Божья коровка 2 (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 15

— Отчего же так случилось? — ядовито улыбнулся заседатель.

— Оттого, что у одного из этих хулиганов папа — большой начальник, — пожал плечами подсудимый. — И его сынок в опорном пункте этим козырял, угрожая всем нам неприятностями. Не соврал, как видим. Поэтому я подсудимый, ну, а он здесь, типа, потерпевший.

В зале недовольно загудели, кто-то выкрикнул: «Позор!»

— Призываю всех к порядку! — постучал ладонью по столу Савчук. — Нарушителей я удалю из зала. Вас, подсудимый, — тоже. Прекратите провоцировать публику инсинуациями. Вам все ясно?

— Понял, гражданин судья, — ответил подсудимый.

Савчук поморщился. К ответу не придраться, но как он это произнес… И еще это «гражданин». Ведь пока не осужден.

— Вопросы к подсудимому от обвинения? — продолжил заседание.

— Нет, — коротко ответил прокурор.

— Защитник?

Коган встал.

— Есть замечание по ведению суда. Вы не спросили подзащитного о обстоятельствах, имеющих значение для дела.

— Каких? — нахмурился судья.

— О государственных наградах.

— В материалах дела нет сведений о них.

— Там многое отсутствует, — заметил Коган. — Прошу задать вопрос.

— Хорошо, — нехотя кивнул Савчук. — Подсудимый, у вас есть государственные награды?

— Имеются, — ответил тот.

— Какие?

— Золотая Звезда Героя Советского Союза и орден Ленина.

По залу будто ветер пролетел. Пинчук почувствовал, как сердце на секунду встало. Он вытянул шею. Неужели?

— Подсудимый, попрошу вас избегать нелепых шуток! — насупился судья. — Здесь им не место.

— Подзащитный мой не шутит, — вновь вмешался Коган. Он подошел к столу судьи и стал выкладывать перед ним раскрытые коробочки. — Вот орден Ленина, а вот Звезда. Грамота Верховного Совета СССР о присвоении Борису Михайловичу Коровке звания Героя. Вот орденские книжки подзащитного и их заверенные нотариусом копии. Прошу приобщить их к материалам дела.

Его тирада ошеломила судей. Все трое на несколько мгновений замолчали, тупо глядя на награды. Первым пришел в себя народный заседатель. Взяв Грамоту, прочел ее и повернулся к подсудимому:

— За что Героя дали?

— За Даманский, — ответил подсудимый.

— Понятно. Молодец, сынок! Хорошую мы смену себе вырастили.

Пинчук почувствовал, как внутри заледенело. Предчувствие его не обмануло: Коган приготовил козырь и сразу выбросил его на стол. Теперь пусть даже суд и согласится с обвинением, Коровку не посадят, определив ему условный срок. Но, скорей всего, отправят дело на доследование, а там тихонечко закроют. Квартиры капитану не видать, и это меньшее из зол. Он посмотрел на Мурина. Лицо у следователя было как у персонажей на картине Репина «Не ждали». Капитан поспешно отвернулся. Что скажет ему после лейтенант, Пинчук представил ясно. «Почему пацан не сообщил мне о наградах? — спросил себя, и сам же и ответил: — А ты не спрашивал. Торопился. Вот и огреб. Хреново…»

Процесс тем временем продолжился. Впечатленный наградами Коровки, судья удовлетворил все ходатайства Когана — в том числе о вызове на заседание представленных им свидетелей защиты. Их тоже попросили выйти в коридор. Суд приступил к допросу потерпевших. Начали с Григоровича. Студент отбарабанил придуманную для него версию и смолк.

— Вопросы у сторон? — озвучил председатель.

— Позвольте? — Коган встал. Получив кивок судьи, спросил: — Скажите, потерпевший, как близко вы видели подзащитного? С каких сторон?

— Вплотную подошел, — ответил Григорович. — Со всех сторон и рассмотрел.

— На зрение не жалуетесь?

— У меня на оба глаза единица.

— Из ваших показаний вытекает, что подзащитный был обнаженным полностью. Вы это подтверждаете?

— Да.

— В таком случае вы должны были рассмотреть отметины на теле подзащитного. Ну там, родимое пятно, какой-то шрам. Вы что-нибудь заметили?

Григорович на несколько секунд умолк, напряженно размышляя.

— Был шрам на лбу, — промолвил наконец. — Другого не заметил.

— Вы это подтверждаете?

— Да, — ответил потерпевший.

— Прошу отметить в протоколе, — сказал защитник. — Второй вопрос. Вы утверждаете: мой подзащитный бил вас кулаками. Какой рукой?

— Обеими, — ответил Григорович.

— И левой тоже?

— Да.

— Прошу и это записать, — сказал защитник. — Последнее. Мой подзащитный утверждает: вы разбили подаренный ему приемник, пнув его ботинком. Вы согласны?

— Он сам его и разломал! — воскликнул Григорович. — Со злости.

— Как это было?

— Ногой ударил…

— Больше нет вопросов, — сообщил защитник.

Такие же вопросы он задал и другу Григоровича и получил похожие ответы. Разве что Зеньков, видно, ощутив неладное, заявил, что он не видел, как подсудимый разбивал приемник. Насчет отметин подтвердил, что не заметил и на зрение не жалуется.

— Уважаемые судьи, — начал Коган, когда Зеньков сел рядом с другом. — Прошу вас разрешить исследование важного доказательства.

— Какого? — Савчук насторожился.

— Освидетельствование тела подзащитного. От плеч до пояса. Позвольте снять ему рубашку. Надеюсь, не сочтете это нарушением общественной морали. Для дела очень важно.

Савчук бросил взгляд на прокурора. Тот пожал плечами.

— Пусть снимет… — разрешил судья.

Коровка встал и стащил с себя рубаху. Зал изумленно загудел.

— На теле подзащитного — два огромных шрама, — сказал защитник. — Левая рука и грудь. Их не заметить невозможно. С моим неважным зрением я вижу их издалека. Сражаясь на Даманском, мой подзащитный получил тяжелое ранение и еле выжил. Из армии был комиссован, а минской ВТЭК признан инвалидом. Вот документы — оригинал и копия, заверенная нотариусом, — он положил на стол перед судьей две бумажки. — Мой подзащитный левую руку поднять не может, не то, чтоб ею бить. Что следует из сказанного? Мой подзащитный ко времени конфликта с потерпевшими был одет. Второе: он их не бил — по крайней мере левой рукой. И последнее. Вот разломанный приемник, — достав транзистор из портфеля, Коган водрузил его перед собой на стол. — Скажите, подзащитный, это ваш? Тот самый?

— Да, — сказал Коровка. Коган перенес транзистор на стол суда.

— Оцените. Как видите, удар был нанесен довольно сильный. Как можно сделать это босою ногой? Ей даже по мячу ударить больно, а тут пластмасса — прочная, советская. Или у кого-то есть сомнения в качестве товаров СССР?

— Приемника нет в материалах дела, — поспешил Савчук. — Он должен был быть изъят у подсудимого по надлежащей процедуре. Вещественным доказательством служить не может.

— Он был изъят, — нисколько не смутился Коган. — В день происшествия участковым и записан в протокол. Но этот важный документ куда-то испарился, — он развел руками. — Однако сам приемник уцелел, в опорном пункте мне его отдали в присутствии свидетелей. Они это подтвердят.

Савчук почувствовал себя премерзко. Защитник развалил на камешки свидетельства потерпевших, ясно дав понять: они соврали. Злость требовала выхода, и он уставился на девчонку, сидевшую на стуле в первом ряду. Она старательно записывала ход суда в блокноте.

— Гражданка? — обратился к ней Савчук. — Да-да, вы, девушка. Кто вы и почему записываете происходящее в суде?

Девчонка встала.

— Я собкор «Известий», Ковалева Ольга Ниловна, — сказала, подойдя к столу. — Вот редакционное удостоверение, а вот — командировочное, — она выложила на столешницу красную книжечку и листок бумаги. — Приехала по обращению коллектива гастронома, где до армии трудился подсудимый. Они прислали в газету телеграмму.

«Блядь! — ругнулся про себя Савчук. — Точно Коган постарался».

— Почему не попросили разрешения суда? — спросил, вернув девчонке документы.

— А разве обязательно? — спросила Ковалева. — Процесс открытый, участвовать в нем может кто угодно. И записи вести.

— Желательно предупредить, — пробурчал Савчук. — Однако, вы правы. Присаживайтесь.

В его душе гремела буря. Вот этого им только не хватало — приезда журналистки! И откуда? Из самой Москвы! Хотя девчонка выглядит не очень-то серьезно. Надо Григоровичу сказать. Тот позвонит в «Известия» — и публикации не будет. Найдет, что им сказать…