Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 58

— Прости меня, — опустился он на колени перед ней прямо в грязь. — Прости, что я так мелок, так жалок, что мне так много времени потребовалось это понять: я не могу без тебя, Марин. Не могу.

— Прости, — опустилась она на колени рядом, — что я тоже в тебе сомневалась. Что дрогнула. Что была так упряма. Что дала тебе это время.

— Ты ни в чём не виновата. Это я не сдержал своё слово, а ведь обещал разделить с тобой всё. Прости!

— Я простила, — вытерла она воду с его лица и улыбнулась. — Один умный человек как-то сказал, что не все данные себе обещания надо выполнять. И я с ним согласна.

Марина вздрогнула.

— Я же говорил, замёрзнешь, — прижал он её к себе.

И знал, что уже не отпустит. Ни за что. Никогда.

Он встал, подхватил её на руки и прижал к машине.

Грохотал гром. Бесновалась гроза.

Но он уже не чувствовал ничего, кроме её губ, мокрых, холодных, желанных. Ни грохота. Ни холода. Ни дождя. Хотя нет, чувствовал, когда её ледяные руки забрались под промокшую насквозь рубашку, чувствовал, что больше не может молчать.

— Мы вместе, Марин. Вместе. Я так люблю тебя.

— И я люблю тебя, Ром. И я тебя.

Она обхватила руками его шею. Впилась в губы.



И словно провернула клинок, что вошёл в грудь по самую рукоятку, и вытащить его уже было нельзя.

И только потом, когда дрожащую, но уже вовсе не от холода, он отнёс её на заднее сиденье, и почти умер, ощутив насколько они единое целое: он и она, Марина блаженно выдохнула на его плече и сказала:

— Ты лучше, чем о себе думаешь. Уверяю тебя.

Но Роман и примерно не представлял, о чём она говорит.

Он понял это только на суде.

Туманов нервно расхаживал по пустому залу.

— Ты уверен, что не хочешь изменить своё решение? Всё же побороться?

— С кем? За что? — хмыкнул Роман и закрылся ладошками от Дианки. Пока ждали Марину с адвокатом, они играли с малышкой в «ку-ку». Правда кукукал только Гомельский, хитрая девочка просто хваталась его за пальцы, убирала от лица руки и радовалась, что его нашла.

— Ну, как знаешь, — выдохнул Туманов совершенно не расстроенно, даже с облегчением. — Я сделал всё, что мог и не мог. Но по секрету, между нами, просто счастлив, что ты принял именно такое решение. Думаю, оно единственно правильное. Чёрт, никогда не думал, что буду проигрывать и первый раз в жизни наслаждаться этим.

— То ли ещё будет, — улыбнулся Роман. — Но вряд ли когда-то у тебя снова будет такой соперник. Ты даже не представляешь себе истинный масштаб её личности. Как женщины, как матери, как человека.

— Ну почему же, — усмехнулся Туманов. — Боюсь, я-то как раз представляю, раз проигрываю с удовольствием. А вот ты мужайся. У тебя ещё всё впереди. Тебя она ещё не раз поразит.

И как в воду глядел.

— Ну что, господин Туманов? — посмотрела на него поверх очков судья. — Готов результат вашего теста?

— Ваша честь, — о чём-то пошептавшись с Мариной, встала её адвокат до того, как Туманов ответил. — Вы позволите?

Молча выслушав Дороганову, судья даже сняла очки, потёрла переносицу, покачала головой, а потом только сказала, обратившись к истцу:

— Вы уверены, Марина Вячеславовна?

— Да, ваша честь, — встала Марина и улыбнулась Роме с Дианкой.

— То есть вы добровольно отказываетесь от ребёнка?

— Ни за что и никогда, — упрямо подняла она голову. — Я оставляю свою дочь в самых надёжных руках на свете — руках её отца.



Ветер поднимал мелкие барашки волн. Но величественная белоснежная яхта даже не покачивалась. Очередная гавань была слишком маленькая, чтобы их принять, но Марине больше нравилось дрейфовать в одиночестве недалеко от берега, чем толкаться рядом с другими судёнышками.

Она посмотрела на черепичные крыши вдали, венчающие игрушечные домики и прижала руки к животу.

Была ли она когда-нибудь более счастлива? Наверно, нет.

Он дал ей так много. Она любила, она любима, она нашла свою девочку. И она беременна от него.

Но в тот день, когда Диана заболела, а Роман примчался их обеих спасать, Марина поняла, что бывает и нечто больше, чем истина, важнее, чем справедливость, и сильнее чем любовь. А когда растерянная от удивления гинеколог сказала, что Марина беременна, только сильнее убедилась в этом.

Она легко приняла это решение — оставить Диану отцу.

Потому что это было ценнее правды, выше справедливости, безумнее, чем любовь — материнская любовь, способная на всё, ради блага своего ребёнка, и высочайшая степень доверия тому, кто был бесспорно её достоин.

Ошиблась ли она?

— Марина Вячеславна, — прозвучал рядом голос капитана, — воздушное судно запрашивает разрешение на посадку.

— Подтвердите разрешение, — улыбнулась Марина. Нет, не ошиблась. Нельзя загонять людей в угол. Надо давать им возможность самим принимать решения. И подняв голову, увидела его в небе, этот похожий на птичку, вертолёт, что завис в воздухе, ожидая решения от неё.

— Ты же не надеялась, что тебе удастся от нас сбежать? — когда лопасти перестали вертеться, а ветер, что они поднимали, прекратил прижимать Марину к леерам, выпрыгнул из кабины Роман с Дианкой на руках.

— Честно говоря, надеялась. Что ты мне этого не позволишь, — обняла их обоих Марина.

— Ни за что и никогда, родная моя, — прижал её к себе Роман.

Им столько всего нужно было сказать друг другу. О прошлом, настоящем и будущем. Но сейчас, когда они были рядом, когда можно было просто уткнуться в его грудь, хотелось молчать.

Правда, не получилось.

— Кось-мар, — потянула её за волосы Дианка.

Марина удивлённо подняла голову.

— Кстати, главная новость — наше первое слово, — улыбнулся Роман, освобождая прядь из цепкой детской руки. — Кошмар.

— Кошмар? — с восторгом взяла Марина на руки дочь. — И ведь, ты подумай, ко всему подходит. Какая ты умная, девочка моя.

— Вся в мать, — наклонился к ней Роман.

— Зато красивая она в отца, — потрепала за упрямый маленький подбородок Марина. — Диана Романовна Гомельская.

И уже потом, после первых дней волнения и неловкости, после радостной суеты и безумных ночей, где поздние ужины плавно перетекали в ранние завтраки, а от цветов, что Роман привозил ей на каждой стоянке, было не пройти, они, наконец, расположились на мягком диване на одной из верхних палуб, чтобы поговорить.

Диана уснула, раскинувшись на мягких подушках. А Роман разложил на столе большую карту.

— Наш маршрут, — показал он на красную ломаную линию, проведённую по красочной, наглядной карте.

— Подозреваю, ты заранее запросил его у капитана.

— Конечно, — улыбнулся Роман. — Клянусь, ничего не менял, просто сделал небольшую настольную игру. — И в подтверждение высыпал на край из пакетика цветные фишки и склонил голову. — Итак, здесь у нас что?

— Милан, — улыбнулась Марина.

— Точно, — он порылся в папке, которой придавил край карты и положил под голубую фишку, что поставил на Милан, билеты. — Ла Скала. Пучини «Джанни Скикки» в постановке Вуди Аллена.

— Волшебно.

— Но не буду скрывать, у меня в Милане будут дела, поэтому немного из-за них собьёмся с твоего графика. Придётся, конечно, летать, всё же двести километров от побережья.

— Для этого у нас есть вертолётная площадка.

— Или можем на все эти дни остановиться в городе.

— Тогда снимем гостиницу, а на верфи в Генуе как раз устранят неполадки, и переделают то, что ты хотел здесь поменять.

— Отлично, — улыбнулся Роман. — Дальше Специя, там есть чудный ресторанчик, в который я тебя обязательно свожу. Пиза, то есть Ливорно, сама знаешь, там есть что посмотреть.

— Потом Флоренция, — передвинула Марина вглубь Апеннинского полуострова его пальцы, держащие новую фишку.

— Однозначно. И я хотел сначала сделать тебе предложение в Париже. Но это сейчас такой моветон. Там будет жарко, людно. А раз уж ты решила двигаться вдоль западного Лигурийского побережья, в Тоскане я нашёл один сказочный уголок.