Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 57

Как Маринка прониклась к Моржову, которого Роман то презирал, то любил, но вот до сих пор дружил с ним, с самого института. Так и он проникся к Туманову потому, что тот был единственным, кого в своё время выбрала Марина. Значит, было за что. И это он в нём ценил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не будем мы устраивать никаких спектаклей, Алексей. Побереги свою лицензию.

— Ты знаешь сколько раз меня стращали тем, что её отберут? Вот ровно столько, сколько дел я вёл, — хохотнул он. — Так что ты за меня не беспокойся.

— И не собирался, — улыбнулся Роман. — Скажу иначе. Учись проигрывать, Лёш! Я не только запросил эти образцы с Израильской клиники, но уже даже получил и собственноручно уничтожил. Все шесть.

Вот на этой громкой ноте, которой взвыл Туманов, Роман и закончил разговор, сверился с адресом, что дал ему Вагнер.

А когда увидел машину Моржова, понял, что действительно на месте.

Сказочно пахло цветущей сиренью и костром. По ухоженному аккуратному дворику бегал персиковый щенок. И белобрысый мальчишка лет пяти, увидев гостя, бросился к взрослым, с криком:

— Мама, мама, там какой-то дядя.

Сердце застыло, затихло, замерло. И вновь пошло, когда Марина повернулась и удивилась. Удивилась радостно, словно зажглась, вспыхнула, засияла и пошла ему навстречу.

— Прости, что без приглашения, — всматриваясь в её потрясающие глаза, сейчас серо-сапфировые, как же хотел он её обнять, прижать к себе и наконец, с облегчением выдохнуть. Но, конечно, сейчас он этого не сделал.

— Тебе не нужно приглашения, — улыбнулась она. — Все свои.

Свои. Как же много было всего для Романа в этом слове. Как же тронут он был тем, что и правда оказался здесь своим.

— Я хочу поднять тост, — привлекла внимание где-то посреди застолья под пышно цветущей черёмухой Зойкина мама, — за Марининого отца. Уж простите за эту лёгкую грусть, но все мы, наверно, по нему скучаем. Я так каждый день, глядя на этот дом, что он помогал нам строить.

— Я каждый раз, когда иду на работу, — поправил очки Вагнер. — Если бы он меня тогда не взял…

— Да брось, Гриш, мы бы потеряли больше, — толкнула его плечом Марина.

— Ты же писарем у него работал, когда был в армии? — спросила Зойка.

— Ну, скажешь тоже писарем, — хмыкнула жена Вагнера Юля. — Он компьютеры чинил при штабе округа. Потом бухгалтерию там устанавливал, программы всякие им писал. А потом всё, отслужил.

— А встретился отцу снова, когда мы как раз свой первый склад сняли и штат набирали, — улыбнулась Марина. — И Вагнер такой лохматый, худой, нескладный, в очках.

— В общем, я вижу с тех пор не много изменилось, — улыбнулся Моржов.

— Точно, — выставив вверх палец, улыбнулась ему Зойка.

— Да уж. Как вспомню! Денег нет, работы нет, жена беременна, двойней, — почесал макушку Вагнер.

— А у нас только-только стало получаться. Машину купили товар возить, ну про склад я уже сказала.

— Ром, а ты знал, что её отец квартиру продал, чтобы Маринке на фирму деньги дать? — спросила Зойка.

— Нет, — покачал головой Роман. — Но я его понимаю. Я бы тоже продал, — улыбнулся он.

— Настолько веришь в неё? — вздёрнула идеальные брови Зойка.

— Только в неё и верю, — улыбнулся Роман.

— Дядь Ром, — вклинился между ним и Моржовым Андрюша и показал пальцами: — Настолько?

— Нет, во-о-от настолько, — развёл Роман его руки в стороны.

— Так пусть нас в жизни окружаю только те люди, что в нас верят, — улыбнулась Нина Ивановна. — За Марининого отца! За человека, благодаря которому у нас есть Маринка, эта большая семья и маленькая дачная традиция.

Так и сидели. Дружно, весело, по-семейному. Слушали чужие истории. Рассказывали свои.

Близнецы Вагнеров унеслись кататься на велосипедах. Юля пошла укладывать младшую дочь. Моржов с маленьким Андрюшей дрессировали щенка. Да так слаженно у них получалось, что Нина Ивановна всплеснула руками, повернувшись к Гомельскому.

— А вы свою дочурку чего не взяли?

— В следующий раз обязательно возьмём, — не дрогнув, подал он Марине руку, ладонью вверх. И она вложила в неё свою, но всего на пару секунд, и улыбнулась:

— Обязательно.

И больше он не посмел к ней прикоснуться. Ни когда они качались на маленьких садовых качелях, ни когда сидели за столом, ни когда она водила его на экскурсию по грядкам. Но это ничего не меняло. Не было в его жизни экскурсии интересней. И поездки лучше. И дня прекрасней. Хотя к вечеру небо и затянуло тучами.

— Роман, может, останетесь? — уговаривал его Зойкин папа, когда Вагнеры уже уехали, а они всё топтались у машины и никак не могли расстаться с хозяевами.

— Папа, да успеешь ты со своим столбом в погребе, — покачала головой Зойка. — Всё бы тебе кого-нибудь озадачить.



— Лев Константинович, давайте я завтра приеду и помогу, — предложил Моржов.

— Да, Лев Константинович, он рукастый, подтверждаю, — кивнула Марина.

— А чего ездить тогда, оставайся, — предложила Зойка и смутилась.

— Дядь Миш, дядь Миш, оставайтесь, — вцепился в его ногу Андрюша. — А завтра на речку сходим. Знаете, у нас тут какая речка?

Роман молча похлопал Моржова по плечу, а потом выхватил у Маринки ключи.

— Э! — оглянулась она.

— Я за рулём, — приглашающе мотнул он головой, открывая дверь её машины.

Все высыпали на дорогу махать им вслед. И персиковый щенок громко лаял, пока они не скрылись за поворотом.

Старенький джип рычал и гудел, несясь по просёлочной дороге, выбрасывая из-под колёс гравий и поднимая клубы пыли.

— Ром, не гони. Пожалей мою дряхлую лошадку, — как-то уютно, словно всегда сидела рядом с ним, устроилась на сиденье Марина.

— Подозреваю, она дорога тебе как память?

— Да, об отце. Квартиру он продал, а вот джип нет. Вот с тех пор как он умер, три года назад, я на его раритете и езжу. Ты прости за эти неловкие моменты. Я уж не стала всем объяснять врозь мы или вместе.

— А мы вместе или врозь? — он склонил голову. Сердце защемило.

От боли и восторга. Она же сталь! Высокой выделки. Исключительной твёрдости. Потрясающей чистоты. Нержавеющая. Благородная. Редкая. Хрупкая. И в его груди.

— Тебе решать, — ещё успела сказать Марина, когда раздался хлопок.

Управление Роман не потерял, вцепился в руль, хотя машину резко потянуло вправо. Он даже успел порадоваться, что не Маринка за рулём. Она бы по гравийке не вытянула, ушли бы в кювет. Под характерный звук шлёпающей по дороге пустой покрышки машина затормозила у самой обочины.

— О, чёрт! — первой вышла Марина. И посмотрев на спущенное колесо, подняла голову вверх. — Сейчас ещё и ливанёт.

— Запаска, надеюсь, есть? — Роман открыл багажник и почему-то улыбнулся.

Достал крышку. Вытащил запасное колесо.

Первый капли упали, когда он только ставил домкрат.

— Прости, зонта нет, — пыталась Марина держать над ним куртку, когда он откручивал гайки, но куда там, под таким дождём за пару минут они оба уже промокли насквозь.

— Не сахарный, не растаю, — вытер Роман с лица воду, скидывая со ступицы колесо. — Марин, садись в машину, не мокни.

— Нет, — покачала она головой. Потрясающая. Невозможная. Его.

— Иди, говорю. Замёрзнешь, — разогнулся он и, всматриваясь в её глаза, обнял запястьями, чтобы не испачкать. И ещё не осознал, не понял, не осмыслил, но безошибочно считал, угадал, почувствовал: только что изменилось всё.

— Я останусь, — снова упрямо покачала она головой.

Они оба были грязные, мокрые, и Марину заметно потрясывало от холода, но она так и не ушла. Подавала ему брошенные на землю гайки. И он затягивал последнюю, когда ощущение, что она будет рядом всегда, каждый миг и всю жизнь, заполнило его, как этот дождь канавы, до самых краёв.

Он вытер руки, захлопнул дверь.

— У тебя грязь, — Марина потянулась к его лицу, но в тот момент, когда его коснулась, и сорвало гайки.