Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 34

Мне хотелось защитить Ингара, сказать, что он не причинит нам вреда. Уж точно не теперь. Но запястье, поврежденное во время вынужденного знакомства с сарехом, напомнило о себе болью. Поправив браслет, скрывающий еще не сошедший кровоподтек, я жестом подозвала неотлучную Суни. Она настороженно поглядывала на сареха, хмурилась и пообещала исполнить все распоряжения в точности.

Служанке понадобилось совсем немного времени, я даже успела увести Ингара до появления лекаря. Меня это радовало, ведь врачеватель невольно воскресил бы образ Снурава. Как это могло подействовать на сареха, я не бралась предсказывать.

Свою часть дома я всегда считала крепостью, в которой мне ничто не может угрожать. Даже проникший ко мне среди ночи Ингар не поколебал эту уверенность, и я наслаждалась чувством защищенности, покоя. Оно было особенно ярким после событий в Храме.

Суни постаралась на славу. К нашему приходу подготовили горячую ванну и чистую одежду. Пока гость мылся, а служанка помогала мне переодеться, прислужницы накрыли поздний ужин. Расположившись в любимом кресле, я ждала Ингара. Тарийский костюм оказался ему чуть велик и выглядел на коренном сарехе странно, как и кожаный тисненый пояс с ножнами, который Ингар надел поверх кушака. Но все лучше, чем залитая кровью одежда.

Усадив притихшего мужчину за столик, я широким жестом пригласила Ингара угощаться.

— Ты, верно, голоден?

Ароматы жареного мяса и теплого хлеба щекотали обоняние, разноцветные вареные овощи привлекали взгляд. Но Ингара они не заинтересовали. Он отрицательно покачал головой, на меня не посмотрел.

— Может, ракы? За упокой, — робко предложила я.

Он кивнул, потянулся к кувшинчику. Осторожно обхватив пальцами узкое горлышко, наполнил две рюмки.

— Выпей со мной, сиятельная Забирающая, за ту душу, что не отняла, — ожесточенно ухмыльнулся Ингар, глядя мне в глаза.

— Я выпью за твоего отца, — примирительным тоном ответила я и поднесла к губам рюмку. Крепкий напиток сильно пах анисом, пьянеть не хотелось, но и не отпить не могла. Потому что Ингар хищно следил за каждым моим движением.

Глоток обжег гортань, на глазах выступили слезы, я закашлялась. Сарех залпом опустошил рюмку, понюхал кусок лепешки.

— Забористая ракы, добрая, — он вновь взял кувшинчик, плеснул себе еще. — За то, что его душа свободна!

На сей раз он, к счастью, не дожидался, пока я отопью. Выпил сам. После третей рюмки съел лепешку, после четвертой положил на тарелку кусок мяса, но тот так и остался нетронутым.

Я опасливо наблюдала за изменениями, сосредоточилась на попытках прочитать сареха. Горькую пустоту и тусклое безразличие к происходящему сменила злоба. Ядовитая, разъедающая сердце. Ракы гасила ее, туманила хмелем, поднимала на поверхность боль утраты и слезы. Но, глядя на сложившего на груди, чуть покачивающего взад-вперед Ингара, я знала, что злоба вернется, пробудит желание мстить.

После пятой рюмки незримая стена рухнула — Ингар начал рассказывать.

Он говорил о Снураве, который не был ему родным отцом. Оказалось, лекарь подобрал замерзающего сироту на улице и сделал для него больше, чем многие родители делают для своих родных детей. Ингар говорил о городе на севере, где они жили, о том, что опытного Снурава пригласили работать в посольстве сарехов в Ратави. Что там лекарь прослужил восемь лет до появления нового посла, господина Далибора. У того был личный врачеватель, держать второго посол считал неправильным. Но едва об этом пошел слух, посол даркези предложил Снураву работу. На господина Квиринга лекарь проработал чуть больше трех лет. По словам Ингара, у его отца не было даже маломальских недоразумений с послом.

Сарех говорил о своей общине, о том, как хорошо лекарь ладил с людьми, что его любили и уважали. Это было правдой, как и предыдущие откровения Ингара. Как и последующие рассказы об отце и времени, что они проводили вместе.

Нет, образ лекаря Снурава не был исключительно хорошим, да Ингар и не пытался сделать его таким. Оттого нашлось в рассказе место и порокам. Страсть к азартным играм была одним из них, но и тут мне не удалось ни за что уцепиться. В игре Снурав знал меру: долгов не накапливал, не жульничал, противников выбирал тщательно. Он любил хорошую честную игру, а умение красиво закрутить кости считал мастерством.

Если бы я сама не прожила во время ритуала тот день, когда лекарь приготовил и дал яд, никогда бы не поверила, что этот человек был способен на подобное. Понятно, что община за него так заступалась. Ясно, почему сын готов был на все, лишь бы предотвратить ритуал.

Ингар говорил и говорил, рассказывал все новые истории об отце. При других обстоятельствах я бы радовалась этой словоохотливости и задавала вопросы, но сарех продолжал пить. Его речь постепенно становилась размытой, он часто терял нить беседы и начинал с начала.

Ингар был вдребезги пьян, но все же допил остатки ракы из кувшинчика и моей рюмки ради соблюдения традиций. Сарехи верили, что северные боги наблюдали за поминальными трапезами. Если на столе оставались крепкие напитки, значит, скорбь по усопшему не сильна, и места в небесном чертоге он не заслужил.

Поставив локти на стол, положив лицо на ладони, Ингар неотрывно смотрел на меня.

— А ты красивая, — пробормотал он.

— Ложись спать, — посоветовала я.

Он кивнул, левый локоть соскользнул, и мужчина едва не ударился лицом о стол. Дернулся, выругался и вцепился в диван, пытаясь сохранить равновесие в расшатывающемся мире. Я встала, поправила подушки, мягко придерживая Ингара за плечи, помогла ему лечь. Он пробормотал что-то неразборчиво благодарственное и поймал мою руку. Прислужницы в тот же миг оказались рядом, но я остановила их жестом.

— Ты меня понимаешь, — прошептал Ингар. — Понимаешь… Ты мне нужна… Без тебя я не справлюсь…

— Отдыхай, — я осторожно высвободила ладонь из его слабых пальцев.

Сарех закрыл глаза, через пару минут его дыхание стало мерным и глубоким. Я ушла в спальню, остановилась на пороге, обернулась. Женщины занимались спящим: отстегнули пояс с кинжалом, сняли сапоги, укрыли одеялом.

— Они последят за ним, сиятельная госпожа, — тихо заверила Суни. — Не тревожьтесь.

Я кивнула и с трудом дождалась, когда служанка разберет мою прическу и освободит волосы от полусотни заколок и шпилек. Осоловевшая от усталости, не раздеваясь, упала на кровать и мгновенно заснула.

После того, как мы с сестрами позавтракали, господин Шиан пришел в беседку и доложил о событиях в Храме и городе.

Ратави сошел с ума. Иных слов, равно как и объяснения внезапной вспышке насилия у меня не было.

По сведениям стражей, все началось в одной большой и благопристойной таверне. Она удачно располагалась на перекрестке, где сарехский квартал примыкал к домам даркези и тарийцев, и славилась тем, что драки там бывали редко. Владелец сарех без стеснения вышвыривал из заведения перебравших гостей. А в этот раз он оказался одним из основных зачинщиков.

Он и несколько подвыпивших сарехов подошли к уже нетрезвым даркези и предложили выпить за жриц великой Маар и справедливость. Те согласились, предсказывая скорую смерть Снурава. Завязалась перепалка, которая затем превратилась в драку, а после и в настоящую битву, уничтожившую несколько десятков домов. Как выяснилось, Храм Маар стал не единственным оскверненным святилищем. Храм даркези и храм сарехов были сожжены дотла. В одном из них погромщики попытались убить служителей.

Даже слушать такое было страшно. Я старалась подражать внешне невозмутимой Гариме, не показывать волнения и скрывать дрожь. Пыталась соответствовать представлениям тарийцев о земном воплощении дочерей Супругов. К тому же мне нужны были правдивые сведения о происходившем в городе, а не намеренно смягченный рассказ, как Абире. Сестра обхватила себя обеими руками, ее губы дрожали, а в глазах читался неподдельный ужас. Начальник нашей охраны часто на нее поглядывал и явно хотел бы закончить рассказ раньше, но Гарима не позволяла.