Якудза из другого мира. Трилогия (СИ) - Калинин Алексей - Страница 94

Я чуть не сказал, что «русские своих не бросают». Только в последний момент исправился:

– Якудза своих не бросают. Забирайся ко мне на закорки и постарайся не дергаться, когда будет очередная вспышка. Иначе могу не удержаться…

– Брось меня.

– Я тебе сейчас с локтя заряжу, малой! Тело в бессознанке тащить будет легче. Или так, или так – выбирай!

Киоси вздохнул и нащупал мои плечи. Он забрался на спину, а я подхватил его под ноги. Да уж, не вес боевой нагрузки, но тоже ничего. Теперь я отвечаю за двоих и думать тоже должен за двоих.

– Держись крепче, малой!

Я прыгнул на первый камень. Поймал равновесие и судорогу боли. Они пришли почти одновременно. И вместе с пришедшей болью дернулся на спине Киоси.

– Терпи! Я сказал – терпи! – выкрикнул я.

Крикнул скорее себе, чем Киоси. И этот выплеск эмоций в самом деле облегчил приступ. Следующий прыжок прошел легче.

– Киоси! А ну повторяй за мной! И повторяй громче, чтобы все рыбы в округе слышали наш рев! Так будет легче! – гаркнул я.

– Давай! – проорал Киоси мне в ухо.

– Стих Владимира Орлова!

– Стих Влатимира Орвлова!

Понятно, не совсем привычны русские имена для японского языка.

– Я узнал, что у меня! – выкрикнул и прыгнул на новый камень.

– Я узнал, что у меня! – заголосил Киоси.

– Есть огромная семья!

Новый прыжок и новый рев на ухо:

– Есть огромная семья!

– И тропинка, и лесок!

– И тропинка, и лесок!

– В поле каждый колосок!..

Я прыгал и орал, что было мочи. Киоси орал мне на ухо тоже изо всех сил. Такой вот орущей бригадой мы продвигались с камня на камень. Я словно видел, как звуковая волна отражалась от камней и прилетала обратно. Я как будто стал летучей мышью, только вместо ультразвука использовал стих поэта. И звук возвращался, обозначая новый камень!

Он был словно вспышки молнии, когда мы бежали с полной боевой нагрузкой по ночному лесу. За краткий миг я успевал «сфотографировать» новую преграду и обежать её. Так и тут – я кричал и запоминал, откуда приходит звук. Я был одним целым со своим телом. И оно отзывалось на мои приказания. Даже правая нога не беспокоила, позабыв про перелом.

Я двигался, как хорошо отрегулированная машина. Орал и двигался. Только вперед. Только вперед! Только вперед!!!

Мы повалились с Киоси на песок в тот момент, когда особенно сильная вспышка боли заставила скрючиться в позу эмбриона.

– Вы молодцы, – раздался рядом сухой голос Норобу. – И почему вас всегда нужно заставлять болью?

После этого последовали два легких прикосновения к шее и боль исчезла. Вот только что она была, скручивала наши тела в бараний рог, а в следующий миг испарилась, как мука под дуновением сильного ветра.

– Чего развалились? Вставайте. Рыба готова, – проговорил сэнсэй.

– Да нам и тут хорошо, – ответил я, стягивая повязку. – Лежишь себе, смотришь на звезды и думаешь, что где‑то там наверху все добрые и беззаботные. И никто не убивает своих учеников, лишь бы их научить прыгать по камешкам…

– Ох, кто‑то сейчас договорится и снова отправится по «дороге мокрых камней», – сощурился сэнсэй.

– Всё, молчу, характер мягкий, – тут же поднял я ладони вверх. – Но скажи, надо было доводить до такой крайности? Киоси бы не смог вернуться обратно…

Сэнсэй помолчал немного, а потом протянул мне руку. Помог мне подняться. Киоси уже сидел у костра и уплетал вовсю жареную рыбеху. Даже не подождал меня… боевой товарищ.

– До крайности, говоришь… А между тем Киоси прыгал без повязки и без боли в груди. Я лишь обозначил ему удар, но не провел до конца. Потом шепнул, как всё нужно сделать, когда ты отправился прыгать по камням. Всё было направлено на тебя. Ты должен был прийти в соглашение со своим телом. И ты нашел его. «Дорога мокрых камней» как раз и направлена на это – на полное единение души и тела. Так ниндзя достигали совершенства… К тому же ещё и товарища не бросил. Эх, видел бы ты, как он скалился, когда ты прыгал обратно… Кстати, научишь стишку?

– Киоси, – с укоризной сказал я. – Ну как так‑то?

– А я чего? Это учитель так сказал, – проныл тануки, а потом протянул мне веточку с рыбой и виновато улыбнулся. – Будешь? Я самую вкусную тебе оставил.

Я только покачал головой и взял ветку. Киоси не обманул, рыба и в самом деле была самой вкусной.

До финального этапа «Черного Кумитэ» оставалась всего неделя. Говорят, что перед смертью не надышишься, но я стремился надышаться вволю. Оторваться от души и подчистить все косяки, которые ещё могли висеть.

Да, Сэтору Мацуда не появлялся на уроках. Говорили, что он лежал дома и усиленно поправлялся от моего удара. Когда так говорили, то выразительно смотрели на меня. Я не менее выразительно смотрел в ответ и даже чуточку поднимал губу, демонстрируя правый клык. После этой демонстрации выразительные взгляды пропадали. От меня отворачивались и переводили разговоры на более нейтральные темы.

Зато мы помирились с Кацуми. Конечно же я выдержал характер и не пошел первым мириться, ведь, как говорил незабвенный классик: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей!»

Она сама подошла. Вот так вот встала на большой перемене и подошла. В руках держала два бэнто. Один она протянула мне и взглянула так жалостливо, что сердце дрогнуло бы даже у бетонного столба.

Но я столбом не был, поэтому взял коробочку с едой и поставил на стол. Ответил на первый шаг к примирению. Снова жалостливый взгляд и челка упала на правый глаз. Я смотрел перед собой. Не открывал коробочку.

– Изаму‑кун, мне всё рассказал Акира…

– Зря.

– Чего «зря»? Из‑за этого мерзкого Сэтору всё так получилось. Почему ты сам не подошел? Почему ничего не объяснил?

Я молчал. Всё также смотрел перед собой немигающим взглядом. Сейчас мне нужно было изобразить героя, который много страдал, но у него доброе сердце и в конце концов он поймет и простит. Заодно надо выдержать паузу, чтобы не попасться на манипуляцию перекладывания вины.

О да, женщины этой техникой владеют в совершенстве. И я порой восхищался соседкой по дому Кларой Захаровой, которая могла косячить по‑черному, но переворачивать всё так, что виноватым оставался муж. Семен Захаров тоже был не из робкого десятка, мог запросто выйти на драку один против пятерых, но вот перед женой почему‑то был бессилен.

И как у меня упала челюсть, когда эвакуатор привез разбитую машину Захаровых во двор, а Клара напустилась на Семена, что это он виноват – не поехал вместе с ней за покупками. Тот был в ярости – их ругань слушал через стенки и двери весь дом, но в конце концов через два часа свидетели этой грязной манипуляции увидели, как Семен протащил через двор букет цветов. И ведь не слабак, директор фирмы, но… перед техниками суженой не мог устоять. Возможно, любил…

– Изаму? – не выдержала паузу Кацуми.

– Присаживайся. Я хочу попробовать, не пересолен ли рис от твоих слез.

– Я бы ещё мышьяка добавила, если бы знала, что ты так будешь рожу корчить, – насупилась Кацуми.

– Я ведь могу сказать, что не очень голоден…

– Да ладно‑ладно, чего ты сразу? Ну пошутила я. Пошутила. Угощайся – я сама готовила.

Если и дальше продолжать ломать комедию, то она вызовет только раздражение. Поэтому я взял палочки‑хаси и поддел кусочек мяса.

Мммм, какая же вкуснотища! Чуть язык не проглотил вместе с кусочком мяса в сладко‑соленом соусе. Но показывать этого не стоило. Надо было кивнуть и чуточку улыбнуться.

– Есть можно.

Какая же улыбка расплылась на лице Кацуми. Она тут же открыла свой бэнто и начала уплетать за обе щеки. Попутно делилась последними известиями.

– Я ведь тогда в самом деле очень сильно расстроилась… Ой, прости, чего это я? Мы же забыли тот случай, правда?

– Забыли, – кивнул я с видом самоотверженного рыцаря, отпихивающего надоедливого дракона. – Но, я надеюсь, мы оба не забудем урок, который получили?