Пистоль и шпага (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 18

— Так точно, ваше благородие! — загомонили солдаты.

— Но перед тем, как умереть, умоем француза кровью. Вы лучшие солдаты армии Багратиона. Мы уже заставили неприятеля дорого заплатить за попытку сбить нас с позиции. Увеличим этот счет. Слушай приказ! По врагу только стрелять, штыком отбиваться, только если француз ворвется в флешь. Тоже и артиллеристам. Последний выстрел в упор, после чего беритесь за тесаки и ганшпуги. Не подведите, братцы! На нас сейчас смотрит вся Отчизна. Велика Россия, а отступать некуда — за нами Москва!

— Ура! — крикнул кто-то из солдат, остальные поддержали.

Вот так! Солдат должен знать, за что умирает.

— По местам! Флешь подготовить к обороне, артиллеристам выбрать позиции: основную и запасную.

Егеря разбежались. Ко мне подошел Голицын.

— Я отстранен от командования? — спросил, кусая губы.

— Бог с вами, Михаил Сергеевич! — покрутил головой я. — Занимайтесь ротой, но командовать обороной буду я. Для начала возьму под начало гренадеров Буксгевдена. Следует объяснить им наши правила.

— Благодарю, Платон Сергеевич! — козырнул он и пошел к флеши. Я повернулся к гренадерам — они остались у входа.

— Кто старший?

— Фельдфебель Куницин, — отрапортовал немолодой солдат в порванном мундире и с черным от порохового дыма лицом.

— Сколько людей в строю?

— Сорок шесть со мной, ваше благородие.

— А было?

— Его сиятельство граф Буксгевден привел к флешам полк. Мы отбили их у неприятеля, после чего каждую занял батальон, — он замялся, — ну, то, что от него уцелело.

— Понятно, — кивнул я. — А теперь слушай меня. Воевать будем так…

Левый фланг держался. К полудню корпус Понятовского захватил Утицу, но это оказалось единственным успехом неприятеля. Сражались и флеши, хотя должны были пасть — французы не прекращали атак. В подзорную трубу Багратион видел, как полки неприятеля шагали к укреплениям, оттуда начинали палить пушки, потом в дело вступали ружья, и французы, усеяв поле телами, откатывались. Но с каждой атакой огонь защитников слабел. И этого следовало: флеши падут. Багратион собирался лично вести в бой остатки резервов, как пришла помощь: Барклай де Толли прислал корпус Багговута. Сделал это сам, без приказа Кутузова, и Багратион мысленно поблагодарил старого недруга, пообещав себе, что непременно извинится перед ним при личной встрече. Если выживет.

Отправив дивизию принца Вюртембергского к флешам (вместе с ней ушел и командир корпуса), а дивизию Олсуфьева — к Утице, Багратион почувствовал облегчение. 24 батальона пехоты и 72 орудия — это сила. Хотя, генерал отдавал себе в том отчет, хватит ее ненадолго. Растает, как оборонявшие эти направления дивизии и полки его армии. Но посмотреть на действия подкрепления Багратион все же захотел. Велев подать лошадь (генерал не любил ездить верхом, но не в коляске же отправляться к позициям?), командующий сел в седло и в сопровождении адъютантов отправился в поле. Сначала посмотрел, как дивизия Олсуфьева стремительным ударом выбила поляков из Утицы, вернее, места, где та стояла (деревня сгорела еще утром), а затем направился к флешам. Близко подъезжать не стал: Багговут мог обидеться, посчитав, что ему не доверяют; встал неподалеку. В подзорную трубу Багратион видел, как солдаты в зеленых мундирах затопили укрепления, как скачут возле них офицеры, а артиллеристы расставляют орудия. Пару часов за флеши можно не переживать. Обрадованный этой мыслью, генерал опустил трубу, потому не сразу заметил, как от флешей отделился отряд и направился в его сторону.

— Кто это? — спросил Багратион, разглядев его позже. — Отчего движутся в тыл?

Один из адъютантов немедленно сорвался с места и поскакал к отряду. Генерал видел, как он приблизился к отступавшим, что-то спросил и развернул коня.

— Отдельный летучий батальон майора Спешнева, ваше сиятельство, — доложил, подскакав к командующему. — Возвращаются в соответствии с вашим приказом.

«Ах, да, — вспомнил Багратион, — я велел Спешневу вернуться после подхода резервов. Правда, не ждал, что он уцелеет».

Поблагодарив адъютанта кивком, генерал стал ждать, пока батальон, вернее, то, что от него осталось, подойдет ближе. Егеря его тоже заметили. Шагавший впереди майор что-то прокричал, колонна подтянулась и пошла в ногу. Даже артиллеристы, катившие пушки следом, выровнялись.

«Они и пушки сохранили! — удивился Багратион. — Молодцы!» Тем временем егеря подошли совсем близко, и генерал разглядел закопченные пороховым дымом лица, порванные мундиры и избитые кивера. У некоторых егерей их вовсе не было.

— Батальон, стой! — скомандовал Спешнев. — На-ле-во! На караул!

Строевым шагом подойдя к командующему, он вскинул ладонь к киверу.

— Ваше сиятельство! Отдельный летучий батальон егерей возвращается к месту дислокации в соответствии с вашим приказом. Защищали южную и северную флеши, кои перед этим отбили у неприятеля. Отражено три атаки французов.

— Потери? — спросил генерал.

— 98 нижних чинов и один офицер. Погиб поручик Голицын, — Спешнев вздохнул. — Ранен, но остался в строю командир артиллерийской роты штабс-капитан Зыков. Огнем неприятеля разбиты три пушки. Вывезти их нет возможности — французская артиллерия расстреляла упряжки. Погибли двое ездовых и большинство коней. Уцелевшие разбежались. Зарядов к орудиям нет, у солдат осталось не более десяти патронов на душу.

«Это он извиняется, — понял Багратион. — Господи, какой же молодец!»

Спрыгнув с лошади, он подошел к майору и крепко его обнял.

— Благодарю, Семен Павлович! — сказал, отступив. — Видел, как вы дрались. Орлы! Слушай меня! — повернулся он к адъютанту. — Всех офицеров батальона представить к орденам. Нижним чинам десять… нет, пятнадцать крестов. Выдать сегодня же! Погоди, не нужно, сам вручу. Тяжко пришлось? — спросил Спешнева.

— Нелегко, — кивнул тот. — Не чаяли выжить. Но с Божьей помощью… — майор перекрестился. Багратион последовал его примеру.

— Просьбы есть? — спросил участливо.

— Во флешах к нам присоединились гренадеры Астраханского полка — те, что уцелели. Осталось двадцать восемь нижних чинов. Их полк погиб, командир тяжело ранен, других офицеров нет. Прошу разрешения оставить солдат в батальоне. Они храбро дрались.

— Хорошо, — кивнул Багратион и добавил: — я слышал про ранение Ивана Филипповича, главнокомандующему о том донес. Даст бог выживет.

— Руцкий говорит: шанс есть.

— А, твой певун, — улыбнулся генерал. — Как показал себя в деле?

— По просьбе полковника Буксгевдена повел роту и четыре пушки в северную флешь. Отбил ее у неприятеля. После гибели Голицына, возглавил оборону укрепления и сумел отразить две атаки французов. При этом под его началом была неполная рота егерей и взвод астраханцев. Ходатайствую о присвоении подпоручику Руцкому следующего чина.

— Он и этот только-только получил, — проворчал Багратион. Руцкого он не жаловал. Странный лекарь, надевший офицерский мундир, раздражал командующего своим независимым поведением и неведомо откуда взявшимися знаниями, коим у такого человека, если рассудить, взяться неоткуда, но, подишь ты, имелись. Не получивший хорошего образования, Багратион завидовал тем, кому это удалось. Но если к выпускникам Пажеского корпуса или кадетских училищ он относился спокойно, то этот выходец из Европы, успевший послужить Бонапарту, действовал ему на нервы. В то же время генерал понимал: Руцкий полезен: и как офицер, и как предсказатель намерений неприятеля. Главный удар французов он угадал безошибочно, как и их фланговый обход под Смоленском. — Ладно, — сказал Багратион, увидев огорченное лицо Спешнева. — Подумаю.

— Ваше сиятельство! — внезапно раздался крик адъютанта. — Гляньте!

Все невольно посмотрели в сторону, куда он указывал. С юга надвигалась лавина. Не менее полка кавалеристов в синих мундирах, с пиками, на которых трепетали флажки, мчались к кучке русских солдат и офицеров.