Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 81

— По необходимости? — переспросил я. Поняв, что так просто от меня не отделаться, Палден Лхамо уронила остывший гвоздь в мешок и откинулась на стуле, приготовившись рассказывать.

— Ты ведь знаешь, что однажды вепвавет восстали против нас?

Я кивнул — когда-то об этом рассказывала Нехбет, богиня-гриф.

— По вашим меркам это случилось давно — больше четырех столетий назад, во время моей второй жизни. Тогда ремет еще часто ходили по земле, не скрывая лиц, а вепвавет посещали Кекуит.

Но в эти мирные, тучные годы удельные князья набрались сил и нахальства. Они сговорились с правителем Бьяру, который мечтал прибрать к лапам богатства Перстня, и во время торжеств по случаю Цама беспрепятственно вошли в город с огромным войском. У них были тысячи мечников и копейщиков, колесничих и наездников, знаменосцев и лучников всех мастей, пращи и тараны и, конечно, лодки, чтобы переплыть Бьяцо. И все же сразу напасть на Перстень они не решились. Не даром дзонг строился как крепость; да и шенпо готовы были к длительной осаде. Поэтому сначала мятежники решили отправить послов на переговоры.

В то время Железным господином, двадцать пятым по счету, был старик по имени Мау. От лекарств, которыми его поили ваши знахари, его кожа стала как золото, кости — как серебро, а волосы превратились в чешуйки синего лазурита. Болезнь давно сломила Мау: ему тяжело было ходить и даже дышать. Он редко покидал старую гомпу.

Туда-то, в залу, где Железный господин умирал на троне из лакированного дерева, и пришли княжеские посланцы.

Я была в тот день в Перстне, а потому видела все своими глазами. Крикливая толпа заполнила зал, оттеснив угрюмых шенов к самым стенам: смех и ругань гудели под древними крышами; пол дрожал от грохота шагов. И все же мятежники боялись! Я видела, как они тянут лапы, но не смеют сорвать со стен тханка или перевернуть сосуды с приношениями. Они даже не решались заговорить с тем, кого пришли свергать.

Видя нерешительность товарищей, вперед вышел молодой княжич с головой макары на шлеме и веером из сорочьих перьев у пояса. Его отец правил землями, где начинается ведущий через горы Путь стрелы; прибрав к лапам торговлю с южной страной, он стал богаче всех в Олмо Лунгринг. Обилие золота и крепкое войско непомерно раздули его гордыню. Поэтому его сын вышел вперед и, не поклонившись, обратился к Мау:

— Слушай, старик! Много лет мы гнем шеи перед пришельцами и чужаками. Мой прадед, и его отец, и отец его отца сражались бок о бок с вами против великих змеев. Моя прабабка, и ее мать, и мать ее матери заклинали для вас садагов и ньен. Мы сделали вам много добра, но не дождались благодарности. Мы пили с вами из одной чаши и ели с одного блюда, а вы скрываете от нас свои тайны! Нам известно, что вы прячете великую силу: корабли, которые летают по воздуху, огонь, который испепеляет горы. Мы хотим получить это! Раскрой нам сокровищницы Когтя, чтобы мы могли взять справедливую долю!

Нам известно и кое-что еще: вы, самозваные боги, не бессмертны. Подумай об этом — и реши мудро, старик.

Сказав так, он развернулся на каблуках и вышел вон; следом поспешили прочие князья со свитой.

Некоторое время Железный господин сидел, свесив подбородок на грудь; с его губ стекала слюна; глаза затянула голубоватая пелена. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем он очнулся и приказал шенпо призвать в гомпу всех ремет, от мала до велика. Когда каждый явился, Мау рассказал, какой выбор нам предстоит: отдать вепвавет оружие, которое они, без сомнения, сразу же используют против нас, или начать войну с теми, кого мы привыкли считать друзьями. Выбор был тяжел, и собравшиеся спорили так жарко, что их голоса стерлись сначала до хрипа, потом — до шепота и наконец утихли.

Я помню это очень ясно: старая гомпа погрузилась в молчание, и мы вдруг заметили, что стоим почти в полной темноте. Огни перед алтарями погасли; в тот день никто не заправил лампы свежим маслом. Бескровные лица моих товарищей плыли среди колонн, будто оторванные от тел, — совсем как эти маски, — Лхамо снова указала прутом на стены, и я невольно уставился в пустые зрачки личин. — Они смертельно устали, но так и не смогли принять решение; никто не хотел ни убивать, ни быть убитым.

И тогда я предложила им третий путь.

Когда солнце поднялось над восточными скалами, шенпо от имени Эрлика передали приглашение всем мятежным князьям: пусть приходят в Перстень, и вожделенные сокровища передадут им прямо в лапы. Разумеется, те заподозрили засаду; но шены уверили, что вместе с ними впустят в дзонг любое количество воинов в полном вооружении. В конце концов из жадности или из гордости к назначенному сроку явились почти все. Десятки пышно украшенных лодок подплыли к причалу. Часть мятежников — из тех, кто попроще, — осталась во внутреннем дворе, а прочих провели к трону Железного господина. Но вместо груд драгоценностей их ждали только старик Мау и я.

И тогда вперед вышел старый князь — тот самый, чей сын вчера грозил нам смертью.

— Где все, что ты обещал нам? — спросил он, обводя лапами пустую залу. — Если это была хитрость, чтобы заманить нас в ловушку, то знай — так ты не преуспеешь. Если мы не вернемся из Перстня к вечеру, ночью наши войска разнесут весь Бьяру по камню!

— Не спеши, — прошамкал Мау, покачивая перед собою пальцем, скрюченным и желтым, как костяное стрекало аркана. — Я дам тебе дар лучше того, о чем ты просил. Я покажу тебе истину… если ты сможешь вынести ее.

— Не пытайся запугать меня, старик. Я ничего не боюсь! — отвечал гордец. И тогда…

Палден Лхамо остановилась, чтобы осмотреть еще один самородок; но, обнаружив в металле какой-то изъян, небрежно швырнула его на пол. Едва сдерживая нетерпение, я спросил:

— Так что случилось?

— Ты ведь уже знаешь ответ, Нуму. Они увидели своих богов.

— Как это?

— Ты был на площади Тысячи Чортенов во время Цама. Помнишь, что случилось тогда?

— Да, — отозвался я, нахмурившись. — Я видел Железного господина. Он был огромного роста, до самого неба, и весь из темноты. И голова у него была как у быка, только очень страшная. А еще я видел тебя, в белом сиянии, с мордой совы — тоже очень страшной, не сочти за обиду.

— Так и задумывалось, — усмехнулась богиня, явно довольная моими словами. — Вот и князьям я показала нечто похожее, разве что сработанное грубее… Что ж, с тех пор я многому научилась.

Тут она снова запустила пятерню в мешок, выудила кусок железа и вдруг спросила:

— Знаешь, почему я выбрала сову для обличья Палден Лхамо? Ведь в ваших сказания никакой совы не было!

Я задумчиво почесал затылок; ничего путного в голову не приходило, но богиня, кажется, и не ждала ответа.

— Это знак моей благодарности Камале.

— За что это? — удивился я; не много ли чести для вороноголовой?

— Когда я только начинала изучать хекау, то использовала его как оружие: для сражений, для охоты на Лу и других чудовищ. Но однажды Камала рассказала, как превратилась во сне в сову, — зацепилась за душу птицы и смогла видеть ее глазами. Это навело меня на мысль, что чужие души, как и зверей, иногда полезнее приручать и ставить себе на службу.

Так я и поступила с мятежниками. Испугать их грозными видениями было недостаточно: страх со временем блекнет. Они могли бы вернуться под стены Бьяру, неважно, через год или через десяток лет. Поэтому я коснулась их душ, — Палден Лхамо пошевелила пальцами, будто перебирая струны невидимой вины[7], — и кое-что вложила в них, так, что все эти знатные, славные воины, одетые в меха и золото, упали ниц и целовали пыль на полу, будто она была слаще меда, и плакали, как дети.

И гордец, который только что сыпал угрозами, смеялся и плакал громче всех. Он вошел в дзонг, задрав нос, а покинул его, согнув шею. Говорят, когда сын встретил его таким, полубезумным, дрожащим, то хотел тут же ворваться с войском в Перстень и убить всех шенов, и меня, и Железного господина и предать Бьяру огню. Отец попытался удержать его — и он чуть не зарезал отца. Но в дело вмешались слуги, и их разняли; не случилось ни убийства, ни войны.