Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 83

— Что, уже и порадоваться нельзя?.. — поморщился Железный господин, заметив мою непочтительность.

— Конечно можно! — горячо поддержал я — отчасти из-за искреннего согласия, но еще и потому, что не хотел превратиться в кучку пепла, или лягушку, или что похуже. — А то если еще не пить чанг и не есть мяса, совсем ничего хорошего в жизни не остается. Чанг-то ладно, а вот без мяса я бы точно не смог!

— Смог бы, если бы видел, как вокруг каждого куска шевелится обрубок души. Вокруг растений, впрочем, тоже.

— Фее, шевелится! — меня аж передернуло. Я слыхал, что на юге, в краях рыбаков, принято высасывать сырое содержимое ракушек и глотать живых осьминогов. Но чтобы каждый кусок баранины или стручок гороха извивался на тарелке? Это уж слишком! — А что же есть тогда?

Эрлик пальцем поманил меня к столу и вытянул из маленького ящичка тонкую, как бумага, пластинку. Выглядела она не слишком съедобно — черная с прозеленью, гладкая и без запаха, — но я все же взялся за край и откусил немного. На вкус странный хлебец был точь-в-точь сухая трава, разве что чуть солоноватый.

— Это те — особая еда для долгих полетов. Она не портится, не занимает много места, и в ней есть все, необходимое для жизни. Предполагалось, что ею мы и будем питаться в пути до Тубан и обратно. Но, поскольку большинство на корабле предпочитает… местную кухню, запасов осталось много: хватит еще на сотню лет.

— А у этих те нет души? Ничего вокруг не шевелится?

— Душа, к сожалению, есть у всего, — Железный господин криво усмехнулся и махнул куда-то вбок, намекая не то на души письменного стола и табуретки, не то на общее устройство мироздания. — Но эту хотя бы перемололи до полной неузнаваемости.

— Даа… — протянул я, крутя в лапах хрупкую пластинку; от проглоченного кусочка появилось чувство сытости, но уж точно не радости! — Грустно, что нормальная еда кажется гадкой. Сочувствую.

— Спасибо, — серьезно кивнул Эрлик и, склонив голову, будто высматривающая лягушек цапля, стал ловко переплетать свесившиеся почти до пола волосы. Сиа как-то рассказал мне, что, в отличие от вепвавет, у ремет гривы могут расти бесконечно: полагаю, этот дар был ниспослан им в утешение за общую лысоватость. Однако ж большинство обитателей Когтя стриглось коротко, не давая мне повода для зависти… А вот сейчас оставалось только закусить губу и тихо страдать. Чтобы не мучиться дурными мыслями, я почел за лучшее продолжить разговор:

— Может, если бы ты рассказал Шаи, что не ешь вместе со всеми не из какого-то коварства, а потому, что противно, он бы понял? И меньше волновался?

— Ты сам видел: он не хочет меня слушать. И, боюсь, дело совсем не в еде: Шаи не может простить мне то, что случилось со спящими. Думаю, он уже сообщил, что я наложил на них ужасное проклятие? — спросил Железный господин так, что меня немедля бросило в жар от стыда. Подозрения молодого лха, которые звучали так грозно и зловеще в темноте заброшенной спальни, сейчас, солнечным днем, казались просто нелепыми. — И это правда. Только это не проклятье, а лекарство; и я никогда не заставлял принимать его силой или обманом. Это был их выбор — к сожалению, неизбежный.

— Шаи говорил, они сошли с ума из-за того, что неправильно перерождались?

— Да, верно. Помнишь, я рассказал тебе, как снял души ремет с дерева, растущего на самом севере, прямо на темени мира? Туда умершие прилетают, чтобы подготовиться к новому воплощению, — а я, сам того не зная, помешал моим товарищам. Да, я искренне полагал, что делаю доброе дело, — но оправдывает ли это меня?.. Так или иначе, когда ремет стали рождаться во второй раз, их сердца уже переполнились избытками памяти; а к третьему рождению просто-напросто раскололись, как горшки в слишком жаркой печи. Видел бы ты, как эти несчастные стояли, уставившись в пустоту, заново проживая то, чего уже нет! А потом будто просыпались и вскрикивали от испуга, и озирались, не узнавая никого и ничего вокруг.

Хуже всего то, что я уже видел такое раньше, в Старом Доме. Там всегда мечтали создать настоящих бессмертных, нечеру[8]. И у нас почти получилось: наука смогла продлить жизнь ремет на сотни и тысячи лет. Но, хотя тела нечеру оставались бодры и здоровы, их разумы в конце концов рушились под тяжестью памяти. «Стекло и дерево», вот как это прозвали в Новом Доме: нечеру не ведали, что творили вчера, зато помнили пение птицы, от которой и пыли уже не осталось. И это — одна из причин того, что после войны Домов ввели запрет на бесконечное продление жизни.

И вот я сам создал новых нечеру! Мои товарищи не умерли полностью, но и жить не могли. Они увязли в бардо[9], которому нет названия; и я не знал, что делать с этим.

— А почему ты просто не отправил их на то дерево?

— Для этого мне пришлось бы их убить, — просто ответил Железный господин. — Да и кто знает, не был ли вред, нанесенный мною, слишком глубок? Что, если бы они родились какими-нибудь червями или мухами?.. В конце концов, я решил, что лучше всего дать им возможность полностью уйти в воспоминания. И они приняли ее с радостью… по крайней мере, я на это надеюсь.

— А почему они не могут проснуться?

— Их состояние, Нуму, нельзя назвать обычным сном. Это самое глубокое забытье, какое только можно представить — настолько глубокое, что изнутри его не отличить от бодрствования. Видел бесконечные узлы, замыкающиеся сами в себе? — тут бог начертил в воздухе линию, соединяющуюся головой и хвостом, будто тело голодного змея. — Души спящих скручены также; они заперты сами в себе. Этот мир больше не потревожит их, никогда.

— Почему же все остальные не уснули?

— Я и сам до конца не понимаю, почему выход из круга перерождений оказался благом для одних, и злом — для других. Почему Камала, Утпала и Падма не сломались, почему Сиа и Нехбет не помнят о прошлом? Может, потому, что, идя путями мертвых, нельзя бояться и оглядываться назад? Но если не теряешь из виду цели — тогда уцелеешь и сам.

— Хм… а какая цель у тебя, господин?

Эрлик вдруг снял с пояса блестящий диск на длинной ручке.

— Знаешь, что это такое? Зеркало правды.

— О, я слышал про него от шенов!

— Опробуй-ка его сам. Положи ладонь вот сюда и соври что-нибудь, — и сразу убирай! Понял?

Я с опаской коснулся гладкой поверхности — она была такая холодная, что кончики пальцев сразу занемели.

— Люблю чистить зубы по утрам!

Зеркало тут же раскалилось докрасна! Я едва успел отдернуть лапу. Шерстинки на запястье свернулись и пошли рыжиной; в воздухе запахло горелым.

— Так оно и работает: истины не показывает, зато наказывает за ложь. А теперь смотри внимательно, — Железный господин прижал ладонь к зачарованному металлу и медленно, внятно произнес. — Все, что я делал, делаю и буду делать в этом мире, я направлю во благо всех живых существ. Это моя цель.

Поверхность зеркала не дрогнула, не изменила цвет. Но прежде, чем он успел убрать ладонь, я в порыве смелости… или наглости, — спросил:

— А безумный ругпо сказал что-нибудь, когда увидел тебя — ну, перед тем как… как Кекуит начала падать? Кроме того, о чем ты рассказал мне прежде?

— Нет, — с некоторым удивлением отозвался Железный господин. Зеркало под длинными, по-паучьи растопыренными пальцами при этом осталось холодным и светлым, как луна. — С чего ты взял?.. А теперь извини, Нуму, но мне нужно идти — Стена сама себя не построит.

[1] Kkw (кеку) — «темнота»; «Кекуит» — женская форма слова.

[2] Sromanagpo (тиб.) — конопля.

[3] Рдзиб-рдзиб (тиб.) — разновидность навозных жуков.

[4] Маричи — богиня рассвета. Среди ее атрибутов — иголка и нитки.

[5] Из гл. XII Законов Ману.

[6] (др. — ег.) Примерно 5 км.

[7] Ви́на — старинный индийский щипковый музыкальный инструмент.

[8] Нечер (др. — ег.) — бог.

[9] Бардо (тиб.) — то или иное длящееся состояние живого существа (бардо сна, бардо момента смерти, бардо нового рождения и т. д.)