Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 52

— И слава богу! — похлопала Марина подругу по руке. — Всё и так слишком сложно. Если бы там ещё нянькой была ты. Он меня, наверно, и так никогда не простит.

— За что? За то, что у тебя забрали ребёнка? За твоё горе? За год в аду? За безнадёгу и отчаяние? За всё то, что ты пережила?

— За то, что молчала. Он думает, что я была с ним только ради Дианки.

— Да пусть он думает, что хочет. Не ты ему навязывалась, он тебе прохода не давал. Конечно, ему сейчас тяжело, узнать такое врагу не пожелаешь, но надеюсь, он всё же не идиот. Разберётся. Ты сама как?

Марина пожала плечами.

— Странно. Но хорошо. И как-то правильно. Словно что-то наладилось. А что-то закончилось. И появилось другое. Более важное.

— Ты переехала в старую квартиру? — поставила Зойка перед Мариной кружку.

— Угу, — кивнула та, сдув пенку, сделал глоток. — Отдраила её собственными руками. Всё перестирала, перемыла. Всё из чего Дианка выросла, выкинула. И странное чувство, словно жду её откуда-то с каникул, с отдыха, от бабушки.

— От дедушки, — засмеялась Зойка. — Как ты будешь растить её одна и работать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Никак, — пожала плечами Марина.

— В смысле никак?

— В смысле не буду работать.

— А фирма?

— Ты знаешь, её у меня сейчас технично отжимают. И мне бы надо как-то за неё, наверно, побороться. А я понимаю, что мне плевать.

— Марин, да ты чо, это же… — Зойка беспомощно помахала в воздухе руками, потому что в этом месте явно просился мат. — Кароче, абзац какой бизнес.

— После того как потеряешь ребёнка, понимаешь, что вообще не абзац. Я забыла, когда это было, чтобы я не работала как проклятая. Когда ложилась раньше полуночи и не подскакивала в пять. Потому что сроки, договора, отчёты, встречи. Потому что всё время от меня чего-то требуют, ждут и хотят. Ждут указаний и распоряжений, требуют оригинальных идей и волевых решений, хотят стратегических задач и тактической гибкости, силы, выносливости, храбрости. А я не конь Будённого, я устала воевать. У меня чувство, что я резко выросла как Диана из всех ненадёванных штанишек. Но мне их не жалко. Мы купим новые и будем вырастать из них.

— Да ты, мать, женщина теперь что ли? Нет, погоди, — многозначительно подняла Зойка палец. — Да ты, мать, не просто женщина, ты, мать — мать!

Они чокнулись толстостенными кружками и выпили.

— А Гомельский? — прищурилась Зойка.

Марина вздохнула.

— Порой мне страшно, что мы могли бы не встретиться. Страшно, что получи я этот анализ чуть раньше, и никогда бы его другим, не таким как сейчас, не узнала.

— А того, что ты никогда бы не узнала, что твоя девочка жива, не страшно? Что, если бы ты не прислушалась к своей интуиции, не проявила настойчивость и упорство, то не только Гомельского, правду никогда могла бы не узнать.

— Рано или поздно правда всё равно вылезла бы наружу. Или он бы засомневался, или Лиза не выдержала. Они кстати, нашли такие разные источники информации, когда стали искать. Лиза допыталась у охранника. Целый день, говорит, потом, заикалась, — усмехнулась Марина, — и устала с ним в его подсобке бухать. А Гомельский, походу, очаровал санитарку.

— Ну ты у нас известная пацифистка, — понимающе кивнула Зойка, — а он никого не хочет из того роддома покарать?

— А там уже кого карать? Только врача. Да и про неё Елизавета узнала, что там всё плохо. Одиночество. Озлобленность. Пустота. Недавно прободная язва желудка. Но она ведь тоже не выдержала, та врач, приезжала. Тоже хотела покаяться, мне правду рассказать.

— А чего к тебе? — зло фыркнула Зойка. — Чего не к Лизке? Чего они все к тебе пёрлись? Перед тобой только чувствовали себя виноватыми? Или их дело было груз с души снять, а ты сама уже с той семьёй, где твоя девочка растёт, разруливай?

Марина только пожала в ответ плечами. Ей, если честно, не хотелось даже вспоминать, да и думать об этом категорически не хотелось.

— А ещё мне знаешь, что интересно, — захрустела солёным сухариком Зойка. — Когда Гомельский узнал, что есть настоящая мать у его ребёнка, он стал её искать?

— Зой, есть очень много гипотетических ситуаций, но пока ты в неё не попадёшь, пока не случится, наверняка не знаешь, как ты на самом деле поступишь, — глотнула Марина пива. — И даже если думаешь: да вот я, да вот если, да ни за что. Да вот — хрен! До последнего не знаешь, что на самом деле сделаешь. Так что нет смысла это даже обсуждать.

— Твоя правда, — вздохнула с ней в унисон Зойка. — Вон у одного в браке скоро родится четвёртый ребёнок. А другой встретил женщину и уже разведён.

Марина улыбнулась. И это было такое восхитительное чувство, когда рядом человек, которому не нужно ничего пояснять.

Принесли Зойкины Мюнхенские: пиво и колбаски. А Марине к Пильснеру — куриные крылышки. Марина вспомнила, что ела, кажется, вчера, но только откусила и извазюкалась, как раздался телефонный звонок.

Пришлось отложить, срочно облизывая пальцы.

— Здравствуйте, Тамар Пална, — удивилась Марина, услышав гинеколога.

— Мариночка, ты прости, если отвлекаю. И может, это, конечно, неважно, но мне показалось странным, потому я решила тебя набрать. Твой репродуктолог звонила мне по работе, но между делом сказала, что кто-то очень интересовался твоим донором. Запрашивали чуть ли не с высших инстанций. Так что они в клинике информацию не могли не дать.

— Ясно. Спасибо, Тамар Пална, — хлопала глазами Марина.

— Ты там у меня как? Менструация была? Таблетки начала пить?

Менструация, таблетки. Господи, всё это было словно в прошлой жизни.

— Нет, Тамар Пална, — не стала врать Марина.

— Да что ж такое! Ну-ка ты давай-ка приходи на приём.

— Хорошо. Запишусь. Спасибо, Тама Пална, — и попрощалась.



Но первым делом Марина полезла не за телефоном регистратуры, а на сайт банка спермы.

— Твою мать! — выругалась она так, что с соседнего столика оглянулись.

— Марин? — изучала её из-под нахмуренных бровей Зойка.

— Сука! Я, кажется, знаю какие аргументы будут у Туманова. Кто-то купил последнюю порцию спермы моего донора. Они сдадут её на анализ ДНК под именем Гомельского. И будут утверждать, что Гомельский — Дианкин биологический отец.

Наверное, было странно идти на заседание чужого суда. Но там тоже решалась судьба её малышки. И как суд пройдёт и чем закончится, Марина точно хотела знать. А ещё — посмотреть в глаза тому «биологическому отцу» и его адвокату. Неужели им хватит наглости такое утверждать?

В вестибюле здания было людно, оживлённо, шумно и на удивление радостно.

Дружески похлопывали друг друга по плечам юристы. Беззаботно болтали посетители. Вокруг Марины беспечно обсуждались последние новости, вспоминались анекдоты, рассказывались байки. Словно все стояли в фойе театра перед началом комедии. И перед началом действа, приятно воодушевлённые, предвкушали триумф какой-нибудь примы.

Дороганов, загорелый, худой, элегантный, в сером костюме при чёрной рубашке, беззастенчиво ржал громче Туманова. Упитанный адвокат Мурзиной в их приятной компании, расстегнув пиджак и поблёскивая золотыми зубами, настолько расслабил пивное брюхо, что рубашка на нём натянулась, а пуговицы грозились поотлетать. А сама Мурзина, стоя рядом с мужем, ну ни дать ни взять чувствовала себя той самой примой, что сейчас одной левой будет покорять эти подмостки.

И только Оксана Дороганова, давала Марине последние инструкции.

— Что бы там ни происходило, тебе никак не нужно на это реагировать. Это цирк с клоунами, где всё зависит от того, у кого шутки веселей, а яйца крепче. Наша задача выглядеть как можно безобиднее. Их — как можно меньше выставить аргументов, которые мы своей задержкой с иском вынудили их предъявить. Но что бы там ни говорили, помни, это — юристы, правда для них, как подлинные пролетарии или как там было у вождя революции, фабричные рабочие, отсутствует как класс.