Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 24

— Ну что же, либо мама действительно никогда не была в Магадане, либо просто боялась предъявлять на контроле свой липовый паспорт. Обычно по жизни она обходилась служебным удостоверением.

— Кстати, у нас есть возможность выяснить, липовый ли паспорт. Пойдем в местное УВД да спросим, выдавался ли документ такой-то серии и номера. А что мы теряем? — Светка вытянула из заднего кармана джинсов паспорт и прочла вслух. — Выдан пятого июля 1981 года УВД Октябрьского района города Магадана.

— Подскажите, пожалуйста, где находится Октябрьский райотдел? — обратилась она к мужчине средних лет, только что купившему в киоске «Советский спорт».

Мужчина оторвался от газеты, которую принялся было читать прямо на ходу, и переспросил:

— Октябрьский? Не знаю. У нас город не делится на районы.

— А раньше — делился? Вот у вас паспорт все еще старого образца? Что там написано? Кем он выдан?

Мужчина полез во внутренний карман пиджака, вытащил книжицу в белой обложке с полуистертым российским гербом и прочел:

— УВД города Магадана. Я сорок лет живу в этом городе и не помню, чтобы было административное районное деление. А что вы хотели?

— Провалиться сквозь землю или уехать в Америку на поезде, — сказала Света.

И мужчина недоуменно пожал плечами, убирая паспорт в карман. А она галантно взяла Женю под руку и подвела итог уходящего дня.

— Итак, сестра моя Евгения, мы с тобой Никто, и звать нас Никак.

В это время Наталья Борисовна в своей слишком большой для одинокого человека квартире заваривала настойку из крупных плодов шиповника, машинально выговаривала вслух слова детской латвийской песенки и думала: как все-таки могло случиться, что в чей-то паспорт непостижимым образом оказалась вклеенной фотография Ринаты. Да полно, она ли на этом снимке? Нага поймала себя на том, что почти забыла, как выглядела ее бедовая воспитанница в свои семнадцать лет. Перед глазами стояло блеклое лицо совсем другой Ринаты — избитой жизнью женщины под сорок лет, только что освобожденной из колонии строгого режима.

Светка сладко потянулась спросонья и перевела взгляд с настенных часов, показывавших восемь двадцать две, на Евгению. Та лежала, свернувшись калачиком, подтянув колени к подбородку, и смотрела на сестру своими большими карими глазами, которые казались сейчас круглыми и печальными, как у коровы, которая знает, что ее ведут на бойню.

— Ты чего такая несчастная? — весело спросила Светка. — Давно не спишь?

— С шести утра. Плохо мне.

— Ну, это не новость. Тебе в последнее время постоянно если не плохо, то очень плохо, — легкомысленно отозвалась сестренка.

— У меня кровь, — жалобно сказала Женя.

— Какая кровь, откуда? — озадачилась старшеклассница и вдруг поняла. — А-а-а! Так это у тебя месячные. Я же говорила, нет никакого ребенка. Самовнушение.

— Ребенок есть. Но, похоже, я его потеряю. Болит сильно.

Евгения страдальчески сморщила лицо и зашевелилась, устраиваясь поудобнее под одеялом. Она пыталась выбрать положение, при котором хоть немного ослабла бы тупая тянущая боль в низу живота и в пояснице. Но при каждом движении становилось только больнее и оттого страшнее: неопытная девушка не знала, чем все это может закончиться и что нужно делать в подобных случаях. Хотелось даже не заплакать, а заскулить, жалко и безнадежно, как подраненный зверек, которому не от кого ждать помощи.

Легонькая, словно невесомая, Светка в два прыжка оказалась на краешке Женькиной кровати, положила сестре на лоб узкую теплую ладошку и ласково заворковала:

— Конечно, будет болеть: нанервничалась, тяжестей натаскалась, питаешься чем попало. Ничего, я сейчас по ларькам пробегусь, апельсинов накуплю, ананасов всяких. А ты пока полежи и подумай: может, ничего страшного не произойдет, если плод не сохранится? Ты ведь даже не знаешь, как Стас отреагирует на подобную новость… А если все-таки очень-очень хочешь, чтобы ребенок дождался положенного срока, попробуй его уговорить.

— Как это?

— Нежно. С ребенком надо разговаривать. Объясни, что ты его уже полюбила и не хочешь расставаться. Попроси прощения за то, что не уделяла ему должного внимания. Пообещай, что все осознала и будешь в дальнейшем беречь себя и баловать, чтобы ему там, внутри, было комфортно. Распиши, как хорошо вам будет вместе играть, когда он родится, и каким красавцем он вырастет. В нашем случае, красавицей. Будешь ей платья и колечки покупать… В общем, вы пока пообщайтесь, а я мигом.

Вернувшись с огромным пакетом, набитым отборными фруктами, предприимчивая Светлана до самого обеда порхала вокруг нездоровой сестры. Снимала кожуру с оранжевых марокканских апельсинов, разделяла их на брызжущие соком дольки, нарезала ровными колечками бананы и чуть ли не насильно засовывала их в рот больной, находящейся на постельном режиме и принимавшей порции заморских плодов как горькую микстуру.

К двум часам Света спустилась в гостиничный бар, заказала две солянки и пару отбивных без гарнира, поела в одиночестве за столиком, а Женькины порции унесла с собой, провожаемая недоуменным взглядом официанток: они не понимали, почему клиентка попросту не заказала обед в номер. А она о существовании подобной услуги в магаданской гостинице просто не догадывалась, считая подобную роскошь прерогативой исключительно парижского «Гранд-отеля», не будучи, впрочем, при этом уверенной, что таковой на самом деле существует.

Во второй половине дня Евгении стало заметно лучше, кровотечение прекратилось, боль постепенно отступала и уже почти сошла на нет. Она решила, что ребенка удалось уговорить остаться, повеселела, посветлела лицом и принялась щелкать пультом телевизора, переключая каналы, и тут раздался стук в дверь.

— Кто там? — спросила Светка и услышала в ответ:

— Откройте, милиция.

— Минутку.

Она подождала, пока сестра выберется из-под одеяла и натянет джинсы, и только потом открыла дверь. В номер прошел высокий блондин лет тридцати с бесцветным лицом и глазами цвета осеннего неба, без приглашения уселся в кресло и приказал:

— Документы предъявите.

— Сначала — ваши, — резонно потребовала Женя.

— Капитан Татаринцев, ОБНОН, — представился мужчина. Пошарил в боковом кармане кожаной куртки, потом — во внутреннем и констатировал: — А вот удостоверение свое я, пожалуй, оставил в пиджаке.

— В таком случае мы не станем с вами разговаривать, — решительно заявила Евгения, чей низкий грудной голос зазвучал вдруг спокойно и уверенно.

— Ну что же, вы совершенно правы, — невозмутимо сказал капитан, поднимаясь. — Сотрудник милиции обязан иметь при себе документы. Значит, так, завтра в одиннадцать утра я жду вас в УВД города, кабинет номер шестнадцать. Повесточки вам выпишут.

— Но мы не можем. У нас завтра в двенадцать дня самолет, — возразили девушки.

— Это ваши проблемы.

— А если не явимся? — с вызовом спросила Светка.

— Задержат в аэропорту и снимут с рейса, — просто ответил визитер и двинулся к выходу, не глядя на сестер.

— Хорошо, — решилась Евгения. — О чем вы хотели поговорить?

— А вы не догадываетесь? — Мужчина вернулся и снова сел в кресло, вытянув вперед длинные ноги в черных тупоносых ботинках, начищенных до зеркального блеска. — Давайте побеседуем о багаже, с которым вы прилетели в Магадан из города Екатеринбурга.

— У нас не было личного багажа, — ответила Женя, положила на край журнального столика два паспорта и подала знак сестре, чтобы та не вмешивалась в разговор. — Нас попросили перевезти сумку, мы оказали человеку услугу. Вот и все.

— Евгения Дмитриевна, вы — взрослая девушка и должны знать, что перевозить чужие вещи…

— А в чем, собственно, дело?

Капитан, не сводя взгляда со своих ботинок, будто рассматривал видимые только ему одному нанесенные на них диковинные узоры, заговорил сухо, четко, протокольно, словно по бумаге читал, и скучно ему было вслух слова выговаривать да всем известные прописные истины повторять.