Все лгут - Гребе Камилла - Страница 56

Он был худ, темные волнистые волосы спадали на лоб. В его взгляде читалась какая-то мука, какой-то надлом.

Конечно же, я знала, кто он. Он заходил к нам несколько раз, чтобы поболтать с Марией, а потом уходил. Но мы никогда не знакомились, да и зачем бы нам это делать? Знакомиться с приятелями Марии мне было совершенно ни к чему.

В особенности с Томом, в котором Мария просто души не чаяла.

Я огляделась в зале: там было человек пятьдесят гостей, большинству около двадцати. Одни стояли группками и общались, другие танцевали. Все выглядели выпившими или под кайфом, а в воздухе висел тяжелый дух табачного дыма.

Свет не включали, но повсюду горели свечи – они были в подсвечниках, канделябрах и даже на тарелках. Здесь и там в сумерках вспыхивали огоньки зажженных сигарет. За окном на фоне до странности светлого летнего неба выделялись кроны деревьев.

В Швеции летом никогда не наступала ночь – это была одна из тех вещей, к которым, как я подозревала, в этой непонятной стране я никогда не смогу привыкнуть. Теплые сияющие летние ночи, которые незаметно превращались в утра. Вечный день, который длился до тех пор, пока не наступала вечная ночь.

Влияло ли такое положение дел на людей?

Думаю, да. Стоило солнцу выглянуть, они принимались общаться как ненормальные, а когда наступала тьма, впадали в спячку, словно уставшие медведи. Они запирались в квартирах и домах, пережидая зиму перед экранами телевизоров, с банкой пива в одной руке и пультом в другой.

Казимир помахал мне с дивана, сделав попытку встать, чтобы поздороваться, но девушка, сидевшая рядом с ним, вцепилась в его руку и потянула его назад.

Я приветственно подняла ладонь. Потом направилась прямо к Тому.

– Привет, – сказала я.

Он молча посмотрел на меня и поднял в ответ руку с сигаретой. При большом желании это можно было интерпретировать как приветствие.

Я заняла кресло напротив, стараясь выглядеть равнодушно.

Он какое-то время разглядывал меня, потом в последний раз глубоко затянулся и, не опуская взгляда, притушил окурок в вазе с тюльпанами. Глаза у него были темные и излучали что-то древнее. Какое-то смирение или, может быть, цинизм. Не могу сказать. Знаю только, что что-то в этом взгляде показалось мне знакомым.

Такой же смотрел на меня из зеркала.

– Ты – Ясмин, – констатировал он.

Я кивнула.

Кто-то вскрикнул, и тут же раздался звон разбитого стекла. Том никак не отреагировал, он продолжал пялиться на меня. Из-под его темной челки поблескивали маленькие капельки пота. Уголок одного глаза у него слегка подергивался.

– Ну и что ты обо всем этом скажешь? – спросил он, усталым жестом обводя комнату.

Пальцы у него были длинные и тонкие. Мама бы сказала, что у него руки пианиста.

Я задумалась. Обвела глазами гостей, дорогую мебель и ковры. Развешанные по стенам масляные портреты и охотничьи трофеи над распашными дверьми.

– Уныло, – четко выговорила я.

На лице Тома возник намек на улыбку.

– Прогуляемся? – предложил он.

Мы пошли вдоль кромки воды, миновав внушительный причал, принадлежавший семейству де Вег, – парусная шлюпка и две моторные лодки были пришвартованы возле шлюпочного эллинга.

Оттуда мы направились к утесу. Склон попался крутой и каменистый, и порой приходилось карабкаться. Несколько раз он обгонял меня, протягивал свою музыкальную руку и помогал мне взобраться выше.

Том рассказал о себе – ему было двадцать четыре года, он учился в Хандельс, у него было две старшие сестры. Их семья жила в одном из новых домов у самой воды.

– Если бы я мог выбирать, то никогда не купил бы такой уродский дом, – заявил он, скорчив гримасу.

«Если бы я могла выбирать, никогда не поселилась бы в этой стране», – подумала я.

– Как же тогда ты хотел бы жить? – поинтересовалась я.

Том остановился. Утер пот со лба, обернулся и бросил взгляд на усадьбу Кунгсудд, которая осталась в сумерках позади нас, окутанная плотным туманом.

– Однажды я куплю этот дом.

Я засмеялась. Конечно, я засмеялась. Было так очевидно, что он никогда не купит эту усадьбу. Для нас, простых смертных, это было невозможно, и хоть мне было ясно, что Том из обеспеченной семьи, они вряд ли владели состоянием подобного масштаба.

Таких денег не было ни у кого из моих знакомых.

– Ты же шутишь, да? – спросила я.

– Никаких шуток.

Мы пошли дальше, вдоль края скалы. Слева от нас простирался редкий сосновый лес, справа было только море, а над ним – до странности светлое небо.

– Зачем тебе вообще сдалась эта усадьба? – спросила я. – Это же самый настоящий мавзолей.

– Именно, – подтвердил он, протягивая мне руку, чтобы помочь взобраться на очередную каменную глыбу.

Я не могла его понять, и это лишь подстегивало мой интерес к нему.

– Ну а ты? – спросил Том. – Где ты хотела бы жить?

– Во всяком случае, не здесь.

– Здесь? Ты имеешь в виду усадьбу?

Я поколебалась.

– Нет, – ответила я. – Я имею в виду Швецию.

Мы продолжали подниматься, пока не добрались до вершины утеса Кунгсклиппан. Его венчала плоская площадка около десяти метров в длину и столько же в ширину. Под ногами была сухая трава, да кое-где – небольшие камни. Дул ветер – не сильно, но достаточно, чтобы голые руки покрылись пупырышками.

– Идем, – Том взял меня за руку и бережно повел к обрыву.

Вслед за ним я подошла к самому краю. Далеко внизу виднелись черные камни, они торчали из-под гладкой поверхности воды, словно острые зубы, готовые разорвать того, кто на них упадет.

Том встал между мной и лесом, и я повернулась к нему лицом, оказавшись спиной к пропасти. Он посмотрел мне в глаза и схватил за оба запястья.

– Наклонись назад, – сказал он.

Я медленно покачала головой, может, даже посмеялась над его абсурдным предложением.

– Давай же! – продолжал Том. – Я тебя держу.

Я крепко ухватилась за его запястья и стала медленно прогибаться назад. Сначала несмело, а потом позволила ему удерживать мое тело на весу. Он вцепился в меня сильнее, и я ощутила жжение в запястьях и ладонях.

Моя жизнь была в его руках.

В груди смешались страх и ощущение какого-то странного триумфа.

А еще – возбуждение и ожидание того, что должно было произойти.

Я посмотрела в небо, запрокинув голову назад, так что смогла разглядеть линию горизонта над морем. Мои волосы трепетали на ветру, над самой пропастью.

Это было красиво.

И еще это было начало конца – мне кажется, я знала это уже тогда.

Мы провели вместе почти все лето – Том и я. Купались, занимались сексом на скалах. На катере его родителей плавали на шхеры в окрестностях Королевского Мыса, курили там, а потом отсыпались в каюте. Так постепенно мы узнавали друг друга.

Том был хитер.

Из положительного – он был умным, трудолюбивым, симпатичным. Как мне кажется, и успешным тоже. Или, по крайней мере, должен был таким стать, потому что это происходит со всеми студентами Хандельс.

Что же в минусе?

Он чертовски много думал. Ничего не могло быть для него просто так. Родители больше любили его старших сестер (по его словам), преподавателям он не нравился (так он считал), на работе вокруг него были одни идиоты (по его ощущениям). Том знал себе цену, но все равно постоянно подвергал сомнению собственные способности. Подозревал, что лучший друг (Казимир) втайне презирает его, что он недостаточно хорош для семейства де Вег – что было, конечно, полной чушью. Они любили Тома, как собственного ребенка.

– Я знаю, что ты бросишь меня, – из раза в раз повторял он с мукой на лице. Его темные глаза тогда становились огромными, умоляющими, прямо-таки коровьими.

– Зачем мне бросать тебя?

– Я это просто знаю, я вижу по тебе. Зачем я сдался такой, как ты?

Поначалу мне это казалось лестным. Типа я так чертовски желанна, что Том решил, что не стоит ни моего внимания, ни моей любви. Но со временем это стало меня сильно донимать. Парень, который считал, что никуда не годится и я брошу его, едва на горизонте появится кто-то получше, определенно не мог быть секси.