Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 60

Лицо девицы расплылось в довольной и плотоядной улыбке.

— А вот в том самом. Вот здесь…– она мягко стукнула его пальцем по лбу, — и вот тут, — рука Лили с ловкостью горностая на охоте нырнула под ремень его брюк. — Господи, ты бы только знал, как он мне надоел… — приглушенным, чувственным шепотом затараторила она, не давая Сёрэну опомниться. — Он на сессиях классный… реально мастер… Но он меня так достал… Мне просто жить негде… денег нет снимать, а иначе я к нему только в студию ходила бы… моделью… В жизни он совсем не такой, какого он с твоим отцом изображает. Зануда старый, страшный… Господи, ты такой очаровательный… Мне прямо расплакаться охота, такой ты милый… Я тебе нравлюсь? — спросила она, наглаживая его грудь левой рукой, а правой искусно шаря в боксерах.

— Да, — словно сам не свой, ответил Сёрэн, не зная даже, что имеет ввиду. Накрашена она была так себе, одежда у Лили была дешевая и подобрана без особого вкуса, за столом она не проронила ни слова, поэтому Сёрэн не знал, нравились ли ему ее мысли. От нее вкусно пахло. Очень. Почти до одури. Каким-то экстрактом трав, а дыхание — пивом и яблоком.

Сёрэн схватил Лили за плечи, развернул и прижал всем телом к стене. И понял, что не знает, что делать. Вернее сказать, умом он прекрасно представлял, что сейчас надо нежно поцеловать в губы, пока без языка, потом отстраниться на пару мгновений и взглянуть в глаза, потом опустить взгляд и оставить губы на полминуты без внимания, чтобы они могли остыть и в то же время снова раскалиться желанием. А в это время он должен ласкать шею и горло… Господина. Собрать всю слюну и проглотить, осушить язык, чтобы он был бархатистый, но не мокрый, потому что не каждому господину нравится чувствовать на себе слюну питомца и уж точно не с самого начала прелюдии, когда он еще не привык к мальчику. Ладонями трогать нельзя. Только если сам прикажет, но и тогда распускать руки категорически запрещено. Только нежно, только кончиками пальцев, только несмело и всегда заглядывая в глаза, как бы прося подтверждения, что дозволено продолжать. Сам же питомец в объятьях господина должен быть податлив, как воск, из которого господин будет моделировать себе куклу для наслаждения…

Сёрэн рванулся снова и сильнее сжал Лили в руках, пригвождая ее к стене. Он не желал делать то, что умел делать. Его все достало. Лили хотелось раздавить, как гусеницу, растерзать…но так, чтобы никому не было больно. Как это сделать? Если бы Сёрэн был одноклеточной инфузорией-туфелькой, он бы поглотил Лили пищеварительной вакуолью, заключил ее в себе, обернулся бы вокруг нее со всей силой, пронизал бы ее всю насквозь мягчайшими нитями протоплазмы. Он хотел ее сожрать, узнать ее настолько близко, насколько возможно, разобрав по молекулам. Кто она? Что она? Почему она? Зачем она? Словами это не объяснить. Ведь про Энкиду и Шахмат так и было сказано, что Энкиду «познал» жрицу… много раз познал. Семь дней он ее познавал день и ночь. А когда Сёрэн спросил у госпожи Лизбет, что это значит, она рассмеялась, потом чуть смутилась и объяснила, что это они так занимались сексом в древней Месопотамии — познавая. Энкиду познал женщину и перестал быть диким, сделался ручным, научился есть хлеб и носить одежду. А Сёрэн совершенно ручной, хлеб он, правда, почти не ест, но одежду точно носит. Однако он сейчас чувствовал, как просыпается в нем необузданная дикость. Он тряхнул Лили в третий раз, жадно припадая к ее черным напомаженным губам, обнаруживая под топиком две замечательные выпуклые груди с проколотыми сосками, и они были невероятно вкусными — ему почти казалось, что он поедает их, сжимая в руках. Они были гораздо лучше, чем мужские. А Лили с такой же алчностью облизывала его, задирала рубашку и трогала мускулы дрожащими от восхищения пальцами, словно сорвала замок с сундука, доверху наполненного сокровищами. Затем она начала стягивать с Сёрэна брюки.

— У меня нет презервативов…– прошептал Сёрэн ей в губы.

— Ладно, ты, вроде, с виду чистенький, хотя и самый настоящий засранец… Для отца притворяешься? А так не боись, я таблетки принимаю…– хриплым голосом ответила Лили.

— Какие?

— Вот ты дурачок! Тебе название нужно? — захихикала та. — Подсадить меня силенок хватит? — Сёрэн широко ухмыльнулся, принимая вызов, подхватил Лили под ягодицы и повлек вверх, прижимая к стене. Девушка пискнула и зажала рот рукой, потом обхватила его за шею, а Сёрэну казалось, что он раздулся от гордости, как птица-фрегат. Он вообще-то сильный, он даже Йорна с ног сшиб. — А глазищи-то как у дьявола, вот сейчас ты прямо на отца похож… Господи, дай мне сил тебя побыстрее забыть после этого…

Сёрэн не вникал в смысл ее бормотания, прерываемого шумными выдохами и поцелуями, которые становились все звонче и беззастенчивее. Между ног он пламенел и, надо сказать, уже давно ничего такого ему не доводилось переживать. Может быть, первые разы, когда его ласкал Хозяин, и Сёрэн страстно алкал его внимания, он тоже вздрагивал от его прикосновений, испытывая жуткий страх сделать что-то неправильно, слишком громко вздохнуть, и одновременно наслаждался такой редкой близостью к полубогу. Но сейчас, хватая и сжимая пластиковую бабочку, обхватившую его изо всех сил бедрами, Сёрэн ощутил цунами желания. Он хотел делать то, что делали с ним: вбиваться, подчинять, повергать на колени, показать свою силу — он ведь и «шолдер» и «флажок» мог легко исполнить на пилоне. А потом произошло то, чего с ним никогда не бывало: Сёрэн оказался внутри тела женщины, и понял, почему господа так этого страстно желают. Она направила его рукой, как жрица, и ему уже не желалось быть никакой вакуолью, чтобы ее поглощать. Он чувствовал, что и так в достаточной мере сжирает ее, присваивает, порабощает. Лили была его, Сёрэна, целая настоящая девушка — живая, выгибающаяся в руках, как змея, закатывающая глаза и зажимающая себе рот, чтобы за дверью не услышали ее стонов. Он никогда не думал, что ему когда-нибудь в жизни достанется такая добыча… Добыча… «Почему добыча?» — подумал Сёрэн каким-то дальним углом почти отключившегося сознания и перед тем, как кончить, ухватил ее в плечо зубами, стараясь не сжимать челюсти …

— Как же я тебя ненавижу… — шепотом пожаловалась Лили, одновременно высвобождаясь из его рук и в то же время прижимаясь и цепляясь пальцами за рубашку.

— Но почему? — тоже шепотом удивился Сёрэн. В сознании начала наступать ясность, и всякие тревожные мысли полезли в голову. Вдруг там за дверью их уже поджидают? Как отреагирует господин Йорн? Он очень проницательный, как чертов Наставник, а произошедшее надо сохранить в тайне… наверное… Почему? Хоть объяснить причину Сёрэн не мог, он подозревал, что сотворил неправильное, Йорн бы не одобрил…

— Потому что ты такой чудный и такой дурик. Тебя только тискать можно, — Лили прижалась к нему еще раз, а Сёрэн начал каменеть от разбухшего где-то в глубине души комка неожиданного раздражения. — Ты извини… ты просто… ну очень маленький, я прямо мамкой себя чувствую. Трахаешься ты классно, ничего не могу сказать, как будто всю жизнь этим занимался, но вот тут ты еще прямо малыш совсем, — Лили попыталась опять прикоснуться к его лбу, но Сёрэн вдруг резким движением увернулся от ее руки и отступил, насколько позволяло узкое пространство, принялся застегивать джинсы. — Я бы тебя, будь моя воля, живьем заглотила бы, правда… Такой ты хорошенький, просто пирожочек. Но маленький ты… У тебя нет никакого диагноза? Типа Аспергера? Нет?

— Можно я пойду? — процедил Сёрэн сквозь зубы, осознавая вдруг, что Лили ему не очень понравилась в первый момент, когда он ее увидел, и теперь это чувство неприязни охватило его вновь.

— А спасибо сказать? Какой ты, однако… Ладно, давай, ты первый ушел, первый и возвращайся, — ответила она, тут же переняв его холодный тон. — И, если там кто-то уже стоит, девушку не будут выгонять из туалета. Если что-то скажут, притворись глухим.

Лили отодвинула щеколду и взялась за ручку, чтобы сразу захлопнуть дверь, если будут ломиться снаружи. И действительно, протиснувшись в щель, Сёрэн нос к носу столкнулся с каким-то мужиком, который пробубнил в усы «Ну сколько можно-то!», а через пару секунд, обнаружив, что дверь опять заперли изнутри, уже громко шваркнул Сёрэну вслед: «Совсем стыд потеряли педики!»