Дни войны (СИ) - "Гайя-А" - Страница 48

— И все они такие. Как будто…

— Дурману накурились, вот и всё, — пожал плечами собеседник. Верен упрямо мотнул головой.

— Тут что-то еще. Словно мертвяки, прости Господи. Редко-редко жизнь увидишь в них.

— Потому и живут дольше нашего, — предположил кум.

— Не живут. Существуют. Живут, может, и меньше…

Но, сказав это, Верен знал, что встреченная им асурийка тем и отличалась от всех прочих, что жила. Глаза ее были полны чувства, жизни, и Силы — Силу Верен уже встречал и чуял, как хороший охотник. Подвешенные в воздухе, словно шерстяные нити, струны Силы вокруг Латалены были скручены и спутаны, и он всем телом ощущал их дрожь, их напряжение, их притягательную мощь.

Это была сама Жизнь.

— Не смотри на нее долго, кум, — посоветовал Гухард другу, и погладил амулет, висящий на шее, — эдак можно и голову потерять; заманит, околдует, и все, пропадай.

— Чушь это все! — возмущался в ответ Верен, недавно услышавший о том, что суеверия необходимо всеми силами изживать.

И — словно назло всем его планам — взгляда отвести от леди Элдар он не мог. Отплевываясь от маячивших огромных черных глаз, оборотень слонялся полночи по деревянным галереям и задумчиво подвывал себе под нос.

На болотах выдалась жаркая ночь. Верен, раскинувшись по широкой постели поперек, пытался уговорить себя заснуть. За дверью на полу на тюфяке спала без снов Латалена Элдар, свернувшись под тонким одеялом, и волк корил себя за то, что не мог об этом забыть.

«Вот я думаю о ней опять, чертова баба, — отплевывался он, беспомощно проигрывая самому себе, — ухожу на дно, ей-же древние кости! Продать ее! Язык отрезать и себе оставить!». Верен снова заурчал и перевернулся на живот. Улетучился даже призрак сна, и мужчина пожалел себя.

«Проклятые остроухие, — ругался он под утро, все-таки засыпая в совершенной горячке, — если пройдет — значит, здоров, и к черту. А коли не пройдет, я красавицу оставлю себе».

Конечно же, за последующие девять дней дороги его болезнь только усугубилась.

***

Паломничество предоставило Молнии прекрасные десять дней для отдыха.

Наконец-то все прекратилось: и нытье, и разговоры о войне и шансах, и бесконечный подсчет врагов и союзников. Теперь осталось только время, отданное исключительно жизни.

Это Молнии нравилось. Наконец-то Финист Элдар, которого она знала и любила, вернулся в реальность. Он, стеснявшийся собственной образованности. Он, говоривший о Вере, и загоравшийся огнем изнутри.

Пожалуй, за эти десять дней Молния полюбила своего друга и его народ больше, чем когда-либо. Может, потому, что впервые она видела вокруг не одни убийства и подготовку к ним? Но везде вокруг стояли палатки и навесы точно таких же, как и она, простых жителей Поднебесья, и войны не хотел никто.

Должно быть, война это действительно вынужденный шаг, — нехотя убеждалась девушка. Молча и задумчиво следовала она за Летящим, опасаясь потеряться в бескрайней толпе паломников. Она шла, хмуро взирая на вездесущих сородичей-гихонцев, просивших подаяние вдоль дороги. Утоптанная миллионами ног дорога в ущелье, украшенная гирляндами, фонарями и всевозможными колокольчиками и бубенцами, как будто вела в никуда. Лица появлялись и терялись, пестрота одежд сменялась еще большей пестротой; отовсюду, куда ни глянь, стекались сотни паломников.

«Так, Джаха, — обратилась Молния к себе, и вцепилась в руку Летящего, — не теряйся. Все здесь чем-то заняты. Все суетятся, и им кажется, от каждого зависит нечто очень важное. Чем они все заняты? Почему они постоянно куда-то идут и что-то ищут? Сумасшедшие».

Кто-то торговал. Кто-то ругался с торговцами. Кто-то громко сообщал окружающим о подлости своего соседа из далекой какой-то деревни неподалеку от Агминского Устья — Молния даже не представляла, в какой стороне света оно находится.

Летящий, за руку которого она ухватилась, боясь потеряться, пробирался вперед так уверенно, словно знал точный путь. Она ступала за ним след в след.

«Так-так, а вот воины. Все, как всегда: уставшие, злые и хотят спать и есть. Но и они в этом странном путешествии. Они-то что забыли здесь?».

Кто-то пытался найти пропавшего осла. Кто-то укачивал детей. Кто-то пересказывал историю Пророчества, и в красках рассказывал о том, чего никогда не видел, но во что очень верил. Молния хотела послушать, но Летящий спешил. Как выяснилось, он намеревался остановиться чуть повыше Холма.

«Это называется господствующая высота, — гордясь собой и им, вспомнила Молния, — ее надо занимать, если враг может прийти снизу».

Потом он спал. Потом ел. Потом много молился, потом снова спал. Молния успела оббежать несколько соседних костров, познакомиться с десятками соседей и просто проходящих незнакомцев, и узнать, что в этом году в Драконью Кишель собралось невозможное количество паломников — вероятно, потому, что никто не надеялся на победивший Элдойр в следующем.

Молния не разделяла их мнения.

«Вообще, почему они паникуют? — злилась она на трусость окружающих, — где вся эта вера, о которой Летящий постоянно говорит? Если бы они верили хотя бы на десятую часть, как он, никто бы не боялся. Странный народ».

Она в победе не сомневалась, потому что не сомневалась в Летящем. Он заслуживал победы, если была справедливость в мире.

В справедливость Молния тоже верила. Настроение паломников к третьему дню изменилось: они устали от раговоров о трудностях и бедах, и вокруг зазвучали песни и проповеди. Очередной наплыв новоприбывших — и снова все преисполнились раскаяния и смирения — и опять-таки песни и проповеди.

Все это казалось Молнии бессмысленным шумом и суетой. Так оно и осталось бы в ее памяти, если бы, конечно, не Летящий. Он замучал ее книгами и цитатами, обучением грамоте и рассказами о великих историях. Девушка кривилась и отворачивалась, но не слушать не могла. Вопросов возникало все больше.

Если это истина, и все так просто и понятно, то почему все так получается? Если любой, кто ей противостоит, ошибается, почему ошибающихся больше?

«Джаха, это не твоя война, — говорила девушка себе, но внимательно слушала, — разве не это было правилом? От начала времен мы не воюем; и это знает все Поднебесье. Народ Гихона не воюет. Там, где льется кровь, мы не ходим. Лучше нищими, но живыми». И она видела гихонские таборы, неспешно двигавшиеся на запад, через ущелье в Загорье. Сопровождаемые звонким лаем собак, задорными песнями и звуками гармошек, они уходили в дорогу — как и сто лет назад, как и тысячу.

«Пора и тебе, Джаха», — говорила себе Молния, безуспешно пытаясь сделать вид, будто Летящий и весь Элдойр и вся семья Элдар ничего больше не значат для нее.

Гихон ждал; ждали степи Черноземья. Можно было поехать куда угодно, уйти пешком или улететь на драконе — в том, что она найдет общий язык с ящерами, Молния не сомневалась.

Пожитки? У нее ничего не было, что можно унести, кроме того, что она имела на себе. Сейчас или никогда, повторяла Молния, глядя вслед каждому следующему путнику, уходящему прочь. Бежать, это она умела. Это она умела лучше всего в жизни.

Она могла убежать в любой из этих прекрасных десяти дней. Она знала, что Летящий знает. Ей не доводилось сомневаться в способностях наследника Элдар к предвидению. Он в самом деле умел читать мысли, стоило ему лишь настроиться. А ведь Молния сопровождала его уже достаточно давно.