Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Хантер Эван (Ивэн) - Страница 72

Так мы сидели и выпивали и постепенно до меня дошло, что он не только собирается жениться на этой странной девушке, с которой я едва знаком, но и планирует уехать, и может быть, постоянно поселиться в Калифорнии, и это после того, как мы только что купили дом. Мы не прожили в новом доме и года, а он уже собирается из него уехать, жить в Калифорнии все время, где-то в другом конце страны. Мне стало не по себе, я извинился и ушел в ванную, испытывая тошноту, боль в желудке, и я осмотрел аптечку, чтобы найти соду или еще что- нибудь, чтобы снять боль, и тут я увидел снотворное, и именно тогда у меня созрела мысль.

Я не совсем в этом уверен, но полагаю, что именно тогда. Я хочу сказать, что тогда я еще не знал, что пущу газ или сделаю что-то там еще. В то время я только знал одно:, я подложу снотворное в виски. Я подумал, что они умрут от этого, от большой дозы снотворного. Когда я вышел из ванной комнаты, в моем кармане лежал пузырек со снотворным. Томми снова налил, и я вышел на кухню с бокалами, чтобы налить воды: мы разбавляли виски водой и тогда же положил снотворное в их бокалы, по две таблетки в каждый. Я считал, что этого количества достаточно, чтобы они заснули или бы даже умерли. Я и сам не знаю, что я считал. Во всяком случае, снотворное очень быстро подействовало. Я был рад этому, так как мой обеденный перерыв заканчивался, а я никогда еще не опаздывал за все время работы в фирме «Андерсен и Леб»: ни утром, ни в обед — никогда. Они оба заснули приблизительно минут через пятнадцать, и я посмотрел на них и понял, что они всего лишь спят. И, наверное, именно тогда я понял, что мне придется убить их обоих, не знаю почему, но я думаю потому, что я не хотел, чтобы Томми женился на этой девушке и уезжал от меня в Калифорнию, навсегда. Да, я полагаю, что именно тогда я решил открыть газ.

Я перенес их в спальню, положил на кровать, а потом увидел пишущую машинку на столике рядом с кроватью. И я напечатал записку, положил ее на туалетный столик. Не знаю, почему я неправильно написал слово «свои». Думаю, потому, что не умею печатать, я взял записку двумя пальцами, но в комнате нее было ластика, и я подумал, что благодаря ошибке, записка выглядит естественнее, ну я и оставил все как есть. Я снял часы с Томми и положил их на записку, чтобы не слетела со столика. И тут мне пришла мысль раздеть их. Думаю, мне хотелось, чтобы все было похоже на любовное гнездышко, как будто они только закончили заниматься любовью, прежде чем включили газ.

Так что я снял с них всю одежду и сложил ее на стульях. Я старался сделать все, чтобы выглядело так, будто они сами ее сняли и сложили. Затем я прошелся по квартире и стер все следы, со всех мест, до которых я дотрагивался. Но я не мОг вспомнить, до чего я дотрагивался, а до чего нет, так что я вытирал все подряд носовым платком. Протирая вещи в гостиной, я увидел фильм. На футляре стояло имя Томми, и я вспомнил, что как-то встречался с его другом и что они вместе снимали фильм. Поэтому я и положил пленку в карман пальто.

Затем я отнес бутылки с виски в спальню, открыл вторую, чтобы выглядело так, будто они много пили, и даже пролил часть на половик, чтобы создать впечатление, что они много выпили, прежде чем включили газ. Но я все еще его не включал, хотя мысль эта все время у меня была. Я знал, что я это сделаю, но пока не делал. Я смотрел на них, и мне становилось не по себе. Я все время думал о них там, на кровати, когда мыл бокалы в кухне. Я вымыл и вытер все три и оставил два в раковине, чтобы подумали, что они были одни и пили вдвоем. И я поставил третий бокал назад в кухонный шкафчик, где были все остальные. Я считал, что я их все хорошо вытер. Но, очевидно, в вашей лаборатории есть способ выяснить все, глупо с моей стороны было думать, что они этого не увидят, имея в своем pacho- ряжении микроскопы и все остальное. Все время, пока я мыл бокалы, я думал о них, лежащих на кровати, и меня стало беспокоить, что их найдут совсем голыми, хотя я и хотел, чтобы все было похоже на любовь. Поэтому я вернулся в спальню, и снова надел на них нижнее. белье. На Томми и на девушку. Я бы надел на нее и… лифчик, но… я… не знал, как это сделать. Так что… я сделал, что смог. Затем я постоял в дверях и минуту разглядывал комнату, чтобы убедиться, что все было похоже на любовь. И решив, что похоже, отправился в кухню, включил газ и ушел из квартиры.

Когда стенографистка представила отпечатанную на машинке исповедь, Амос Барлоу, подписав ее, вышел из комнаты в сопровождении патрульного, который отвел его вниз в камеру, где он должен был провести ночь до следующего утра. Они наблюдали, как он, хромая, выходил из комнаты, слышали стук его трости по железным ступенькам, ведущим на первый этаж, и не испытывали ни торжества, ни чувства удовлетворенности.

— Вы, ребята, наверное, хотите кофе? — спросил Мис- коло, появляясь в дверях канцелярии.

— Нет, спасибо, мне не надо, — отказался Карелла.

— А ты, Коттон, может быть, выпьешь чаю?

— Спасибо, Альф, нет.

Все молчали. Часы на стене показывали без десяти час. За окном начался легкий утренний дождичек. Карелла тяжело вздохнул и надел пиджак.

— Я как раз сидел и думал, сколько людей совершают убийства под влиянием минуты, и все им сходит с рук.

— Много, — откликнулся Хейвз.

Карелла снова вздохнул.

— А у тебя есть братья, Коттон?

— Нет.

— И у меня нет. Как можно убить родного брата?

— Он не хотел его терять.

— Но он потерял. его, — возразил Карелла и снова вздохнул. — Пойдем, я куплю тебе пива. Хочешь?

— Хорошо, — согласился Хейвз.

Они вместе пошли по коридору. У дверей канцелярии оба остановились попрощаться с Мисколо. Когда они спускались по железным ступеням лестницы на первый этаж, Карелла спросил:

— Ты когда завтра придешь?

— Пораньше, — ответил Хейвз.

— Попытаемся разузнать о Пети?

— Он все еще висит на нас, знаешь?

— Знаю. Во всяком случае, Берт думает, что напал на след. Может быть, что-то разузнаем. Придется потратить на это все утро. Хорошая мысль — прийти пораньше.

— Может быть, наплевать на пиво. А?

— Яс удовольствием, если ты не возражаешь, — согласился Карелла.

К тому времени, как они вышли на улицу, шел уже сильный дождь.

ЭД МАКБЕЙН

НЕРЕШИТЕЛЬНЫЙ

Ed McBain

HE WHO HESITATES First published 1965

Перевод Н. ЧЕРНЫХ-КЕДРОВОЙ

ГЛАВА I

Проснувшись, он увидел, что окна разрисованы морозными узорами. В комнате было очень холодно. С минуту он не мог понять, где находится. Зимой в его спальне было всегда холодно по утрам, но это была не его спальня. Какое-то время он смотрел на чужую комнату, не понимая, мтем сообразил, что он ведь в чужом городе. Он вылез из постели в нижнем белье и быстро прошел по деревянному полу к столу, на котором вечером, раздеваясь, сложил одежду.

Мебели в комнате почти не было. Кровать у одной ‘Тены, комод напротив, у другой стены деревянный стул, на котором лежала его одежда, и мягкое кресло около («навешенного окна. В углу был умывальник, но ванная была дальше по коридору. Сидя на стуле, он зашнуровал ботинки, потом быстро подошел к раковине и принялся м умывание. Он был огромный мужчина. Шесть футов пять дюймов роста и вес двести десять фунтов^[30]. Руки у него были огромные, загорелые и задубевшие от работы, словно у фермера. Он намылил лицо и, зачерпнув воду из раковины, плеснул ее на крупный нос, твердо вылепленные высокие скулы, полные губы и словно вырубленный из камня подбородок. Зажмурившись, он смыл мыльную Пену и, открыв глаза, на секунду вгляделся в зеркало, Потом снял с крючка полотенце и вытер лицо.