Подари мне семью (СИ) - Гранд Алекса - Страница 51

– Всю оставшуюся жизнь тебя беречь буду. Слышишь?

– Береги.

Спрятав лицо у меня на груди, едва различимо произносит Кира, а меня от хрипотцы ее голоса самого мурашками обсыпает. Я осторожно перебираю пряди ее волос, тону в тягучей истоме и хочу сказать еще что-то важное, но неумолимо проваливаюсь в сон.

Ощущаю, как родные ладони невесомо скользят по лопаткам. Чувствую, как предплечье обжигает горячим дыханием. Слышу несмелое «я тебя люблю», вызывающее бешеный шквал за грудиной. Или это все просто снится?

– Доброе утро, Лебедев. Чай, кофе, круассан?

– Тебя и круассан. Можно?

Несмотря на то что отключились мы ближе к рассвету, пробуждение радует меня приливом энергии и зарядом такой бодрости, что кажется, что я могу сворачивать горы.

Светящаяся счастьем Кира так и вовсе встала раньше, успела заказать завтрак в номер и сейчас сидит на краю кровати и отщипывает от круассана кусочки и мечтательно отправляет их в рот.

В белоснежных чашках дымится крепкий черный кофе. Омлет с беконом еще не успел остыть и нахально дразнит ноздри аппетитнейшим запахом. И я даже немного жалею, что наша командировка подходит к концу.

С другой стороны, тоска по Мите крепнет и тащит канатом обратно в Москву. Так что мы с Кирой считаем минуты до приземления, никуда не заскакиваем по пути и мчимся прямиком к Кириным родителям.

Таксиста не отпускаем, не планируя надолго у них задерживаться. Достаем пакеты с подарками. И сталкиваемся с моей пока что несостоявшейся тещей у ворот.

– Здравствуйте, Анастасия Юрьевна.

– Здравствуй, Никита. У тебя, значит, супруга в аварию попала, а ты с моей дочкой по Санкт-Петербургам мотаешься?

Кира

– Мам!

Опешив от саркастичных реплик, я спотыкаюсь, как будто наткнулась на невидимую преграду, и едва удерживаю равновесие. Во рту неприятно горчит. В ноздрях щиплет от грозящих пролиться слез. Обида толстыми щупальцами опутывает сердце и давит, давит, давит.

Вот почему нужно ругаться с порога, бросаться жалящими фразами и провоцировать скандал? Почему нельзя хоть ненадолго забыть о противоречиях и попытаться принять сделанный мной выбор?

Ведь Земля не сойдёт с орбиты, если мама перестанет язвить и попробует посмотреть на Никиту моими глазами.

– Анастасия Юрьевна, при всем уважении…

Уловив перемену моего настроения, вмешивается Никита. Его мамино пренебрежение тоже, конечно, коробит. Задевает его и мое разочарование. Так что он перекладывает пакет из правой руки в левую, притискивает меня к своему боку и начинает таскать воздух ноздрями.

Явно пережидает вспышку гнева и тщательно подбирает слова. Я же готовлюсь к любым последствиям, начиная от тотального Армагеддона, заканчивая маленьким апокалипсисом.

Судорожно зажмуриваю веки и считаю до десяти, наивно надеясь – а вдруг проблема рассосётся сама собой.

– Настя, хватит!

Невероятно, но проблема, действительно, рассасывается. В спортивном костюме и незашнурованных кедах на крыльце появляется папа. Окидывает наше трио коротким всепонимающим взглядом, подмигивает мне украдкой и опускает большие шершавые ладони маме на плечи.

Уверена, от него пахнет мятными конфетками, как в детстве. – Прекрати пилить детей и лучше позови их на ужин. Добродушно басит он, целует маму в висок и, развернув ее на сто восемьдесят градусов, подталкивает в сторону дома. А я не верю своим ушам и готовлюсь разрыдаться от облегчения.

Как мало, оказывается, мне надо для счастья.

– Кира, дочка, возьми у Никиты пакеты. А мы пока заберём чемоданы и отпустим таксиста. И вообще, оставайтесь-ка у нас на ночь. Места много, вы с дороги устали. Нечего слоняться туда-сюда.

– Спасибо, папочка!

Как самый настоящий Дед Мороз, папа продолжает творить волшебство. Уничтожает витавшее в атмосфере напряжение, снимает с моей груди каменную плиту, хлопает Никиту по спине, когда тот пытается сформулировать вертящийся на языке вопрос.

– Не знаю, в чем причина таких кардинальных перемен, Андрей Денисович, но…

– Раз уж ты, Никита, единственный мужчина, способный сделать мою девочку счастливой, я готов дать тебе второй шанс. Но если ты еще раз обидишь мою дочку или моего внука…

– Да понял я, понял. Буду беречь. Обещаю.

Клятвенно заверяет отца Лебедев и ощутимо расслабляется. Уголки его рта ползут вверх, разглаживается складка на лбу, исчезает предчувствие шторма.

Никита охотно принимает предложенное перемирие и широким шагом пересекает дорожку. Колёсики чемодана выстукивают мерный ритм по булыжнику. А я семеню рядом и почему-то боюсь отстать.

– Мамочка! Папа! Приехали.

Как я ни готовлюсь, звонкий Митин крик застаёт меня врасплох, когда мы протискиваемся в коридор. Пакеты выпадают из моих пальцев и шмякаются на ковёр. Никитин чемодан грохается на пол.

И мы, не сговариваясь, опускаемся на корточки. Обнимаем медвежонка, как будто не видели его целую вечность, а не каких-то несколько дней. Заполняем образовавшиеся за это время пустоты теплом.

– Привет, мой хороший! Так соскучились по тебе.

– Ну, как ты, чемпион? Чем без нас занимался?

– Каждый вечер катались с дедушкой на велосипедах и даже один раз съездили на рыбалку.

– Круто! Покажешь нам, как правильно закидывать удочку?

– Конечно!

Спустя пару минут мы заканчиваем с расспросами, перемещаемся на кухню и принимаемся раздавать подарки.

Маме достаются ее любимые духи и статуэтка в коллекцию фарфоровых балерин, которых она собирает с самого университета. К папе перекочевывают массивные часы на чёрном кожаном ремешке, призванные заменить сломавшийся механизм, и новый походный термос. Перед Митей ложится редкий выпуск его любимого комикса и фигурка Бэтмена ручной работы.

Вот так выглядит семейная идиллия, полная восторженных возгласов и благодарных взглядов.

– Ну, как там Питер? Рассказывайте.

Пока мы с мамой раскладываем по тарелкам жаркое, интересуется папа, и меня прорывает.

– Здорово! Какая там архитектура! Фонтаны, скульптуры, дворцы. Нева просто волшебная. Особенно ночью, когда сотни огней подсвечивают ее гладь. Романтика.

– Андрей Денисович, а давайте возьмём вам с Анастасией Юрьевной билеты и тоже слетаете? Хорошо там.

Никита вклинивается в мой бойкий монолог, и за столом повисает непродолжительная пауза. Только теперь в ней нет ни напряжения, ни нерва. Папа задумчиво жует нижнюю губу и что-то прикидывает. Мамины глаза загораются азартным блеском.

– Ну, что, Настюш, может, правда, рванем ненадолго?

– А дети без нас справятся?

– Справимся.

– Только вы нам все забронируете, а деньги мы вам вернём.

– Анастасия Юрьевна…

Помолодев лет на десять, мои родители шутливо спорят с Никитой и наперебой обсуждают, какие места стоит посетить. А я до сих пор не верю в хрупкий установившийся мир и боюсь, что эта гармония может рассыпаться от одного неосторожного слова.

Но ужин, как ни странно, проходит без шпилек и ругани. Время в компании близких людей течет стремительно, и я не успеваю моргнуть глазом, как пролетают несколько часов.

Посуда вымыта и разложена по шкафчикам. Родители обсуждают что-то тихонько в гостиной. Митя крепко спит и наверняка видит цветные сны. А я стою посередине своей комнаты и обнимаю себя за плечи, пока Никита осматривается.

Прикипает взглядом к снимку в рамочке, где мы с родителями и медвежонком едим сахарную вату в парке аттракционов. Пробегается пальцами по корешкам книг на полке над компьютерным столом и подцепляет томик «Анны Карениной», из которого выпадают наши с ним фотографии, сделанные на одной из вечеринок после хоккейного матча.

На них мы беззаботные. Бесшабашные. Беспечные.

– Я был уверен, что ты их выбросила.

– Не смогла.

Сглатываю застрявший в горле комок и спешно перевожу тему.

– Неужели все потихоньку налаживается?

– Налаживается, родная.