Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 22

— Надеюсь, ты не собираешься показать этот фоторобот по телевизору?.. Слушай, а почему у нашего папочки такие большие уши?

— Это чтобы тебя лучше слышать, доченька!

— А почему у него такая скорбная складка у рта?

— Это потому, что он опечален разлукой с тобой, доченька!

— Этот гражданин, похоже, начал уже лысеть. Это потому, что он очень умный или — гуляет? — не унималась сестра, но Светка уже каталась по кровати, корчась от смеха, и последний вопрос не получил достойного ответа.

Перед тем как заснуть, Евгения вдруг спросила:

— А что мама рассказывала об отце? Ты же чаще болтала с ней на эти темы.

— Ты и сама знаешь эту печальную песню.

— Расскажи, — настойчиво попросила Женя.

— Познакомились они в Ростове, и сразу же начался бурный роман, — неохотно начала Светлана, словно в сотый раз пересказывала содержание всем известного фильма. — Дмитрий тогда вернулся из армии, а Татьяна окончила второй курс университета. А потом он уехал в Москву, поступил в МГУ, а она узнала, что беременна. Отец приезжал только на каникулы, и виделись они нечасто, но тем не менее мама все же решилась сохранить и второго ребенка. А когда родилась я, она окончательно поняла, что ее возлюбленный не создан для семейной жизни: он так на ней и не женился и не помогал материально. Татьяна устала жить в условиях «ни кола ни двора», заподозрила, что у Дмитрия кто-то есть в Москве, и приняла решение начать жизнь сначала, для чего и отправилась в Екатеринбург, не оставив ему своих координат… Но что смысла об этом говорить? Теперь-то мы знаем, что все было совсем не так. Никакого Ростова, университета и так далее. Просто красивая легенда, придуманная для нас с тобой, наивных дурочек.

— А тебя никогда не посещала мысль, что у нас вообще могут быть разные отцы?

— Посещала, — вздохнула Светлана, заворачиваясь в одеяло, — но я не хочу об этом думать, потому что тогда выходит, что мы с тобой не родные. Не хочу, чтобы было так… Жень! А если мы когда-нибудь узнаем, что у нас разные отцы, ты все равно будешь считать меня родной сестрой?

— Конечно, — уверенно ответила Евгения. — Как же может быть иначе. Спи, зайчонок!

— На Колыме, где тундра и тайга кругом, — напевала Светлана, заправляя утром постель в номере.

— Ты даже такое знаешь? — изумилась Евгения. — Я думала, ты слушаешь только свою «кислоту».

— Кислота уже отошла, — небрежно кинула школьница, — а эту песенку баба Клава пела. Она любит блатату, и потом, она ведь шесть лет прожила в Магадане. Да-да, они с мужем по молодости колымили. Ты не знала?

— Я же с ней почти не общаюсь. Это ты все бабушкину внучку изображаешь… Кстати, опять мы ее не предупредили, что уезжаем.

— Не обязаны. В конце концов, она — чужой нам человек.

— Как ее пироги уплетать — так не чужой? — усмехнулась Евгения.

Но Светка не стала отвечать, просто потрясла перед носом сестры ключом от двери номера и направилась к выходу. Они наняли такси и поехали в детский дом, промолчав всю дорогу, чтобы не посвящать постороннего человека в свои дела.

На территорию удалось проникнуть с большим трудом. Ворчливый сторож никак не мог взять толк, что им надо, угрюмо повторял, что директриса в отпуске, я отказывался открыть ворота, пока над юными посетительницами не сжалилась проходившая по двору женщина в белом халате. Она велела сторожу пропустить девочек внутрь и провела их по административному этажу, где в одном из кабинетов сестры с ужасом узнали, что среди воспитанниц детского дома Смирнова Татьяна Александровна никогда не значилась, по крайней мере, за последние тридцать лет.

Растерянные и подавленные, они собирались повернуться и уйти, но Светлана все же попросила свести их с какой-нибудь воспитательницей, которая давно здесь работает. Она сама не знала, на что надеется, но сдаваться не хотелось. Разговаривавшая с ними сотрудница приюта посматривала на девчонок подозрительно, она привыкла к тому, что обычно обитатели детского дома ищут оставивших их родителей, а не наоборот. Женщина вяло и неохотно рассуждала вслух, кто бы мог помнить выпускниц восьмидесятых годов, и явно не собиралась отвлекать от работы сотрудников.

— А вы поезжайте к Нате, — посоветовала им девушка, выполнявшая, по-видимому, обязанности секретаря пребывающей в отпуске директрисы.

— Кто это? — хмуро спросила Светлана, понимая, что от них хотят поскорее отделаться. Хотя имя показалось ей смутно знакомым. Что-то искрой промелькнуло в сознании и тут же погасло, залитое холодной струей очередного разочарования.

— Ната — это наша история, — гордо улыбнулась девушка. — Она пятьдесят лет здесь проработала, только в прошлом году ушла на пенсию. Я запишу вам ее домашний адрес, поезжайте, поговорите. Она всех своих воспитанников помнит, просто уникальный человек. Память — как у компьютера.

Евгения вручила ожидавшему их таксисту листок с адресом, и он повез их обратно в город. Когда остановились у трехэтажной «сталинки» и таксист назвал сумму, Светка присвистнула. Они заранее не договорились о цене, и теперь пришлось заплатить чуть ли не половину стоимости билета на самолет до Магадана.

Не решаясь сразу войти в подъезд, сестры присели на металлический остов поломанной детской качалки. Евгения закурила и жестко сказала:

— Выходит, паспорт, как и диплом, липовый.

— Не спеши делать выводы, давай разберемся. Она ведь могла просто сменить фамилию, когда его получала. Наверное, у детдомовцев это возможно. Если мама действительно росла в этом детдоме, Ната ее обязательно вспомнит.

— А какое у нее отчество? Наталья…

— Не знаю, — растерялась Светка. — Нам его, по-моему, не назвали. А на листочке не записано?

— Листочек-то остался у таксиста! — Женя затоптала недокуренную сигарету. — Ладно, пошли, нечего тянуть.

Они поднялись на второй этаж и позвонили в квартиру номер четырнадцать. Тяжелая дубовая дверь мигом отворилась, будто их ждали. Из полумрака прихожей на них смотрела совершенно седая интеллигентного вида старушка в спортивном костюме и узких очках.

— Вам кого, девочки?

— Бабу Нату, — нашлась Света, мысленно ругая себя за невнимательность: надо же было умудриться прийти к человеку, не удосужившись выяснить, как его зовут.

Старушка отступила в сторону, давая возможность гостям пройти, и тут же выставила перед ними две пары ярко-голубых домашних тапочек.

— Что-то я нас не узнаю. Вы чьи будете?

— Сами хотели бы узнать, — ответила Евгения.

— Ой, что-то вы, девчата, изъясняетесь загадками.

— Нам очень нужно с вами поговорить, — вступила в разговор Светлана. Возможно, наша мама воспитывалась в магаданском детском доме, а нам сказали, что вы помните всех детей.

— Ну, всех — не всех, а многих помню, — подтвердила хозяйка. — Особенно тех, кто долго жил. Когда ребенка чуть ли не с пеленок и до семнадцати лет растишь да времени проводишь с ним больше, чем со своим собственным сыном, уж точно не забудешь.

Смирновы прошли в просторный зал с непривычно высокими для жителей современных квартир потолками и присели на диван. Ната устроилась напротив девочек, отодвинув для себя от обеденного стола стул с мягким сиденьем.

— Вы ведь работали в детском доме лет тридцать назад? — спросила Света.

— И тридцать лет назад, и сорок, — улыбнулась Ната, — в прошлом году как раз отметила пятидесятилетие трудовой деятельности и решила: хватит. Устала, выработала весь свой ресурс. Детдому шестьдесят лет, мне семьдесят. Мы в Магадан вскоре после войны переехали, с Украины. Отец привез сюда мать, меня да моего молодого супруга. Я тогда только-только педучилище окончила, здесь уже сына родила и сразу на работу. Так вот пятьдесят лет как один день и промелькнули. Но вас ведь не моя история волнует, а ваша. Что вы хотели узнать? Спрашивайте.

Светлана протянула Нате паспорт, раскрыв его на странице, где была вклеена фотография семнадцатилетней матери.