Пистоль и шпага (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 15

— Тот самый? — не сдержался Гусев. — Который вышел последним из Смоленска? Чьи песни в армии поют?

Он внимательно всмотрелся в лицо подпоручика. Надо же! Встреча какая! Подпоручик выглядел обыкновенно, разве что за его спиной висело не подобающее офицеру ружье без штыка.

— Он, — улыбнулся Спешнев. — Что тут случилось, майор? Почему не стреляли? Где прикрытие?

— Прикрытие увели, а у нас заряды кончились, — вздохнул Гусев. — Много по французам палили. Две батареи к молчанию привели, заставив сняться с позиций. Послал за зарядами, но их не привезли.

— По пути сюда мы обогнали упряжки с зарядными ящиками, — сказал Спешнев. — Не заметил, чтобы они спешили.

— Я им задам! — пообещал Гусев. — А вы к нам в прикрытие?

— Нет, — покачал головой Спешнев. — Мимо проезжали и решили помочь. У нас приказ командующего отбить у неприятеля южную флешь и удерживать ее до подхода резерва.

— Вас же мало, — удивился Гусев. — Там полк надобен.

— Воюют не числом, а умением, — улыбнулся Спешнев.

— Благодарю вас, майор! — сказал Гусев. — Выручили. За мной должок.

— Сочтемся! — кивнул Спешнев. — Не прощаюсь, майор. Даст бог, свидимся. Считай, рядом стоим.

Он развернул коня и поскакал к батальону. Следом устремился подпоручик. Все это время он не сказал ни слова, только с любопытством смотрел на единорогов и артиллеристов. Гусеву почему-то показалось, что с удовольствием. «Неразговорчивый какой», — подумал он. Достав из кармана подзорную трубу, он стал наблюдать за действиями егерей. Те, выстроившись в ротные колонны, шагали к захваченной флеши. Впереди артиллеристы катили пушки — запрягать в них коней не стали. «Правильно, — оценил Гусев, — тут не более полуверсты. — Хотя мои единороги так не покатишь — надорвешься».

Тем временем егеря приблизились к тыльной, открытой части флеши саженей на сто. Навстречу им стали выбегать французы и строиться в шеренги. Однако завершить им это не позволили. Шестифунтовки, замерев, дали залп, который снес несколько десятков неприятелей, посеяв среди них хаос. Гусев видел, как командир французов в шляпе с плюмажем, возвышаясь на лошади, кричал и махал шпагой, пытаясь собрать своих бойцов снова в строй. Возможно, ему бы это удалось, как вдруг он схватился за грудь и сполз с седла. Переведя окуляр на егерей, Гусев увидел, как Руцкий ставит к ноге дымящееся ружье. «Надо же! — удивился майор. — С такой дистанции угодил. Наверное, у него штуцер».

Тем временем залп дали другие егеря. Французов у флешей будто косой срезало — егеря стреляли метко. Неприятель заметался, и Гусев ожидал, что егеря бросятся в штыки, однако они не стронулись с места. Стояли на месте и палили издалека. Им помогали пушки. Скоро возле флешей французов не осталось: кто пал мертвым, кто убежал, а кто спрятался внутри укрепления. По команде Спешнева егеря подошли ближе и вновь дали залп — на этот раз внутрь флеши. Только после этого русские вошли внутрь, и скоро над флешью взмыло знамя с орлом и Андреевским крестом. Артиллеристы, наблюдавшие за боем, встретили его радостными криками.

— Славно воют! — воскликнул капитан Прошкин, подойдя к Гусеву. — Заметили, что не пошли в штыки, а вычистили флешь артиллерийским и ружейным огнем? Берегут солдат.

— Так это летучий батальон Багратиона, — ответил майор. — Я про них много слышал, еще когда рота была. Бьются лихо. Пушки их видели? Все трофейные. Отбили у неприятеля и пользуют.

— С припасом незадача, — заметил капитан. — Наши ядра не подойдут — калибр другой[23].

— Зачем им ядра? — пожал плечами Гусев. — С пехотой накоротке бьются. Тут картечь, а ее можно самим в заряды связать. Вы вот что, Игнат Тимофеевич, — добавил, заметив показавшиеся упряжки с зарядными ящиками, — разберитесь, почему с зарядами медлили, и доложите мне. Так не годится! Не случись этих егерей, нам бы головы свернули. Не уланы, так пехота из захваченной флеши. Мы тут с неприятелем бьемся, а они прохлаждаются! — он указал на упряжки.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — козырнул Прошкин и направился к обозу. Гусев отвернулся к флеши и поднес к глазу подзорную трубу. Поверх брустверов мелькали тела: егеря выбрасывали наружу трупы врага. Другие выносили с тыльной стороны и складывали их на траву за флешью. «Это своих», — догадался майор и вздохнул — тел было много. Вернувшиеся из погони казаки обдирали трупы врагов — в том числе убитых единорогами кирасиров. Гусев только головой покачал: нашли время! Хотя чего взять с этих башибузуков?

Спустя полчаса, когда с виновными разобрались, а единороги зарядили и приготовились стрелять — перед флешами вновь зашевелились французы, на батарею прискакал казачий урядник.

— Это вам, ваше высокоблагородие! — сказал, козырнув Гусеву. После чего, наклонившись с седла, положил у его ног мохнатый ранец из телячьей кожи. — Его высокоблагородие майор Спешнев велели передать — в знак уважения и боевой дружбы, как они сказали.

Казак снова козырнул и ускакал.

— Что там? — полюбопытствовал подошедший Прошкин.

— Гляньте! — предложил майор.

Капитан присел, отстегнул клапан и достал из ранца манерку. Сорвал жестяной стакан и понюхал содержимое.

— Бренди, — сообщил, улыбнувшись, и надел стакан обратно. Отставив манерку в сторону, достал другую. Эту только потряс нас ухом. Затем извлек большую жестяную банку. — Это что? — произнес, с удивлением разглядывая незнакомый предмет.

— Французская еда, — сказал Гусев. — Мясо, запечатанное в железо и прокипяченное. Не портится несколько месяцев. Видел я такие, правда, пробовать не довелось. Говорили: вкусно.

— Попробуем, — согласился Прошкин и отложил банку в сторону, после чего извлек из ранца что-то, завернутое в тряпицу. — А это что?

Отбросив углы ткани, он с изумлением уставился на часы с цепочками. Блестящие серебряные корпуса, один даже золотой.

— Один, два, три, четыре, — пересчитал капитан. — Ровно по числу офицеров батареи.

Он встал и вопросительно посмотрел на майора. Гусев понял, о чем подумал подчиненный. Часы у офицеров батареи были (без них артиллеристу нельзя), но какие? Сменившие не одного хозяина, в латунных корпусах, чиненые-перечиненные. Понятно, где взял эти казак. В другое время Гусев решительно отказался бы от такого подарка — мародерства он не любил, но события, происшедшие этим утром, что-то поменяли в нем. «Пусть люди порадуются! — решил майор. — Неизвестно доживем ли до вечера».

— Раздайте часы офицерам, Игнат Тимофеевич! — сказал, улыбнувшись. — Французское бренди и еду попробуем позже. Нам воевать.

— Слушаюсь! — ответил капитан и, взяв золотые часы, сунул их в руку майора, после чего заспешил прочь.

Гусев, покачав головой, откинул крышку подарка. Взглянул на циферблат. Без четверти девять. Трех часов не прошло после открытия ими огня, а будто день воевали. Он окинул взглядом батарею. Бомбардиры, покончив с наводкой, стояли у единорогов, ожидая команды. В руках фейерверкеров дымились пальники. Офицеры, застыв, смотрели на Гусева.

Майор спрятал часы в карман и поднял руку.

— Батарея! По неприятелю, гранатами — пли!..

5.

Дело для нас нашлось в восемь утра. Прискакал адъютант и передал приказ Багратиона идти к южной флеши.

— Донесли, что захвачена неприятелем, — сообщил Спешневу. — У командующего не осталось резервов — ушли на линию. Француз давит по всему фронту. Теперь ясно: главный удар здесь. Князь послал к Кутузову в Горки, просит подкреплений. Вам приказано флешь отбить и удерживать до прихода резерва.

— Слушаюсь, — козырнул Спешнев и отдал команду: — Батальон! В ротные колонны! Шагом марш!

И мы пошли. Почему не поскакали? Во-первых, недалеко, во-вторых, ехать верхом по Бородинскому полю — смерть кликать. Воздух напоен металлом. Ядра летели с двух сторон, и смахнуть с коня всадника для них не составляло затруднения. Потери несли даже не вступившие в дело резервы — у тех командиров, которые не захотели отдать команду солдатам сесть или залечь. Неприятель мог принять нас за кавалерийское соединение и обстрелять прицельно. Нам это надо? Так что отогнали лошадок в тыл, оставив их только для офицеров — им пешком ходить не комильфо. Ну, а угодят ядром — судьба такая. На конях остались еще казаки, но полусотня вряд ли вызовет интерес у французских артиллеристов.