Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 113

Не знаю, сколько бы так продолжалось, но однажды, перевязывая раны на голове неудачливого строителя, я почувствовал странный зуд. Это маска шевелилась под чуба! Ее быстрая, мелкая дрожь не была неприятной, но настойчиво требовала внимания. Неловко извинившись, я передал больного на попечение Рыбе, выскочил из длинного дома переселенцев и спрятался в тени за углом. Воровато оглядевшись, вытащил маску из-под ворота; она тут же перестала трястись, зато золоченые глаза Гаруды вдруг повернулись в орбитах и уставились на меня дырами зрачков. Деревянный клюв раскрылся широко, как у охотящегося козодоя, и произнес:

— Господин, прошу тебя немедленно вернуться наверх. Твое присутствие необходимо.

Сказав так, маска снова превратилась в кусок дерева. Быстро накинув ее на шею и запрятав под одежду, я вернулся к помощникам. Рыба заканчивала с перевязкой; Сален, по своему обыкновению, путался у нее под лапами. Отозвав в сторону Макару, я предупредил, что должен отлучиться по срочному делу и не вернусь сегодня к шанкха.

— Пусть передает привет Кхьюнг, — велел я, — и пусть забирает мои инструменты и запас лекарств. Ведь кто знает, когда я вернусь? Да и вернусь ли?..

— С тобой все в порядке? — спросила Макара, и ее чудны́е глаза от страха стали еще больше и ярче.

— Да, — отвечал я, не зная, правда это или ложь; девушка недоверчиво поджала губы, но не стала спорить.

Тяжкие мысли роились в голове, пока я брел подземельями, соединяющими город и небесный дворец, а потом поднимался вверх по тысяче ступеней. Все меньше чортенов освещало нутро Мизинца; все больше темноты подымалось со дна каменного колодца. Зачем меня призвали в Коготь? Неужели Железный господин прознал, о чем я говорил с его бывшим учеником? Если это так, то какая судьба ждет меня? Не стоит ли бежать вместо того, чтобы идти прямо в пасть к скорпиону?..

Но я не убежал.

После пары недель в дольнем мире коридоры Когтя поражали ослепительной, противоестественной белизной; я почувствовал себя будто лягушка, брошенная из илистого болота прямо в кувшин с молоком. Даже топтать пол грязными подошвами было совестно, поэтому прежде, чем явиться пред очи богов, я зашел к себе. Конечно, сейчас не было времени хорошенько отмыться и изгнать из шерсти вонь лекарств, прижиганий, крови, мочи и прочей грязи, налипшей на меня внизу, но я хотя бы почистил зубы, тщательно расчесал гриву (с некоторой опаской оглядев зубчики гребня на предмет вшей) и сменил одежду.

В саду никого не было; подумав, я поднялся выше и направился к трехгранным покоям на юге. И точно, все боги собрались там! Одного за другим я оглядел их — внимательно, будто видел впервые в жизни: вот Сиа, старый и седой, от выпуклого лба до кончиков пальцев усыпанный бурыми и желтыми пятнами; Нехбет, бледная и исхудавшая, с губами подрагивающими, как пара испуганных зайцев; Пундарика, равнодушный ко всему, не бодрствующий и не спящий; маленькая Падма, грызущая бодрящий корень так яростно, точно это тело ее врага; рядом с ней Камала — даже алая помада не скрывает синевы, расползающейся вокруг ее рта; чуть дальше Утпала — хмурый великан, то и дело касающийся бугристых шрамов на щеке, и Шаи, судя по сальным волосам и грязным туфлям, тоже только что вернувшийся в Коготь. Наконец, Селкет, Сияющая богиня: когда она наклоняет голову, ее зрачки вспыхивают красным, как два зеркала, обращенных к огню. И Ун-Нефер, Железный господин… Впрочем, на него я старался не смотреть.

Одно место сбоку от Сиа было свободно; как только я занял его, собрание началось. Сначала Железный господин обратился к Утпале:

— Расскажи всем то же, что и мне.

Тогда вороноголовый взял слово:

— Случилось то, чего мы ждали — и боялись — уже давно: теперь мы полностью отрезаны от южной страны. Вот уже пять лет, как Путь Стрелы стал непригоден для идущих по земле; два года, как птицы не могут перелететь через горы из-за снежных бурь. Но до последнего мне удавалось услышать голоса тех, кто на юге. Вчера не удалось.

— Может, это только временно? — робко спросила Нехбет; но Утпала покачал головой.

— Не думаю, что дальше станет лучше, — с чего бы?

— Ну и что такого, — хмыкнула Падма, вычищая плоским когтем застрявшие в зубах кусочки жвачки. — Подслушивать нехорошо.

Великан вздохнул и принялся объяснять терпеливо, как маленькому ребенку:

— Падма, там, как и здесь, наступают холода. Может быть, четыре великих реки еще не замерзли в руслах, но растения гибнут — и рис, и ячмень… Да что там, даже древние леса гниют на корню! Дикие звери выходят из нор и бродят по улицам городов, роясь в отбросах; между княжествами тут и там вспыхивают ссоры. В отличие от Олмо Лунгринг, южане не готовились к зиме, не делали запасов. Пока мы закончим Стену, их земли опустеют от голода или войн, и там уже некого будет спасать.

— Что ты предлагаешь? — медленно протянула Камала, почти не размыкая губ. Невольно я отметил бледность ее щек и испарину, блестящую на лбу; вороноголовой явно нездоровилось.

— Я… Я считаю, нужно поднять в воздух малую ладью — ту, что у нас осталась; и перевезти сюда столько южан, сколько получится.

Послышался легкий шорох — это все лха, кроме разве что Пундарики, повернулись к Железному господину; они ждали решения, но он прежде спросил:

— Нехбет, сколько еще переселенцев сможет прокормить Бьяру?

— Не знаю, — женщина вздрогнула, оглядываясь, и сжала в пальцах жесткую ткань подола. — Если считать тех, кто еще не пришел с окраин… Если они придут все… И мы не знаем, сколько лет поля еще будут давать урожай — двадцать? Десять? Меньше? Так что, если я скажу «пять тысяч душ» или «семь», это как гадать на узелках! И потом, как ты будешь выбирать, кому жить — а кому нет?

На несколько тягучих секунд молчание повисло в воздухе, но потом Эрлик ответил:

— Ты права — это не простой выбор. Но если приходится выбирать, то начнем с того, что нам все равно не добраться до каждой деревни. Многие спрятаны глубоко в лесах; даже с воздуха их непросто обнаружить. К тому же ладья давно обветшала; кто знает, на сколько полетов ее хватит? Поэтому разумнее сразу ограничиться восьмью городами, где живет больше десяти тысяч душ, — он повел ладонью перед собою, и прямо на полу проступила карта южной страны. — На западе это Анджана и Пундарика; Вамана на юге; Кумуда и Айравата на востоке; Пушпаданта, Сарвабхаума и Супратика на севере. Ну а дальше… Полагаю, следует забрать оттуда всех детей в возрасте до семи лет.

— Почему детей? — недоверчиво прищурившись, спросил Утпала. — Они ведь не смогут работать.

— Я думал, мы спасаем жизни, а не захватываем рабов.

Великан покраснел так, что его горящими ушами можно было бы подпалить курильницу, но все же выдавил:

— Ты сам говорил — чем быстрее Стена будет закончена, тем лучше.

— Это правда. Но Стена — это не только глина и щебенка, и сейчас для строительства важнее шены, чем камнетесы. Так что если согнать в Бьяру каждую женщину и каждого мужчину в мире, это мало поможет… Впрочем, если тебе нужны еще причины, их много: дети меньше едят; они не смогут убить или ограбить кого-то так же легко, как взрослые; хотя бы некоторое время они не будут плодиться, увеличивая количество голодных ртов. Ну а если через несколько лет приток переселенцев с окраин Олмо Лунгринг иссякнет, они, конечно, займут свое место у Стены. Но главная причина в том, что это дети; у взрослых есть хоть какая-то надежда пережить зиму, а у них — никакой.

Утпала из красного стал лиловым, будто спелая фига; его плоские зубы отчетливо скрипнули. Увы, я хорошо понимал и его стыд, и его тревогу! Тот выход, который предложил Железный господин, был не просто разумным — он был правильным; может быть, единственно правильным. Кажется, только испорченный, нечистый ум мог сомневаться и искать в нем подвох… Однако же именно этим я сам и занимался, и оттого на душе было тошно.

— Хорошо, но где разместить их всех? — почесав в затылке, спросил Сиа.

— Детей могут взять на призрение к княжескому дворцу или в лакханги. Тех, у кого есть способности, примет Перстень; их вырастят и воспитают по законам Олмо Лунгринг.