Личная награда Альфы (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна - Страница 13

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ —…krievu…

Услышанное больше напоминало какое-то кодовое слово. Или глагол. Криеву, приеду, уеду… А может, у этой фразы вообще было какой-то иное значение? В любом случае, безопасники очень скоро покинули зал вылета, и всё веселье закончилось. То ли нарушитель скрылся, то ли его поймали… Я же благополучно дождалась своего рейса, на котором и вернулась в Лондон.

Понимая, что дома мне предстоит очередной «бой» с родителями, я заранее приготовилась к неприятностям… которые начались сразу, стоило мне только выйти из самолёта.

Во-первых, мои документы проверяли пять или шесть раз. Разные люди. Сначала вместе со всеми пассажирами, затем отдельно, попросив меня открыть сумку.

Вспомнив о том, что латвийские безопасники пытались поймать в аэропорту какого-то англичанина, я жутко испугалась, что этот самый англичанин мог незаметно подкинуть мне что-нибудь запрещённое в вещи.

У меня сердце в пятки ушло от страха!

Дрожащими руками, я открыла сумку и продемонстрировала пограничникам всё свое оборудование и остальные вещи, пытаясь в тоже время выяснить, что происходит.

Меня так даже на территориях, где войны ведутся, не шманали… То есть шманали, конечно, но там ты от людей этого ожидаешь: ты — чужак, женщина, фотограф. Здесь же я прилетела в родную страну из страны, входящий в состав Европейского Союза. И что, собственно, происходит?

Я задавала этот вопрос несколько раз, в ответ получала либо молчание, либо ответные — не связанные с пересечением границы — вопросы, как то: где я отдыхала в Риге, снимала ли я номер одна или с подружкой, бывали ли у меня в номере гостьи.

Затем один из офицеров, проверяющих мою сумку, нашёл в ней футболку со Стичем — героем популярного диснеевского мультика, которую я использовала как ночную рубашку.

— Мы вынуждены будем на время изъять эту вещь, — сообщил один из пограничников. — Вам вернут вашу вещь через пару дней.

— Да что происходит-то??? — Заорала я, теряя терпение.

Нет, одно дело, если бы меня спрашивали о моей последней (предпоследней, если включить в этот список небольшую фотосессию в Париже) работе — в той стране, где я работала до Парижского проекта, заправляли всем необразованные, шовинистически настроенные фанатики. Запрещённая в большинстве развитых стран организация, между прочим.

Если бы мне задавали вопросы об этом, я бы даже не удивилась и сама пыталась бы всячески помочь пограничникам.

Но какое подозрение могло вызвать моё короткое путешествие в Ригу? И зачем… зачем этим людям сдалась моя футболка?

Самое смешное, что после этого меня отпустили.

Просто таки не пограничники, охраняющие покой граждан Объединённого Королевства, а фетишисты какие-то…

Измочаленная долгим допросом и едва живая, я вышла в общий зал, где меня уже встречали родители.

— Алексис, всё в порядке? — спросили мама и отец, вглядываясь в моё лицо. — Твой самолёт приземлился два часа назад.

— Да… у пограничников оказались вопросы.

— Вопросы? — прищурилась мама. — Какие вопросы?

— Разные.

— О чем были эти вопросы? — продолжала допрашивать меня родительница. Обычно я спокойно переносила мамино желание быть осведомлённой (ничего плохого в этом для учёного нет), но не когда меня перед этим целых два часа мучили похожими вопросами на границе. У любого бы после подобного сдали нервы.

— Мам, — вздохнула я тяжело. — Можно не сейчас, а?

— Я просто хочу знать, какие вопросы тебе задавали. Разве так трудно ответить?

— Тебе пересказывать всю нашу двухчасовую беседу?

— Алексис, — оборвал меня отец. — Как ты разговариваешь с матерью? Твоя мама всего лишь поинтересовалась причиной, по которой тебя задержали.

Я перевела дыхание и посмотрела на отца. Неужели он прав, а я просто огрызаюсь от усталости?

— Да я не знаю, — примирительным тоном произнесла я. — Вы же не думаете, что мне кто-то что-то будет рассказывать.

— То есть ты хочешь сказать, что тебя задержали на границе безо всякой причины? — недоверчиво спросила мама.

«Так оно и было», — мысленно ответила я, но вслух произнесла другое:

— Мне кажется, всему виной тот преступник, который пытался сбежать из Риги в Англию. Возможно, он даже должен был лететь со мной одним рейсом…

— Преступник? — спросила мама. — Латыш, пытающийся сбежать в Британию?

— Нет, наоборот: британец, пытающийся вернуться назад, в Англию.

— Интересно, что он натворил, — усмехнулся отец, мама же никак не могла смириться с тем, что её проигнорировали.

— Интересно, откуда ты об этом знаешь, — поджала губы мама. — Если пограничники тебе ничего не объясняли.

— Я слышала, как объяснялась между собой латвийская служба безопасности… или полиция — я не уверена.

— Как это понимать, Алексис, — нахмурился отец. — Ты подслушивала за полицейскими?

— А я совершенно не удивлена, что в Риге такое произошло, — кивнула мама, пропустив слова отца мимо ушей. — Твоя Латвия такая же дикая страна, как и Россия. В конце концов, они несколько столетий работали под одной ширмой.

— Милая, — позвал маму отец.

— Что? — моментально обернулась к отцу мама, недовольная прерванным разговором.

— Вообще-то Алексис сказала, что преступник был британцем. — Поправил отец маму. — Поэтому Латвия тут не причем.

— Как это не при чем, — всплеснула руками мама. — Этот преступник был или до сих пор находится в Латвии, не так ли? В Британии, насколько я знаю, преступников держат под стражей, а не позволять им бегать туда-сюда по аэропорту.

Мы с отцом переглянулись и синхронно вздохнули: маму раздражать не рекомендовалось.

 Отец забрал у меня вещи и мы побрели на парковку. Родители сегодня приехали на машине, так что меня ждала веселенькая поездка наедине с родителями до самого Оксфорда.

Я устроилась на заднем сидении, открывая телефон, чтобы проверить почту.

Мы почти выехали с парковки, как нашу машину внезапно окружили черные внедорожники.

Если честно, то это здорово напоминало сцену из боевиков, когда плохие парни перекрывают дорогу неподкупному полицейскому. Только в роли тех самых бедолаг неподкупных полицейских оказались мы…

Я тут же живо припомнила двухчасовой допрос в Хитроу, странные разглядывания работников спецслужб в Рижском аэропорту (а я всё-таки была уверена, что в Риге работали именно они) — и моментально отмела все мысли насчёт ошибки или совпадения. Внедорожники перекрыли нам дорогу не просто так.

— Что происходит? — спросила мама, повернувшись к отцу. — Стивен, что происходит?

— Понятия не имею. — Отец посмотрел на меня через зеркало. — Ты уверена, что не привезла из Риги никаких проблем?

— Пап, о чем ты говоришь? — не поняла я.

— Тебя не просто так допрашивали в аэропорту. Значит, у них на тебя что-то есть. Вот я и спрашиваю, что именно.

Помолчав, отец добавил.

— Надеюсь, это не связано с наркотиками?

— Папа!

Он же видел ту серию фотографий, которую я делала в притонах, где люди, одурманные этой гадостью, заживо умирали…

— Я бы никогда…

— У тебя подходящая работа, — спокойно заметил отец. — Много путешествий в походящие для закупок дури страны.

— Я даже не буду спрашивать, откуда ты это знаешь, — процедила я сквозь зубы. Отец пожал плечами.

— Я не идиот. — А затем, явно желая смягчить впечатление от своих вопросов, он произнес:

— Дочь, даже если ты замешена в чем-то нехорошем, у нас с твоей матерью есть связи… хорошие связи. Мы вытащим тебя.

— Я не замешана ни в чем противозаконном! — прокричала я, чувствуя, что начинаю плакать.

— Тогда что это? — показал рукой на джипы отец.

В этот самый момент дверь пассажирского сидения одного из внедорожников открылась — мощный, коротко постриженный мужчина с самым зверским выражением лица медленно направился к нам. И чем ближе он приближался к машине родителей, тем более звериным становилось его лицо.