Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 23

— Вы не помните эту девочку? Ее звали Татьяной.

Ната поправила очки на носу и, склонив голову набок, уставилась на снимок наивно смотрящей в объектив школьницы, чьи светлые волосы тонкими прядями касались худеньких плеч. Потом перевернула страницу, прочла текст, снова взглянула на фото и подняла глаза на сестер:

— Нет, девочки, такой Танечки я не знаю. У меня Тани все больше темненькие были. Одна Татьяна даже узбечка была. Эта, правда, не долго пробыла. Родственники нашлись, приехали за ней и забрали.

— Возможно, ее не Татьяной звали. Нам главное, чтобы вы вспомнили, была ли эта девочка вообще в детдоме?

— Как же не Татьяной, когда в паспорте записано «Татьяна»? Что-то странная у вас история, девчата. Вы уж расскажите, раз пришли, вместе подумаем.

И Евгении вдруг так захотелось поделиться с взрослым человеком, приоткрыть завесу тайны и попросить совета, что перехватило дыхание и защипало в носу. Она больше не могла нести на себе груз противоречивой информации о прошлом матери, которое навалилось на них с сестрой, сильно испугав и окончательно запутав. Восемнадцатилетняя студентка вдруг почувствовала, что именно этой женщине, хранившей тысячи детских секретов, можно довериться: она поймет, не выдаст и подскажет. И, поддавшись внезапному порыву, Женька рассказала о внезапной смерти той, которая звалась Татьяной, о деньгах в сейфе и странном платье в чемодане, о неизвестном отце и взорванной подруге, о липовом дипломе и подозрительном паспорте…

Ната сидела на стуле, держа спину до неестественности прямо, как воспитанница института благородных девиц. Слушала, слегка склонив голову набок, поглядывала на девочек искоса и не перебивала, чтобы не нарушить ход повествования, которое и без того было обрывочным и странным, а когда оно иссякло, уточнила:

— Стало быть, вы прилетели из Екатеринбурга? Это Урал? В гостинице живете? А завтракали утром?

Залетные гостьи четно признались, что нет.

— Это непорядок, — сказала Ната, поднимаясь. — Детям непременно надо завтракать рано утром, не то малокровие разовьется… Тем, кто встанет спозаранку, бог подарит по баранке. Кто проснется на рассвете, те получат по конфете…

— А поднялся раньше всех — полагается орех!!! — Это Светка, сидевшая тихо, как мышонок, в уголке дивана, вдруг подскочила, продолжив незатейливый стишок. — Я вспомнила! Мама вас знала. Она часто произносила эти строчки, а однажды сказала, что у них была в детдоме мама Ната, которая по утрам будила малышню стихами.

— Будем есть яичницу и бутерброды с сыром, — объявила Ната, не придав значения Светкиному заявлению. И пошла на кухню, оставив девочек одних.

— Это я такая красивая, — задорно улыбнулась хозяйка, вернувшись через некоторое время с пластмассовым подносом в руках. Реплика относилась к висящему на стене портрету, который внимательно рассматривали девочки. — В молодости внешность яркая была, Наталка-Полтавка меня звали, а потом стала мама Ната и баба Ната… Вообще-то я Наталья Борисовна. Вижу, мнетесь, не знаете, как обратиться. Идите к столу.

Старушка расставила на покрытом белой скатертью столе тарелки с яичницей, нарезанным треугольниками голландским сыром и серым хлебом, принесла чайник и, разливая по чашкам кипяток, сказала:

— Стараюсь вспомнить вашу маму, да что-то никак не соображу, какая из моих девчонок могла такое натворить.

— Это был конец семидесятых — начало восьмидесятых, — подсказала Светлана.

— У меня все годы в один слились. Сначала родители умерли, потом — муж. Позже сын мои с женой и внуками уехали, это когда мода пошла возвращаться на материк. И вот одна теперь квартиру сторожу. Зачем три комнаты одной? Коммунальных платежей одних плачу полпенсии… Восьмидесятый — это начало очередной пятилетки и Олимпиада в Москве, восемьдесят пятый — перестройка и ускорение, в девяностом не стало мыла и крупы… А человеческая память избирательна и непредсказуема. Бывает, годами помнишь парня или девчонку такими, как они от нас уходили, а потом увидишь его взрослым — и застрянет в памяти уже совсем иной образ.

— А бывшие воспитанники приходят к вам?

— И приходят, и письма пишут, и фотографии шлют. Случается, жизнь сама столкнет. Один мой шаловливый мальчик стал большим человеком, владельцем крупной фирмы, на юбилей детдома целый компьютерный класс нам подарил. А милая девочка из моих любимиц свою новорожденную дочурку нам сдала: дескать, меня вырастили и ее поднимите… Такие вот дела.

— Наверно, было трудно скрывать, кто у вас ходит в любимчиках? — задала Светка еще один отвлеченный вопрос в надежде, что разговор все же вернется к основному.

— Труднее скрывать — кто в «нелюбимчиках». Дети, они ведь всякие бывают: и лживые, и злобные, и подлые. Наследуют пороки своих родителей, расплачиваются за их грехи. Мы-то в каждого малыша пытались заронить зерна добра, справедливости, а жизнь — штука сложная. К семье и к воле наши пташки не приспособлены. Многие попадают в беду. Ваша мама попала в беду. Но я не знаю, чем вам помочь. Решительно не могу припомнить, кем бы она могла быть. А врать не хочу. Не в моих правилах обманывать людей и подавать напрасные надежды.

— А имена малышам вы давали сами?

— Нет, не давали. К нам из Дома малютки все попадали уже зарегистрированными. А чаще всего это сироты при живых родителях, дети улицы. Ужас, что за порождения! Они грязно ругаются и демонстративно сплевывают на пол, воруют и дерутся, издеваются над слабыми и при этом невинно смотрят тебе в глаза… И все равно для меня они были кто Сашок, кто Вовчик, кто Маргаритка…

— А где они получают паспорта?

— У нас и получают в торжественной обстановке пред выпуском. Так что откуда этот странный паспорт взялся, ума не приложу… Девочка со снимка из паспорта похожа только на одну мою выпускницу. Ее зовут Рината. Но она никак не может являться вашей матерью. Судя по Женечкиному рассказу, вы все время жили с мамой. А эта бедная девочка последние пятнадцать лет провела в тюрьме и деток родить не успела. Кроме того, женщина на второй фотографии из того же паспорта уже ничуть на Ринату не похожа.

Света вздохнула:

— А был у вас кто-нибудь, кто мечтал бы уехать к южному морю?

— Они все мечтали.

— Мама рассказывала, что, когда была маленькой, все время видела во сне море и представляла, что, как только вырастет, обязательно уедет на юг, — продолжила Света развитие темы, пытаясь нащупать зарубку в памяти пожилой собеседницы. — А потом села в Магадане на поезд и проехала всю страну, только до Сочи не добралась, сошла в Ростове. Но теперь-то мы знаем, что она отправилась именно к Черному морю.

— Так прямо и сказала, что села на поезд? — переспросила Наталья Борисовна. — Большая придумщица была ваша Танечка.

— Почему?

— По жизни. Вы такую песенку слышали? Говорила бабка деду: «Я в Америку уеду». — «Ах ты, старая карга, туда не ходят поезда». Извините, неблагозвучно звучит, конечно, зато верно суть отображает. Вы плохо учили в школе географию. Магадан, конечно, расположен не на острове, но на поезде оттуда не уедешь. Вот что, девчата. Я думаю, вашей мамы в нашем детдоме не было. Но она была знакома с кем-то из воспитанников и по рассказам создала подходящую легенду. А вообще прошлое ворошить — дело неблагодарное. Может статься, что лучше вам его и не знать.

…Смирновы шли по городу, зябко кутаясь в предусмотрительно надетые шерстяные свитера. К вечеру заметно похолодало. День принял свинцовый оттенок надвигающейся непогоды. Короткое колымское лето закончилось, не успев начаться, словно молнией сверкнуло, осветив, но не согрев. И сердца тревожно замирали в предвкушении неизбежности дождя, холодного и мрачного, как состояние неопределенности, в котором они пребывали.

— Вот это здание очень напоминает по стилю вокзал. Если бы в Магадане был вокзал, — сказала Женя.

— Если бы был вокзал, — эхом отозвалась Светлана, поднимая глаза на угловую «сталинку» серо-голубого цвета с характерным шпилем и часами, напоминающими вокзальные. — А ведь мама говорила, что до смерти боится самолетов и ни за что никогда не полетит! И мы четверо суток на поезде пилили в Иркутск, когда собрались отдохнуть на Байкале!