядела искренне, по крайней мере, казалась гораздо натуральнее, чем белоснежные зубы.

– Кристина, – представилась она, протягивая мне руку.

В лучах заходящего солнца сверкнули бриллианты в ее кольцах.

– Ясмин, – ответила я, выдавив из себя улыбку.

Не знаю, пришлось ли мне на самом деле ее выдавливать. Может быть, она получилась вполне естественно, потому что от этой женщины исходило тепло, которого я совсем не ожидала ощутить. Том ведь расписывал ее как последнюю сучку.

– Как здорово наконец встретиться с кем-то из друзей Тома, – сказала Кристина.

Бросив долгий взгляд на сына, она выделила слово «наконец».

– Приятно с вами познакомиться, – отозвалась я. Я могла быть вежливой, когда того хотела.

Кристина снова улыбнулась и посмотрела мне в глаза.

– Мне нужно бежать, я собираюсь на коктейль. Заходи как-нибудь к нам, Ясмин. Я с удовольствием бы познакомилась с тобой поближе.

– Обязательно.

Кристина вновь перевела взгляд на Тома.

Тот смотрел в сторону, на море и проходивший вдалеке паром. С мрачным лицом он держал руки в карманах джинсов.

Кристина ушла.

Я посмотрела на Тома. По его взгляду ничего невозможно было понять, лицо словно окаменело.

– Она показалась мне довольно милой.

Том сухо рассмеялся и двинулся вперед.

– В этом-то вся проблема, – не оборачиваясь, коротко сказал он. – Она может быть милой, если хочет, и папаша тоже. Все считают их, сука, идеальными, только на меня им всегда было плевать.

– Что ты имеешь в виду?

Том прочистил горло и сплюнул на обочину.

– Ты разве не в курсе, что когда я был маленьким, обо мне заботилась твоя мачеха?

– И? Что такого странного в том, чтобы пользоваться услугами няни? Во Франц…

– Это не одно и то же, – оборвал меня он. – Мама с папой всегда пеклись о моих сеструхах. Они же, сука, такие идеальные, им можно все, чего только ни пожелают. Но я – я должен все отвоевывать. Учиться, работать. Сука, как это несправедливо.

Мы добрались до подъездной дорожки к дому Тома. Высокий забор огораживал лужайку, повсюду торчали камеры и были развешаны таблички с надписью «Посторонним вход воспрещен». За забором скрывалась огромная вилла с бетонными стенами. Из-за угла здания выглядывало солнце, отражаясь в черной лакированной поверхности припаркованного возле дома «Мерседеса».

Я остановилась.

– Ты же понимаешь, что большинству людей покажется, что жаловаться тебе совершенно не на что? – спросила я.

Однажды вечером, несколько дней спустя, мы с Томом сидели на камнях и курили.

Волны вяло лизали каменные плиты, солнце еще пригревало, но в воздухе уже ощущалась какая-то особая прозрачность, которая намекала, что осень уже в пути. Море тоже стало прохладнее. Разумеется, еще можно было купаться, но подолгу сидеть в воде уже не получалось, а если рискнешь заплыть подальше, становилось так холодно, что ноги начинали неметь.

Мне кажется, мы выбились из сил. Лето было долгим – быть может, все это было уже чересчур.