Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна - Страница 18

Когда-то я была спокойна, собрана и всегда получала новые знания, что, без сомнений, помогало мне проживать день за днем, не задумываясь о слишком далеком будущем. Но теперь и я не понимала, что ждет меня за поворотом. Мое время утекало, а я просто училась, вынуждая себя думать лишь об университете. Просто ходила на уроки, выполняла домашнее задание, созванивалась пару раз в месяц с Катаржиной, но ничего ей не рассказывала о случившемся. Не по причине недоверия. Скорее, я боялась, что подруга отыщет оправдание Ларссону, и я стану винить себя, а пока на плаву меня держала именно обида на него.

Но в один тихий зимний вечер, когда я снова беседовала с Катаржиной, она вдруг сказала:

— Звонил Джон…

— О… Кати, пожалуйста, ни слова о них, — мгновенно перебила я.

— Нет, погоди…

— Кати! Я повешу трубку!

Подруга тяжело вздохнула.

— Ладно, успокойся. Просто они большие молодцы. Это все, что я хотела сказать, — заверила Катаржина, но нет, это было не все.

Она явно недоговаривала чего-то. Конечно, меня мучило любопытство, но страх получить новую порцию боли был сильнее, потому я упорно молчала, а после, когда в трубке раздался тихий голос Кати, невольно вздрогнула, осознав, что задумалась о Йоакиме.

— Миа, поверь, после того дня, когда у вас там что-то случилось… А я не имею понятия, что именно… Ты разве не хочешь знать, как он он живет, что с ним, все ли в порядке? Я не понимаю, почему ты так боишься этого, — сказала Кати, и я в ее голосе услышала искреннее беспокойство.

Мне стало так стыдно из-за того, что я не рассказала ей, ведь это несправедливо. Катаржина как раз тот человек, который не осудил бы меня. Потому, помолчав немного, я прочистила горло и честно призналась:

— Мы едва не… — мне все же стало неловко, — мы едва не переспали. Это так… прости, это звучит так отвратительно и пошло. Ведь я верила, что между нами происходит что-то важное, а ему нужно было просто…

— Боже, Миа, — перебила меня подруга, — ты такая наивная. Тебя погубит этот мир, если ты не станешь более прозорливой, — и она добавила тверже: — Что было потом? Почему ты его снова отшила?

Я задохнулась от изумления.

— Ты винишь меня?

— Да, потому что только ты могла понять все не так, как есть на самом деле, — отрезала Катаржина. — Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне, но случай с Ларссоном… Просто, Миа, это ревность. Она может принимать нелепые формы. Я знаю. Джон как-то заикнулся о том, что между Миком и Йоакимом что-то произошло. Они долгое время почти не разговаривали, постоянно ссорились. Думаешь, я не догадалась, что дело касается тебя? Ты отвергла парня, а он воспринял это так, будто виноват Микаэли. Вероятно, Йоаким решил, что ты заинтересована его другом больше, чем им самим, понимаешь? Я уверена, Ларссон тоже гад еще тот, но и ты не слишком-то права. Однако… — Кати перевела дух и добавила с улыбкой, я услышала радость в ее голосе: — Мне приятно, что ты не такая податливая. Поздравляю, моя хорошая, ты все еще девственница.

— И что это дает? — грустно отозвалась я. — Тоску по тому, кого потеряла? — и тут же горячо выпалила: — Я понимаю, Кати, понимаю, что так лучше. Я и не должна была, зная парня всего-то несколько месяцев, раздеваться перед ним. Он даже не спрашивал о моих увлечениях, только и запомнил, что я намерена стать пиар-менеджером. Это неправильно. Я не хочу, не хотела подобных отношений. К тому же он артист… ну, пока не совсем, но точно им станет. А что я? Уеду в Англию и стану его ждать? Нет, это не так. Я, Кати, — мне сдавило горло от эмоций, — не смогу ждать его, видеть по телевидению, как он обнимается с девушками, поет для них. Это ужасно…

Катаржина молчала, видимо, дожидаясь конца моей реплики, а когда я притихла, она вздохнула и сказала:

— Надеюсь, тебе полегчало от высказанного. Нельзя такое носить в себе, моя хорошая. Запомни, друзья на то и нужны — не давать упасть. А если ты упадешь, я всегда подниму тебя, моя наивная дурочка. Ты дорога мне, запомни. И… раз уж ты рассказала мне о своей боли, то я не имею права дальше скрывать от тебя…

— Я знаю, что ты улетаешь в Америку. Не переживай. Мне пришлось смириться с этой новостью. Я давно знаю.

Подруга грустно рассмеялась, бормоча, что никому нельзя доверять, а потом мы просто договорились вместе съездить в Лондон, когда отгремит выпускной. Причем это было серьезным решением, и я пообещала поработать перед этой поездкой у папы, если он, конечно, примет меня. Мне все еще хотелось стать самостоятельной, я старалась вплоть до того, что полностью приняла на себя ответственность за ежедневное приготовление ужина. Мама радовалась, считая меня и без того взрослой не по годам, но это было не так, и вот папа как раз понимал все, что скрыто за моей сдержанной улыбкой. Ведь после того случая, когда я впервые в жизни позволила себе сорваться на родителях, и отец, и мама не стали разбираться в причинах, явно догадавшись, что дело заключалось в Йоакиме. Единственное, о чем спросил отец, так это не причинил ли мне Ларссон вреда. Я ответила, что ничего плохого со мной не стряслось, и тема была закрыта.

После Рождества и Новогодних праздников совершенно неожиданно для меня настала весна. Неожиданно, потому что я полностью утопла в бытовых заботах, в полной мере получив от папы возможность стать серьезнее, надежнее, даже практичнее. Я с декабря трудилась в его магазине в Стокгольме, попеременно стоя на кассе, работая на складе в компании приятной женщины-товароведа по имени Марта, и в редких случаях составляя отчеты по остаткам товара. Все это немало закалило меня, поскольку случалось разное: и претензии начальства в лице моего отца, который исключал нашу родственную связь на время трудового дня; и плохое настроение ворвавшихся в магазин с утра пораньше женщин; и склоки между сотрудниками.

Конечно, я старалась не участвовать во всем этом, но чего только стоило поведение Густафа. Он был жуткой «липучкой» для любой новенькой. Хотя коллектив менялся не слишком часто. Скорее, люди просто не справлялись с потоком покупателей, поэтому некоторые продавцы увольнялись. Отец не переживал, к нему всегда шли новые работники, потому как он благодарил за труд достойной оплатой.

Я так привыкла к установленному режиму, что совершенно выпала из жизни внешнего мира. Уроки, звонки Кати, домашнее задание, работа по субботам и по пару часов вечерами, а на каникулах я трудилась все дни, кроме воскресенья. Но пришла пора полностью отдать внимание учебе — приближались экзамены. Я страшно переживала, но чувствовала, что готова.

К сожалению, с Катаржиной мы так и не увиделись на рождественских каникулах и созваниваться стали значительно реже.

***

Солнце било прямо в лицо, отчего приходилось щуриться и озираться по сторонам, пытаясь отыскать более подходящее место для дальнейшей поездки. Дело в том, что мне предстояло приобрести кое-какие детали к моему праздничному платью, предназначенному для выпускного. Торжество состоится чуть больше чем через неделю, а завтра, в пятницу, я должна сдать последний экзамен, чтобы со спокойной душой получить билет в студенческую жизнь. Я уже была зачислена в Лондонский Университет на факультет бизнеса, где вполне ожидаемо собиралась изучать менеджмент. Правильно отделение называлось «Школа бизнеса», и, я знала, что могу рассчитывать на проживание в общежитии, закрепленном за этим отделением. Оставалось только собраться с силами, мыслями и покинуть родную страну, вне которой я не представляла своего существования. Оторваться от родителей — это для меня наивысшая мера наказания. Но я все же радовалась, ведь отъезд давал мне огромный шанс для будущего — престижную работу и, возможно, постоянное проживание в столице Англии…

Я выскочила из автобуса, спрыгнув с верхней ступеньки, и тут же толкнула прохожего.

— Простите! — сказала я мужчине, но тот досадливо закатил глаза, окинув меня равнодушным взглядом, и пошел прочь.

Неловко улыбнувшись, я двинулась в сторону ближайшего торгового центра, размышляя о том, что следует купить. И снова, стоило только войти в большое помещение со снующими в нем людьми, как я налетела на какую-то пожилую женщину.